Последний луч

Последний луч

Одинокий маятник тихо клонится из стороны в сторону. Ритмично рассекает воздух - каждой своей остановкой он знаменует новое начало. Из вечности в вечность шарик  неумолимо становится лишь быстрее.
  Свет. Яркий непреодолимый свет бьет в глаза бледному человеку. Зеницы съежились, образовав дельту выразительных морщинок.  Поднятая ладонь сдержала натиск беспощадных лучей. В небольшом теневом укрытии - человек чье имя забыто буквально пару минут назад - ослепленный безликим светом, сидит посреди мягкого сиденья. Наверняка автомобильного - ощущения в этот раз не подводят безымянного. Нагретый, одетый в простые серые цвета салон с трудом различим сквозь фиолетовые круги перед глазами. 
  Человек в пути... Но куда? Навряд ли это удаться понять. 
  Хотя.
   Наверное, к свету. Но это возможно лишь до тех пор, пока он не погаснет. За светом всегда опускается мрак, бережно и незаметно накрывая своим одеялом мечтающие души. 
  Ну, так что же после? Куда ехать дальше, и кто за рулем? Как много вопросов одолевает человека, который лишился своего имени буквально три минуты назад. И так мало сил, чтобы пробиться сквозь эти навязчивые лучи, рука ходит подобно маятнику - свет не упускает не единой возможности ослепить человека. 
  Наверняка, если на этом сиденье будет человек знающий свое имя, проблем не возникнет - свет в этом случае не станет волновать, лишь бы оказаться дома до темноты. 
  Безымянный уже кажется состарился от назойливого прищуривания, морщины с трудом расползаются по невзрачному лицу. Чуть он приспускает свои веки, как лучи замерцали в унисон и потихоньку начали отступать. Это чем-то напомнило контрольный косой взгляд через поникшее плечо на первом свидании. Прикрой человек глаза секундой раньше, они никогда больше не открылись бы.
  Перед его холодным, как осеннее утро, взглядом  постепенно проявляется салон машины. Машины знакомой, а может, и нет. Еще пара мгновений  моргнувших глаз, и она проявится полностью. А пока человек смотрит в окно, сквозь отпечатанные кончики пальцев, ладоней, рисованных улыбок. За матовым стеклом простирается черная, словно банка с дегтем, равнина. Огромный, чарующий, но, к сожалению, ровный как линейка горизонт заглатывает поблекшее солнце. 
  Безымянный не беспокоится, нет. Он боится мрака не больше собственной тени. Если долго смотреть на яркий свет, точно также мрак заполнит пустой взор.
   Буквально через минуту пейзаж изменится. Абсолютно точно изменится. Человек решает осмотреть машину. 
  Обычный  салон, его можно описать как небо над ближней темной равниной или внешность безымянного - один из таких салонов, на которые абсолютно никому нет интереса. Все садятся и едут в таких салонах до тех пор, пока не расстанутся с ним навсегда и больше никогда не увидят того, чего видеть не хочется. 
  Человеку хочется спать, но не сильно. Глаза изредка сами заползают наверх, стараясь незаметно зацепиться где-то там, на пределе, но в одночасье возвращаются на прежнее место перед новой попыткой. Они видят пейзаж за окном, все внутри закипает, хочется изменений наскучившего вида. Они произойдут. Но только тогда, когда вера превратится в отчаяние.
  Огромные, тихо летящие, скалы деликатно соприкасаются друг с другом, обвиваются вихрем собственных осколков и танцуют патриархальный вальс. 
  Сон становится правдивее реальности. И если это не сон, то человек хочет, чтоб его ущипнули.
  Гигантские, серые камни, разлетающиеся в стороны, падают вблизи машины прямиком на пустынную равнину. Свет, отраженный пасмурным небом, освещает приземление груд кусков величественных скал, раскрученную ветром тучу песчинок.
  Человек  любуется зрелищем совершенно спокойно: "В действительности тут нет ничего необычного. Вот если бы можно было открыть окно у этой машины, было бы уж слишком необычно". Но пробовать человек конечно не станет.
  Машина с трудом взбирается на серпантин высочайшей из ползущих гор, чему свидетельствует появление плывущих облаков. Окружающая возвышенность тропа, была на самом краю, даже выделялась на фоне дробленого конуса. Пошел синеватый  летний снег. Снежинки будто стараясь не навредить каменным великанам, заботливо обвиваются вокруг скал. Ни одна из десятков тысяч не задела неуклюжих гигантов.   
  Человеку достаточно просто вытянуть голову в сторону уходящего ветра, который провожает на край света громоздкие цепи гор,  и лицезреть сонм, порожденный его сознанием. Бесконечное количество ровных, в соотношении с наиболее неровными, озёр, тонко и точно подсвеченных нежным, розовым заревом заката. Огромные водопады, разливающие пенные облака по долине. В миг цветущие и увядающие вишни, ветви которых без скупости одаривают маленький мир тучами плывущих против ласкового ветра лепестков. 
  Один из меньших водопадов пропускает сквозь себя одинокую машину. Над головой безымянного разливаются частички пушистых облаков. Они распадаются, растворяются, образовывая проход в аккурат по форме невзрачного автомобиля.
  Маятник бьет сопротивляющийся воздух, отталкиваясь от него то в одну, то в другую сторону. Его очертания становятся все отчетливее в глазах человека, но перед ним никакого маятника нет.
   Он всегда движется...
   Куда не посмотрит безымянный, он будет видеть маятник, закрытые глаза в этот раз его не спасут. Идеально ровный шарик сам заставляет сомкнуть веки. Хочется попасть в ту темную, сырую, холодную комнату, хозяин которой бесконечно качающаяся железка. 
  Он с радостью собьет, уничтожит её, лишь бы не закрыть глаза. Человека клонит в - сон? Он борется, высматривает каждую деталь пейзажей, которые меркнут под его свинцовыми веками. Нельзя засыпать - твердит он себе. После этого сна больше никогда не получится заснуть. 
  Чудный мир за окном начинает рушится. Земля соприкасается с небом, под колесами растворяются  мосты. Озера выходят из границ, переполняются и уничтожают темную долину, смешанную с мягким отблеском заката вечно садящегося солнца.  Человек  больше не в силах смотреть на весь этот сумбур, он пытается подавить окружающую его сонливость туманящее сознание. Маятник бьется все сильнее, словно стараясь выбраться из рамок установленных длиной нити - разрушить пространство и остановиться. 
  Нет. Человеку нельзя засыпать. 
 - Сердце остановилось, он умирает!! 
- Да что ты там копаешься! Подключай! Разря-яд!
 
   Все рушится, рушится красиво под особенно вычурные взмахи дирижера. Весь мир овеян ритмом классической симфонии созданной биением сотен сердец - под него затихнет все что угодно, даже жизнь затейливого мирка. Земля гаснет, исчезает во мраке, в огромной пропасти, куда на миг канул разум человека. Вся долина образует воронку, её части расщепляются и монотонно закручиваются, предопределяя свой конец. Нужно бороться человеку, лучше пасть в эту бездонную пропасть, чем оказаться один на один с до боли в висках ритмичным маятником.
- Разряд!
 Всё словно охватила хаотичная пульсация. Темная аллея, на которую ненароком свернул человек, вновь озаряется светом. Он еще не спит, он лишь лежит на полу разящей сигаретным дымом машине. Но, кажется, что ушедшую действительность уже не вернуть,  встать невозможно.
- Разряд!
  Остается лишь сложить руки на груди и поддаться нарастающей тяжести век. Последний раз почувствовать легкость смыкающихся глаз.
-Разряд!
- Без результата!
- Увеличивай! 
 Веки снова раскрываются, оголяя неожиданно бодрый  настрой глаз. Человека начинает выводить из себя. Уже становится различим шум торопливой машины. Тот шум, который различим лишь тогда когда тяжело уснуть. 
  Безымянный приподнимается, чтобы увидеть свет последних лучей заходящего солнца. Но он видит лишь тьму, тьму из-за которой невидно даже салона машины. Странно, что это стало заметно после окинутого взором слепца внешнего мира.
 Человек со всей силы смыкает веки, он хочет чего-то этим добиться. Но чего? Он и сам не знает. Буквально минуту назад борясь со сном, он старался ступить ему навстречу. Из силою сжатых глаз чуть ли не потекли выдавленные слезы.
  Голову клонит вниз, безымянный сидит у маятника. Тот неустанно продолжает испытывать бедного человека. Он опять в машине, нет, он там и здесь. В двух местах одновременно. В своём хрупком, разрушающемся мире и у стойкого маятника, железный шарик которого изводит его. Он видит перед собой две картины, и закрытые глаза его снова подводят. Всю свою жизнь, он полагался на свое мировоззрение, он закрывал глаза и верил, надеялся, что впереди, за непроглядными лучами света таится искомый источник. Но каждый раз это было лишь застрявшее солнце между небом и бескрайней пастью горизонта. Надежда умирает последней, даже позже того кто верил и надеялся. 
 - Разряд! Давай, дружок... Ну давай же! Еще!
 Голову мысли рвут на части. Осколки мира превращаются в пыль. Вскоре и машина оборачивается маленькими крупицами, которые обычно скапливаются под окнами в лучах солнца. В этот раз они собираются у последнего источника света - уходящей человеческой души.
  Маятник практически невидно. Остались лишь очертания маленькой комнатки, они затеряются в ворохе сознания. Словно одеялом он накрыл человека и превратил его в парящие горы, зеркальные озера, плывущие и льющиеся облака, воздух бледно-розоватого оттенка. Он превратился в звук хода маятника, в мельчайшие крупицы машины - он превратился в весь этот хрупкий маленький мир с большой и редкой основой - жизнью. Он стал светом, он обратился во мрак...
 В конце концов, он по-настоящему открывает свои изнеможенные глаза и видит истинный, так нужный и искомый на протяжении всех его лет свет. Свет, исходящий от его души. Ярчайший из всех, он позволяет смотреть на себя, хоть целую вечность, ни разу не  моргая. Человек увидел то, к чему так стремился, то что хотел увидеть всю свою жизнь пробираясь сквозь слепящие лучи. Сквозь них он пытался выйти к истине, но натыкался лишь на пустоту. А ведь стоило по-настоящему открыть глаза, словно в оборванном страшном сне, когда насилу продираешься сквозь затуманенный разум к реальности.
  Человек очнулся, тревожно вобрав в себя колющий воздух. Его обдало небольшим холодком.  Свежесть и утренний запах сырости коснулся обоняния Джеймса. Перед ним простиралась небольшая комнатка с одним приоткрытым окном. Белое как снег помещение. Он лежал на мягкой кровати, на высоком матраце и был бережно укрыт свежим, пахнущим лавандой одеялом. Прямо под правым ухом что-то пищало, не выходя из ритма. Дыхание человека было тяжелым прерывистым, он словно придавлен нагроможденным на него оборудованием, которое так не хотелось разглядывать. 
  Через день, Джеймс узнал от доктора, что после страшной аварии он больше никогда не сможет встать на ноги.
 Хочется снова закрыть глаза и бессмысленно надеяться, что жизнь изменится. Закрыть и позволить себя укатать во мрак,  придавить  себя им, как этим оборудованием. Хочется снова увидеть тот свет... Свет души, который можно увидеть лишь раз в жизни. Но перед собой человек видит лишь сомкнутые веки и осознание своего безликого будущего... Маятник более не дрогнет, его больше нет.