Последний концерт

Последний концерт

«Я могу отказаться?» — с надеждой спросил певец. Получив отрицательный ответ, он сразу же позвонил сыну.

— Послушай, нам надо обсудить кое-какие финансовые дела, связанные с моей музыкальной деятельностью и наследством в целом.

— Пап, что случилось?

Дрожащий голос и то, как нервно отец затягивался сигаретой, говорили сами за себя.

— Я... получил предложение, от которого нельзя отказаться. Ты, как мой менеджер, можешь сопровождать меня. Если захочешь, конечно. Советую отказаться, ибо неизвестно, вернусь ли я вообще. Но я буду благодарен, если проводишь меня хотя бы до портала. Ребята уже в курсе. Решают, ехать или нет. У них, в отличие от меня, есть выбор. В случае их отказа мне найдут музыкантов, которые сыграют вместо них.

Сын молчал, не зная как реагировать. Капли ледяного пота стекали с его лба. С одной стороны он считал, что у отца давно уже поехала его старая героиновая крыша, а с другой… на его телефон тотчас же пришла информация с неизвестного номера. Точка с координатами и договор, по которому уже прошла сто процентная предоплата.

— Портал находится в метро? — уточнил сын, с ужасом осознавая, что ему не удастся сбежать незамеченным.

— Да.

Гигантские часы на центральной площади вызывали неприятное, гнетущее чувство полной безнадежности. Впрочем, на это и было рассчитано, ведь в отличие от привычных часов, они показывали не только время...

Люди, лишенные легкости и каких-либо положительных эмоций, напуганные вдруг открывшейся им реальностью, добровольно склоняли головы и старались как можно быстрее пройти мимо. Они спешили по старой привычке, прекрасно понимая, что больше спешить некуда.

Почти все новопреставленные рано или поздно переставали смотреть не только на часы, но и наверх, в небо. Всё равно там мало что можно было разглядеть, кроме многослойных красно-бордовых облаков, сквозь которые периодически просвечивались вспышки молний. Грязно-кровавое небо находилось в постоянном движении. Будто некий незримый художник ежесекундно выливал краску и водил кистью по холсту.

Поначалу кто-нибудь да пытался получить удовольствие от наблюдения за небосводом, но очень скоро земля с ее красно-коричневыми лавовыми потоками, темными скалами и ядовитыми испарениями заставляла всех без исключения опускать глаза и больно падать с небес на землю. В прямом и переносном смысле слова. Убежденные в собственных прегрешениях, с угнетенным сознанием и порванной духовной связью, души сжигали сами себя, бесконечно долго перемалывая остатки человечности в горниле раскаяния.

Кьяре не нравилось сюда приходить. В этом мире всё было чересчур пасмурно и мрачно, и гораздо темнее, чем даже в промежуточных мирах. Хотя кое-какая радость всё же позволялась здешним жителям. В этой реальности массовые мероприятия проводились без привязки к какому-либо событию и всегда с четко обозначенной целью. Все знали о ней, но никому не хотелось обсуждать перспективы.

Праздники же остались в прежней жизни. Они маячили на задворках сознания едва уловимым воспоминанием о сказочно-волнительном сновидении, тяготили и без того переполненную отчаяньем душу. В какой-то момент задумываться о чем-либо, кроме насущных дел и естественных потребностей организма, становилось физически больно, ведь от осознания приходило отчаяние, следом за ним — безмолвие. Людей как будто накрывало невидимым полотном, а затем сковывало льдом. Не имея возможности защищаться, им оставалось только одно: добровольно отдать себя на пожирание коварному и безжалостному врагу. Выражение «потерять душу» здесь приобретало прямое значение.

Разочарование и безразличие читались на лицах жертв, им больше ничего не оставалось, кроме как продолжать играть свои заученные в прежней жизни роли. Да и кого винить, кроме самих себя?

«Что может быть хуже, чем потерять душу? — ужаснулась Кьяра, окинув взглядом тех, кто стоял ближе к ней. — Какая ирония: лед снаружи, вулкан внутри. Того и гляди взорвутся. И чтобы сохранить баланс, требуется самая малость: отпустить любые привязанности, страхи, мысли, чувства… Неужели оно того стоит? Страшный выбор»

Повсюду наблюдалось одно и то же: напряженные, направленные внутрь себя взгляды, полные понимания того, что с ними произошло. Души истошно кричали, но слышать это могли лишь избранные. Для всех остальных поддерживалась иллюзия безропотного спокойствия.

«Скоро начало», — отметила Кьяра, пройдя через турникеты. Она встала позади всех, на самом краю круглой площади, и осмотрелась. Подобно огромной чаше, центральная площадь приготовилась собирать энергию со зрителей. Министадион, такой же вогнутый как и для спортивных игр, был отлично продуман и сконструирован как раз для этих целей. Болельщики болели душой и источали боль, продолжая кормить тех, о которых они теперь знали наверняка, но уже ничего не могли с этим поделать. Добровольная прижизненная передача своих душ в плен многочисленным подключкам — энергетическим паразитам, автоматически акцептировала и договор «посмертного» существования.

Вскоре на площади стало довольно многолюдно. Кто-то в нетерпении перешептывался, кто-то бездумно наблюдал за пробой звука и света на главной сцене, кто-то принимал формально запрещенные препараты, чтобы провести редкий выходной с пользой и расслабиться на полную катушку. Разработка планеты и обслуживание подземных механизмов ни на день не прекращались, поэтому никаких еженедельных выходных и ежегодных отпусков тут и в помине не было, за исключением вот таких массовых мероприятий.