Последний уют

Последний уют

Нестройной армадой мчались сизые облака через аквамариновый небесный простор. Их размашистые тени скользили по голой земле, но только на мгновенья спасали от невыносимого жара светила. Вокруг, куда ни падал взгляд, лежала иссохшая степь, что даровала взору и небу лишь светлые плоские камни и раскалённый тёмно-серый песок. Но кое-где ещё произрастала трава, ещё жили звери и люди.

По узкой тропе девять человек двигались на запад, верхом, к Лавовым Полям. Кони перебирали ногами, покачивали головами, шумно вдыхали горячий воздух. Они несли четырёх рыцарей в полных тяжёлых доспехах и более лёгких господ, а ещё два вьючных животных тащили нажитые богатства, тюфяки и припасы.

Что кони, что люди – все утомились. Но вот на пути в недружелюбный край, на самой границе земель человечьих, трактир возник, и отнюдь не мираж. Бревенчатый, хилый, покошенный, в два этажа, с конюшней, амбаром. Дым из трубы выходил, всё как надо. Посреди крыши раскрытая бочка громоздилась, а в ней бородатый старец лыбу давил, в соломенной шляпе, с ручным соколом на плече. Ещё выше, на палке гнутой, потрёпанный флаг развевался, королевских цветов, красно-белый.

Внизу, у входа в трактир – два мальца-оборванца. Первый счищал помёт стервятников с деревянной таблички "Последний уют", поглядывал на путников, хмурил лицо, в песок плевал. То ли от работёнки, то ли от недовольства, что незнамо кто пожаловал.

- Какое двусмысленное название трактира! – гоготнул один из рыцарей. - Последний уют перед Лавовыми Полями… А, может, и последний перекус вообще. Для тех, кто не сдюжит возвратиться…

- Клиенты долго не живут! – подхватила хохму воительница рядом. - В долг здесь не дают, точно вам говорю. Никакой выпивки за счёт заведенья.

Второй малец сидел на завалинке подле входа в трактир, сонно вращал трещоткой, на небо поглядывал. Окликнули его:

- Эй, хлопец! Не злые духи мы! Изгонять гостей не надобно!

- А он не бесов изгоняет, - сказал с другого коня старче в мантии. - К дождю взывает.

- Как? Разве не в бубен должен бить, плясать?

- Ох ты неуч! - Волшебник воздел ладони к небу, перед собой, и пальцами зашевелил. - Сила струится через руки. Вот, что главно’. Артефакты лишь помогают вызволить её, особенно когда она слаба. А уж чем пользуется младой маг – это его дело. Кому что ближе и сподручнее. Палка, посох, хоть сапог! У каждого свой обычай, своя манера, как говорится. Но истинному мастеру эти костыли не нужны. Голыми руками может волшбу творить. Если, конечно, он развил в себе Силу не топором махать или мотыгой.

Тучи быстрее побежали, глубоко в небе ухнуло, закрапал дождь. Малец рот раскрыл, не ведая, сам он непогоду призвал иль незнакомец удружил. Чародей слез с коня, улыбнулся, взъерошил юнцу сальные волосы.

- Сильные чувства порождают сильную магию. Но ты делаешь это без должного волненья. Может, это занятье тебе не по вкусу? Есть много других ремёсел…

- Тьфу, маги! – заворотил носом один из воев. – Подлинная Сила - в мышцах, в мускулах, а не в этих ваших фокусах! Чваньё!

Спешивались путники, коней в стойла завели и шумною гурьбою в трактир ввалились. Засим дождь капать перестал.

Весь вечер допоздна у большого камина за долгим столом пили, ели, веселились.

Старый бард, что с соколом ручным, играл на лютне и нёс всякий непонятный вздор. Внешне весь дремучий такой был, бородатый, с длинными седыми волосами, а лицо – что кора древесная, вековая. Грязный, неряшливый. Гнильсом звали.

Хозяин трактира, Люций, тоже в летах, но себя так не запускал, одевался и вёл себя как барин, длинные усы с завитками кверху расчёсывал при случае, улыбался широко, спину держал ровно, нос - высоко, аристократично. Говорил с апломбом. Позёр, баловень и насмешник. Постояльцам щедро кубки наполнял, а гости ему со смехом говорили, что вино здешнее жжёт огнём, нигде такого не пробовали больше. Видать близость лавы сказывалась, шутили они. О Квестах трактирщика спрашивали, но нечем ему было их порадовать, кроме устаревших листов "Разыскивается живым или мёртвым". Мелочью они это называли, да и сроки все истекли. А ещё хвалились, что Королевский Квест вызвались исполнить, Лавовые Поля зачистить от монстров. Уж больно много людей оттуда не воротилось.

Жена трактирщика, Морья, разудалая грозная дева, шире любого в плечах, еду подавала, и кто-то заметил, что мясо по вкусу как конина, но тому все говорили, что пить надо меньше. Но не Морья, она слова за вечер не вымолвила, трубку из зубов не выпускала, улыбалась редко, на обращенья не реагировала.

Два мальца сидели в дальнем углу, тоже молчком, глядели на гостей во все зенки. А глаза как блестели! Осточертела скука степная.

За полночь одни гуляки по комнатам разбрелись, другие прямо за столом заснули.

И не проснулись болей.

Раздели их, всё драгоценное забрали.

Для верности - ещё глотки перерезали.

Но не всем. Одну деваху трактирщик отравленным вином не поил, только усыпил. Очнулась она связанной по рукам и ногам в винном погребе. Когда всё поняла, разругалась, разрыдалась, но ничего поделать не могла. Наложницей сделалась, рабыней.

- Папаня, а позырить можно? – спрашивал один из мальцов старика. Губы облизывал, руки потирал в нетерпеньи.

- Идём, Хиро, - звал сына дядюшка Люций, ловец человеков, душ владелец. – Идём, родной. Большой уже. Всё можно.

Так и закрывались они в погребе вместе с девахой.

А другому юнцу – Дугу – оставалось только крики, стоны, ругань да смех слушать. Веселье его всегда стороной обходило.

Шёл тогда он к тётушке Морье. К большой такой, сильной, необщительной, молчаливой. И если заданья никакого не было, если работёнки по дому-трактиру не завалялось, то давала она ему немного радости из табакерки посмаковать. Сама курила постоянно, через трубку, вот её Дугу и давала. Все мысли разом вышибало, чувства притуплялись, ничего больше не заботило.