После огня

2

Лето 1945 года, Констанц

- Дом старый, но довольно большой. В нем живут два человека. Она – бывшая учительница. Состояла в НСДАП с 1936 года. Он – инвалид. Не думаю, что они будут вам мешать.

- Инвалид и нацистка? – лейтенант Уилсон приподнял бровь. – Как бы я им не помешал.

- Дом большой, - гнул свое капрал. – Мебели немного, но зато сможете отдохнуть в одиночестве. Ваша комната на втором этаже. Тихо. Все лучше, чем казарма.

Ноэль отвлекся от дороги, стелившейся перед ними брусчатой мостовой, и посмотрел на своего спутника.

- Я бывал в местах, рядом с которыми и казарма покажется райскими кущами.

- Да но… генерал Риво дал особые указания относительно вашего размещения. Он поселился на соседней улице и желает, чтобы вы…

- Чтобы я всегда был под рукой, - закончил за него Уилсон. – Будет вам, капрал. Мне все подходит. Если только эта нацистка не устроит поджог среди ночи – со второго этажа разве только в окно прыгать.

- Не думаю, чтобы ей пришло такое в голову, - капрал был молод и предельно серьезен, до скуки. – Капитан Юбер собирал сведения о них и счел возможным…

О том, что Юбер – пьяница и шутник, Ноэль промолчал. Потому что только в его больную голову могло прийти поселить лейтенанта Уилсона к члену НСДАП.

- Ваши вещи из мэрии перевезут сегодня к вечеру.

- У меня их, по счастью, совсем немного.

Всего один чемодан, да и то из ценного в нем было только письмо отца, полученное перед самым отъездом в Констанц. Это же письмо было первым от семьи с самого начала войны. Краткое и сдержанное – так всегда писал отец. Они с мамой вернулись в Париж сразу после освобождения. Еще несколько месяцев у них ушло на поиски старшего сына. А тем временем младший, Оскар, совершил восемь вылетов в места боевых действий. Он теперь служил фотокорреспондентом. Ноэль помнил его еще тринадцатилетним подростком, когда видел в последний раз.

Они подъехали к дому, сложенному из серого камня. И Ноэль невольно улыбнулся, сообразив, отчего его не поселили на первом этаже – одна из нижних веток раскидистого дерева упиралась в окно, угрожая выдавить стекло. Это показалось ему отчего-то смешным. Зато не нужны занавески – в комнате и без того вечно темно.

Они поднялись на невысокое крыльцо, и капрал постучал в дверь. Открыл им инвалид. Мужчина старше среднего возраста и без руки. Он хмуро глянул на них и отошел в сторону, молча пропуская их внутрь.

- Лейтенант Ноэль Уилсон, - представился Ноэль, чуть кивнув хозяину дома.

- Леманн. Рихард Леманн, - отозвался инвалид. – Когда-то служил рядовым, пока не оцарапало.

Потом он обернулся к капралу и, хмуро улыбнувшись, сказал:

- Я думал, господин лейтенант – француз.

- Француз, - сдержанно ответил Ноэль, не дожидаясь, пока капрал Жером поднимет челюсть, оправившись от возмущения вольностями герра Леманна.

- Я прошу показать господину лейтенанту его комнату! – потребовал Жером тоном, не терпящим возражений, и тут же, не выдержав, добавил: – И держать ваши соображения при себе!

- Как прикажете, - отозвался Леманн и кивнул в сторону лестницы, начинавшейся здесь же. – Следуйте за мной.

Лестница была узкая, темная и довольно высокая. Немец ковылял по ней, будто нарочно, медленно. И капрал заметно сердился. Ноэль только усмехался под нос – что еще этот немец может в своем бессилии? Наконец, они оказались у комнаты, дверь в которую была открыта. Леманн толкнул ее.

Мебели действительно было мало. Кровать, шкаф, стол и стул. Больше ничего, несмотря на то, что здесь оказалось просторно. Впрочем, это подходило. Уилсон давно привык обходиться малым и чувствовать себя хорошо, если было куда примостить голову, чтобы вздремнуть.

У кровати с наволочкой в руках стояла молодая женщина – как все немки, блеклая и худая. Ровная, как жердь, в бесформенном платье и без намека на женственность.

«А вот и нацистка…» - отстраненно подумал Ноэль.

Бросив быстрый взгляд на француза, Грета отвернулась и продолжила заниматься постелью. Единственное, что она успела заметить – рыжий цвет волос постояльца. Нет, не яркий и, пожалуй, далеко не редкий, но совершенно неожиданный в ее серой жизни. Она взбила подушки, расправила одеяло и у самого выхода, не глядя на офицера, негромко сказала:

- Чистые полотенца в шкафу.

- Вам следует также озаботиться ужином! – подал голос капрал. – Господин лейтенант с дороги теперь будет отдыхать. Продукты в машине. Впредь вас не будут этим обременять.

- Да, господин офицер, - кивнула Грета и посмотрела на Рихарда. Они и сами понимали, что рано или поздно в их доме окажется какой-нибудь француз, как уже во многих других домах. Но она надеялась, что в их тихую жизнь не вмешаются еще долго. Мало ей своих забот…

- Я спущусь в семь, - бросил Ноэль. – Если возможно, не могли бы вы принести сюда графин с водой.

Грета снова кивнула и, наконец, покинула комнату. Спускаясь в кухню, она пыталась представить, что она может приготовить французу, чтобы его это устроило, и чтобы он не обвинил их… да какая разница, в чем именно. Например, решит, что она желает его отравить.

Однако боязнь быть отравленным была последним, что беспокоило Уилсона. Наибольшее желание, какое он сейчас испытывал – это просто выспаться. Отъезд в Констанц в качестве переводчика генерала Риво получился внезапным и почти спонтанным. Война закончилась, но, наверное, теперь-то все и начиналось. Надежда вернуться домой, в Париж, сразу после победы оказалась всего лишь надеждой. Не все надежды сбываются. Оставалось мечтать об отпуске, чтобы просто повидать мать и отца. Если повезет – брата. О том, чтобы вернуться к науке речи не шло. Он застрял в военной форме, в этих офицерских погонах и в собственных способностях к языкам. Которые оказались так кстати теперь, после освобождения.