Последний день Лизы

ГЛАВА 1 МЭРИ ОБЕЗЬЯНКА.

Лизу разбудили солнечные лучи, прокравшиеся сквозь тонкую тюль. Один из них упал на её правый глаз, и тот  заворочался под веком  недовольным котом. Лиза сморщилась и почесала ногтём маленький курносый нос.

Она потянулась сладко в постели и, прикрыв ладонью лицо от лучей, попыталась открыть глаза. 

Бежевые стены,  орехового цвета шкафчики на стене с четырьмя белыми фарфоровыми фигурками толстых  бульдогов, красное кресло с вязаным жёлтым пледом поверх. Лиза обожала свою уютную комнату и не любила, когда в ней что-то менялось, хотя бы на сантиметр, в её жизни итак было слишком много непредсказуемости.

• Сиська в сосиску! - громко выкрикнула обезьянка Мэри.

• И тебе доброе утро - лениво ответила Лиза, прокашлявшись.

Лиза нехотя встала с кровати, заправила одеяло и пошла на кухню, откуда уже пахло блинчиками и яйцами, которые мама жарила ей по понедельникам. Лиза вдохнула посильнее аромат какао с молоком и погладила свой урчащий живот.

• Утренняя бурда-эээээ-аа! - выругалась Мэри, издав смачный рыг в конце предложения  и присвистнула.

• Доброе утро Лизонька! - радостно выкрикнула мама через плечо. 

Лиза улыбнулась ей и села за гладкий кухонный стол. Она погладила ладонью приятную поверхность стола, его шуршание под ладонью успокаивало. Он был тёплый от солнечных лучей, которые во всю изрешетили тёмно серую кружевную штору. Казалось, что узорчики на ней образовались от выстрелов сотней пуль.

Лиза представила, как от солнца к земле летят светящиеся  солнечные ковбои, они тормозят в небе со свистом, словно диснеевские персонажи и ловко выхватывают из кобур  пистолеты и разряжают все свои обоймы в их кухонную штору. В шторах остаются светящиеся дырочки.

Лиза хихикнула своим бредовым мыслям. Мама поставила перед ней тарелку с яичницей, на девочку смотрели два оранжевых желтка, слегка жидких, как она любила. Рядом уже были поставлены тарелки с вареньем, блинами и чашка тёплого какао. Мама всегда остужала горячее до тёплого перед тем как поставить Лизе.

Мама села напротив весёлая, как всегда. Её ярко синие глаза сияли, а загорелая кожа цвета молочного шоколада была бархатной . Мамин лоб вспотел и тонкие светлые пряди налипли на него.

• Трудно готовить в этакую жару ! - она вытерла лоб фартуком и подмигнула Лизе. - Кушай, кушай, тебе через час в школу! Давай скорее! 

• Школе бой! - заорала обезьянка Мэри , она резко рванула рукой в сторону, сметая коробку с овсянкой, которая стояла рядом, на столе.

• Кийя! - взвизгнула Мэри и, бойко присвистнув, ударила по вилке, лежащей на краю тарелки с яичницей.

Вилка подлетела вверх, вместе с ошмётками желтка и, отпечатавшись на белоснежном потолке, рухнула со звоном обратно вниз, разбрызгивая остатки яичницы в стороны.

• Прости мам. - выдавила Лиза, сжимая правой рукой свою левую, которая уже несколько раз с силой ударила Лизу в грудь. Била Мэри её всегда нещадно. 

• Да ничего ничего, солнышко! - мама засмеялась, хватаясь за полотенце и вытирая белок со стола.

• Хорошо хоть какао целое, может его хотя бы выпьешь? - мама улыбнулась Лизе.

И эта её улыбка, постоянно извиняющаяся, растерянная, вместе с нервными смешками разрушала Лизу внутри, уж лучше бы она ругалась, или не реагировала как папа. Но не вот так, стискивая чувство вины и боли в нелепой улыбке.

Мама и папа никогда не ругали дочь за непрекращающийся с четырёх лет дестрой, хулиганские выходки, вроде звонких шлепков по заднице или плевков за столом. 

Когда в восемь лет, кроме посвистываний и громкого непроизвольного мычания, к Лизиным тикам добавилась ещё и словесная брань, жить стало труднее. Особенно в школе. Сверстники, которые поначалу хихикали за спиной у Лизы, теперь стали подначивать её, чтобы Мэри что-нибудь эдакое выкрикнула на уроке, сорвав, например, контрольную. 

Издевательства с каждым годом становились изощрённее, дети всё больше боялись её. А тики между тем всё множились. 

Обезьянка Мэри  (так звали в семье Лизин синдром Туретта) была занозой в заднице. Конечно, её нельзя было назвать “второй личностью” Лизы, как предполагали многие недоумки, не знакомые близко с этим заболеванием. Но, порой, Мэри доставляла хлопот намного больше, чем истеричный трёхлетка в игрушечном отделе супермаркета. 

Но обезьянка не была вторым “Я”, не была она и скрытыми страхами или подавленными эмоциями Лизы, чего очень боялась мама. Психотерапевт, которого они нашли после четвёртой попытки, пройдя все круги ада в поисках грамотного специалиста, объяснил маме, что ей нечего бояться. Обезьянка Мэри это даже не животные инстинкты внутри Лизиной головы, а лишь электричество.

“Представьте, что вы обладаете компьютером, процессор которого собирал неумелый инженер. - объяснил средних лет мужчина с седой чёлкой и серыми, непроницаемыми глазами, - Он перепутал некоторые провода местами, добавил лишних микросхем. Ваш  компьютер исправно работает, но в нём возникают лишние импульсы.  И эти вот импульсы, зарождающиеся хаотично внутри мозга, в связях между нейронами в таламусе, лобных долях и ещё чёрт знает чем, заставляют Лизу дрыгаться, выкрикивать неуместные фразочки, хлопать и свистеть. Не переживайте, это совершенно безвредно для Лизы. Люди с синдромом Туретта живут обычно так же долго и счастливо, как все так называемые здоровые граждане.” - на словах “здоровые граждане” психотерапевт, не сдерживаясь, хохотнул, чем вызвал у Мэри продолжительное мычание и повторение его слов “здоровые граждане, здоровые граждане!”.

“Если тики Лизы не пройдут после 16-18 лет, - продолжил врач, после того, как Мэри замолчала, - то скорее всего они станут мягче, реже и не будут приносить такой дискомфорт. Не отчаивайтесь.”