Попаданка в постель Верховного жреца бога смерти

9 Купель 

МАРИНА 

  Вселенская НЕ-СПРА-ВЕД-ЛИ-ВОСТЬ! 

  Единственный шанс не умереть со скуки в четырёх красных стенах раньше, чем впаду в бешенство от того, что меня держат взаперти, будто провинившегося ребёнка, испарился!  

  Не спорю, во мне говорит обида, взращенная пропагандой, которая легла в основу Вселенной Marvel: если с тобой приключается что-то из ряда вон выходящее, то ты непременно преобразишься в героя. Я, конечно, геройствовать не собиралась, но с волшебной силой отвоевать себе право на нормальную жизнь в последние дни или часы было бы значительно проще.  

  Крепко прижимая к груди большое махровое полотенце, я ускорила шаг, нагоняя остановившегося у лестничного спуска жреца. 

  Так и хотелось напомнить этому семейному тирану, что это не я решила запрыгнуть в освободившееся тело из другого мира. Знаю, что не стоит лезть в чужой монастырь со своими правилами, но его обращение со мной считаю неприемлемым! 

  Моё недовольство росло, словно снежный ком, и вскоре грозило вырваться, похоронив призрачную перспективу на благополучный исход. Мне определённо не хотелось умирать окончательно или заполучить от жреца в отместку новое тело, которое и даром не нужно. Меня передёрнуло от уродливого образа, который смогла нарисовать моя фантазия: заячья губа; волчий оскал, обязательно с кривыми зубами; монобровь, которую замучаешься выщипывать; на голове три волосинки; сутулая фигура и талии нет...

  Придётся взглянуть правде в глаза: с этим пиромантом я не справлюсь один на один и без его огненных спецэффектов. Остаётся активизировать всё женскую хитрость и — как бы мне не хотелось — все чары драгоценного тела его жёнушки. 

  От распиравших меня мыслей и эмоций уткнулась лицом в мягкий ворс полотенца, чтобы скрыть всю гамму чувств, отразившуюся на нём, и врезалась лбом во внезапно остановившегося жреца. Отпрянула, бросив взгляд на воззрившего на меня мужчину, и задохнулась, удивляясь яркости голубых глаза. Возникло чувство дежавю. Я точно уже видела эти глаза, но только почему-то сейчас заметила какие они у жреца... красивые. Возможно, всё из-за того, что он смотрел на меня мучительно долго и не рычал как умалишённый. Но от размышлений отвлекло жгучее желание вдохнуть воздуха. Мозг заработал в поисках причины нехватки кислорода. Отгоняя смущение, я опустила полотенце, которым зажала себе нос, и постаралась тихонько втянуть ноздрями желанный воздух. 

  – Нам сюда, – произнёс наконец жрец, перестав сверлить меня своим ледяным взором, и указал на арку. 

  Я засеменила за ним, озираясь по сторонам: ни одной живой души не встретилось нам по пути, а это шагов двадцать по коридору, потом шесть пролётов лестницы и ещё метров сто до указанной мужчиной арки, которая вывела нас во внутренний двор. Я задрала голову, испытав неожиданную ностальгию по дворам-колодцам, только этот двор был куда больше. Земля была выложена гладкими булыжниками, а в центре, словно гриб, возвышалась небольшая постройка с узкими бойницами вместо окон. 

  Жрец уверенной походкой приблизился к домику и потянул за кольцо, прикованное к небольшой металлической двери, которая легко подалась, оглашая двор скрежетом по камням, что неудачно расположились у самого порога.

  – Заходи, – подтолкнул он одним словом, заметив, что я не решаюсь приблизиться к очередной мрачной постройке. У них на территории храма, как я посмотрю, весёлый и жизнерадостный декор не приветствовался — всё серое. Единственная зелень — тот палисадник, открывшийся моему взору с террасы.

  – Я долго буду ждать? – строго одёрнул жрец, начиная терять терпение.

  Я фыркнула себе под нос и, задрав гордо голову, прошествовала мимо мужчины, игнорируя его недовольный вид. Ничего. Пусть подождёт. Я лично на тот свет (или уже этот?) не тороплюсь, потому никуда спешить не намеревалась. Да и заветы бабушки всегда со мной, а она говаривала, что мужчины родились сильными, а значит, им вполне по силам «чуточку» подождать женщину. Ну а если не дождался — слабак! А такие нам не нужны. Мне так точно.

  Свет, проникавший в помещение через распахнутую дверь, позволял разглядеть скудное убранство: мужская статуя вонзала трезубец в череп у своих ног, а из него, из пустой глазницы, выглядывала змейка, обвивая оружие, которое, судя по всему, её каким-то чудом не ранило.

  Я замерла, раскрыв рот: на купель это место совсем не походило, скорее — склеп. И два черепа, насаженные на колышки, взирали на меня зияющими дырами, предостерегая, чтобы я не смела приближаться к каменному изваянию, которое, между прочем, было наго и хорошо сложено. Казалось, мужчина в любой миг поведёт широкими плечами, вынимая застрявший в черепе трезубец, и, откинув длинные волосы, упавшие на лицо, закончит начатое — прикончит гадюку, что угнездилась в неположенном месте. 

  Может, я такая впечатлительная фантазёрка, а может, на самом деле начинаю сходить с ума, вот и померещилось, что серый камень пришёл в движение, плавно меняя картину передо мной. Я вытаращилась, не смея дышать и пошевелиться, видя, как змея резво устремилась вверх по древку трезубца, перепрыгнула на мужчину, которому не хватило проворства, чтобы поймать ползучую тварь. Тугим кольцом легла гадюка на шее атлета. Желваки заходили на каменных скулах. Серые зубы сцепились, скалясь в безмолвном рыке, оказывая всё возможное сопротивление удушающей его змее.  

  – Чего застыла? – всё такой же грубый голос жреца отвлёк от созерцания внушающей страх и опасение картины.

  Я потёрла глаза услужливым полотенцем, словно это поможет в будущем избежать таких галлюцинаций, и решилась спросить:

  – А это кто? – И осторожно указала пальчиком на замершего в изначальной позе каменного атлета.

  – Это? – Брови жреца взметнулись так высоко, что мне неудобно стало за такой «глупый» вопрос.

  Все же знают, кто это!

  Все! 

  Но не я. 

  – Это бог смерти Мароук. Статуя изображает его борьбу с глупыми предрассудками.