Последний шанс

Последний шанс

   Рыжая степь простирается до самого горизонта, насколько хватает взгляда. Ветер вольно колышет высокую, до груди, траву, по серебристым метелкам ковыля пробегают волны, отчего степь кажется озером в ветреный день - или даже морем, серебристым морем, подернутым легкой рябью.

   И кажется, что можно стоять вот так вечно, трогать пушистые метелки, жмурится, чувствовать на коже обжигающие солнечные лучи, вдыхать запах горячей земли и суховатой степной травы...

   - Анна...

   Она почти не помнила мир за стеной. Эта степь была только далеким, полузабытым сном, видением, промелькнувшим в окне автомобиля, в котором маленькая Анна вместе с семьей ехала в город, за высокие серые стены.

   - Анна...

   Нет, нет, не хочу просыпаться, оставьте меня в моей рыже-серебристой степи, не дергайте, не надо! Я знаю, что будет - опять бег, длинные переходы, краткие привалы, не приносящие отдыха, тяжелый рюкзак давит на плечи, с непривычки натирает ремень неудобно висящей винтовки... Опять беспокойство, настороженность, страх, поминутные оглядки, попытки выжить - не хочу, не хочу, оставьте!..

   Но степь уже подернулась зыбкой дымкой. Картинка пошла рябью, словно помехи на испорченном экране...

   - Анна, вставай. Надо уходить.

   Она разочарованно вздохнула и села, еще не открывая глаз. Серая куртка, которой она укрывалась, сползла на колени, промозглый ветер тут же просквозил до костей, заставив женщину поежится - и окончательно проснуться.

   Фрэнк уже отошел от нее и утрамбовывал спальник в мешок.

   - Буди девочек. - не оборачиваясь, бросил он, затягивая узел. - Уходим как можно быстрее.

   - Сколько? - Анна растерла лицо руками, остро жалея о невозможности умыться. Вода была дефицитом. Питьевую достать было практически невозможно. На улицах то и дело встречались те немногие выжившие, кто готов был пристрелить тебя из-за наполненной фляги...

   - Не меньше десяти особей, за пятьсот метров, за поворотом. - Фрэнк прицепил спальник к собранному рюкзаку. - Быстрее, если не успеем, придется прорываться с боем.

   Окончательно сбросив с себя сонное оцепенение, Анна встряхнулась и потянулась к спящим рядом дочерям.

   - Ханна, Хэйли! Девочки, подъем!

   Из-под широкой куртки Фрэнка выглянули заспанные девичьи мордашки.

   - Мама?

   - Вставайте, девочки. Времени мало.

   Меньше всего Анне хотелось пугать дочерей. На их долю и без того выпало слишком много. Ни один, пусть даже самый плохой ребенок в мире, не заслуживает такого, что уж говорить о собственных детях. Ханне было девять, Хэйли - шесть, и на их долю уже перепало больше потрясений, чем их тридцатидвухлетней матери за всю жизнь. Хэйли и без того ни слова не говорит с момента взрыва...

   Экстренные сборы стали почти привычными. Скатать спальник, прицепить к рюкзаку, тщательно расшвырять угли, чтобы не было пожара, распределить фляги - всего три, одна у нее, одна у Фрэнка, одна - у Ханны, как у старшей, на всякий случай тщательно спрятанная в небольшой рюкзачок. Анна гнала от себя мысли, что девочки когда-нибудь останутся одни в сошедшем с ума городе, но если такой не дай боги случилось бы, они точно не умрут от жажды первое время, а его должно хватить, чтобы она успела их отыскать. Девочки молчали. Ханна смотрела испуганно, чувствовала напряженность взрослых, но изо всех сил старалась держать себя с ними наравне. Маленькая Хэйли смотрела серьезно, крепко держась за руку сестры. В другой руке девочка сжимала замызганную плюшевую черно-белую собачку.

   Фрэнк стоял у края крыши и тревожно оглядывал темную улицу. Освещения не было, а предрассветные сумерки мешали разглядеть хоть что-нибудь четко.

   - Готовы? - он обернулся и постарался ободряюще улыбнуться. - Отлично, выдвигаемся.

   Он повесил на плечо автомат (патронов было немного, стоило экономить), и направился к чердачному люку.

   - Не бойся, малышка. - мужчина походя погладил Ханну по взъерошенной темной макушке. - Все будет хорошо. Верно я говорю, Хэйли? А?

   Девочка неуверенно кивнула, не ответив. Фрэнк вздохнул, открыл крышку люка и, сбросив вниз рюкзак, ловко соскользнул в черный провал.

   - Пойдемте, девочки. - Анна подтолкнула дочерей вперед. - Папа ждет.

   Ей совсем не верилось, что все будет хорошо, но она не имела права признаться в этом даже самой себе.

   * * *

   Они двигались медленно, неуклюже переставляя ноги. Дерганные движения, закостеневшие, неудобные позы, скрюченные пальцы рук, раззявленные рты, бессмысленные глаза, затянутые тусклой мутно-зеленой пленкой. Они были слепы, но обладали превосходным слухом и чрезвычайно тонким обонянием. Никакая собака не смогла бы сравниться с ними в этом - жертву они чуяли за километр.

   Добро бы они были неразумны - но разум у них определенно был. Коллективный. Стоило только чему-то живому появиться в зоне их обитания - и они подтягивались со всех сторон, по мере сближения объединяясь в единый, стихийно собирающийся организм. Чаще всего жертву брали в кольцо, или зажимали к стене, или в здании без возможности выхода, а после набрасывались все вместе, как голодные гиены, и разрывали голыми руками. Ели редко, только при сильном голоде или нехватке энергии - когда давно не было жертв, они изуродованными статуями застывали на месте, не двигаясь до поры до времени.

   Умершая жертва вставала уже пару часов.

   Они не чувствовали боли, не знали страха и были много сильнее человека. Они не боялись огня и горели довольно плохо - горящая особь продолжала двигаться вместе со всеми, не обращая внимания на такие мелочи, как костер на собственной спине. Медлительность и неуклюжесть движений была обманкой - по мере приближения к жертве скорость их увеличивалась, движения становились резкими и хваткими.