Порок сердца

Порок сердца

Теплым июньским днем Вениамин Кузнецов вышел из дверей здравницы, держа в руке лист с заключением. А если точнее – с приговором. На листе, помимо регистрационных данных, в графе «Отклонения» значилось:

«Гипертрофия миокарда левого желудочка – начальные проявления.

Диастолическая функция левого желудочка нарушена по первому типу.

Двухстворчатый аортальный клапан».

Вениамин не знал, ни что такое диастолическая функция, ни чем страшна гипертрофия миокарда – его ошеломила последняя строчка.

Она бросилась ему в глаза сразу, едва он получил листок, – показалась бессмысленной, незаконченной. Вениамин набрался смелости и спросил у проводившего обследование специалиста:

– А что, простите, клапан?.. Вы не указали, что именно клапан…

– Я указал, – дежурно улыбнулся специалист. – Он у вас двухстворчатый.

– А должен?.. – сглотнул Вениамин. – Одно?..

– А должен быть трехстворчатым.

– Куда же делась… третья створка?.. – прошептал Вениамин.

– Никуда не делась. Ее у вас попросту никогда не было. Такой вот порок сердца. – Нечто похожее на сожаление промелькнуло в глазах специалиста, но тут же исчезло. – Проходите, не задерживайте очередь.

И теперь Вениамин брел по освещенной солнцем березовой аллее и никак не мог осознать, как это вышло, что дожив почти до сорока лет, он понятия не имел, что с его сердцем что-то не так? Ведь он постоянно проходил медицинские обследования, вел здоровый образ жизни, выполнял все указания Партии, и вообще – стремился быть достойным гражданином Страны!.. Впрочем, специалист здравницы сказал, что этот порок был у него всегда. И, скорее всего, какой образ жизни ни веди, отсутствующая створка не вырастет. А это значит… Вениамин судорожно сглотнул. …Это значит, что он не будет соответствовать новому постановлению Партии, в котором четко и недвусмысленно говорилось, что прогресс медицины в Стране дошел до максимальных вершин, и все ее граждане отныне избавлены от любых болезней, заболеваний и недугов.

Постановление вступало в силу с первого июля две тысячи восемьдесят четвертого года, до чего оставалось немногим больше недели. И если уж третья створка аортального клапана не выросла за тридцать девять лет, то за девять дней не отрастет точно. Да и гипертрофия миокарда с нарушением диастолической функции вряд ли за это время рассосутся. Об операции нечего и думать – записывать на них перестали месяц назад, когда был опубликован проект нового постановления Партии, поскольку все, кто знал о своих болячках, сразу же ринулись в здравницы. Вениамина же никогда не беспокоило сердце, поэтому до сегодняшнего дня он был абсолютно спокоен. Точнее, волновался, но так, по мелочам – насчет зубов, зрения… А в результате оказалось такое!..

Кстати, что все это значило на самом деле? Может, и переживать нет смысла? Может, ему осталось полгода-год, так не все ли тогда равно?..

Теоретически, узнать можно было в глобосети. Но информация в ней, следуя за указами и постановлениями Партии, менялась столь кардинально и стремительно, что доверять ей не хотелось. Вениамин невольно оглянулся, будто опасаясь, что его крамольные мысли могли подслушать.

Нет, лучше всего было поговорить на эту тему с двоюродной сестрой. Люба хоть и работала сейчас не по специальности, в свое время с отличием закончила медучилище.

Вениамин поднес к уху запястье, но тут же отдернул руку – звонить было опасно, на такую тему следовало поговорить с сестрой лично. Лучше всего на улице, в безлюдном месте. Он снова поднял к уху моблет и, стараясь говорить беззаботно, пригласил Любу на прогулку.

Двоюродная сестра была умной женщиной и неестественность в голосе брата расслышала сразу. Она тут же подстроилась под его тон и радостно воскликнула, что просто мечтает подышать свежим воздухом.

Встретиться договорились в парке возле озера. Собственно, «парковыми» там были только присыпанные клинцом дорожки – в остальном же по одному берегу небольшого круглого озера тянулись остатки настоящего, не попавшего еще под городские застройки леса. Вряд ли в стволы сосен и берез встроили микрофоны, во всяком случае, уж точно не во все.

Люба пришла быстро, минут через десять. Глаза ее блестели тревогой. Не здороваясь, не говоря ни слова, Вениамин протянул сестре лист заключения. Люба читала недолго. Тревожные морщины на ее лбу быстро разгладились.

– Ничего страшного, – с облегчением выдохнула она. – Возрастные изменения. Скорее всего, следствия имеющегося атеросклеротического кардиосклероза. Больше гуляй, двигайся…

– Двухстворчатый клапан – тоже возрастное?!.. – забыв об осторожности, воскликнул Вениамин.

– Ах, вот ты о чем! – улыбнувшись, взяла его под руку Люба и прижала к себе. – Испугался уж-ж-жасной патологии, большой трусливый мальчишка? Двухстворчатый клапан – всего лишь вариант развития, с этим живут всю жизнь, даже не подозревая, что у них что-то не так.

– Вот и я не подозревал, – буркнул Вениамин. – Но я не понимаю, чему ты радуешься. «Всей жизни» у меня осталось девять дней, до первого июля.