Последний Воин Духа

03. Последний Союз Духа.

Последний Союз Духа

            Прошло три месяца с тех пор как Джон пошёл в колледж и познакомился с Уолтером и Анной. Было начало декабря, стояла мягкая, не ветряная погода, и Джон часто выбирался в лес или парк полюбоваться заснеженными деревьями и полянами. Так он любил набираться вдохновения для своих произведений. За это время он прослушал уже много музыки, которую периодически предлагал ему Уолтер. Больше всего его зацепили Битлз и Пинк Флойд. Под влиянием именно этой музыки стало формироваться новое мировоззрение Джона.

            Уолтер постепенно учил Джона игре на гитаре – сначала простейшим аккордам, потом перебору – арпеджио. Никаких нот они не признавали. Джон вообще был далек от классической музыки и времён её создания. В голове его вертелись идеи и лозунги 60-х, эпоха цветов жила в его сердце. Пышным цветком расцветало в нём желание изменить мир, ибо прикоснувшись к красоте мира, Джон уже успел немного познать и души людей и житие их. И видел он, что люди чураются, сторонятся этой красоты, что живут и умирают они по каким-то своим нелепым законам, далёким от путей красоты и истины… Джон уже знал, что делают с теми, кто выбивается за рамки правил, кто живёт так, как не принято в обществе. Да, всё это смахивало на детский лепет, – то, как отбирали его телескоп и потом били его ремнём, но тогда ему это детским совсем не казалось. Вмешались в его мир, попрали его свободу! Приказали делать так, как принято, как нужно, как делали от веку!..

Теперь Джон повзрослел и смотрел на мир уже не так по-детски. Прибавилось забот и обязанностей, а самое главное, пришло понимание, Знание, но оно же суть бремя… А тогда, когда он был увлечён ночными рассматриваниями звёздных скоплений, ещё ничего этого не было. Был только телескоп в руках и звёзды. И больше ничего не было нужно. Он мог разглядывать их целыми ночами. Вот именно как трепетное воспоминание об этом безвозвратном времени он и написал свою первую мелодию. Это был простой гитарный перебор, состоящий их четырёх аккордов под таким же незамысловатым названием «Счастливое Детство». Однако, нельзя сказать, что Джон сильно оплакивал то время – он понимал, что приобрёл за последние месяцы намного больше, чем вообще мог себе представить. И немалую, даже решающую роль в его «пробуждении» сыграли Уолтер и Анна. Конечно, можно допустить, что Джон и без них бы когда-нибудь пришёл к чему-то истинному, изначальному, сам бы добрался, скажем, до Битлз, но как и когда – кто знает…

То, что до поры было сокрыто в нём, проснулось, вылезло из скорлупы на свет белый к вящей радости его друзей и к великому огорчению его родителей, которые, не понимая ровным счётом ничего из того, что происходило с их сыном, – ведь их-то такая «участь» не коснулась, а раз не коснулась, – «мы такого не проходили, нас этому не учили, никто так не живёт, значит это неправильно, в обществе так не принято, это надо искоренять». Но их попытки как-то повлиять на Джона ни к чему не привели. Они натолкнулись на уже начавший проявлять себя характер Джона. Характер, помноженный на зарождающуюся веру. Кто или что сломит такого человека? Поэтому, побившись головой об стену, родители Джона немного успокоились: в конце концов их сын худо-бедно успевал в колледже, ничего криминального не совершал, ну и бог с ним, чем бы дитя ни тешилось. Кроме того, все надежды теперь возлагались на новое «утешение»: нынче ему – по совместительству брату Джона – уже исполнилось два года.

            А дружба нашей троицы всё крепла. Часто, практически каждый день собирались они у Уолтера или Анны, разучивали новые песни, слушали музыку, пили чай, смеялись, разговаривали на серьёзные темы. Они были не разлей вода. С Уолтером и Анной Джон был откровенен, он позволял себе обсуждать с ними такие вещи, которые он раньше никогда даже не мыслил говорить вслух в одиночестве. Часто, собравшись втроём на всю ночь у Анны, они при неверном свете канделябров часами обсуждали идеи и музыку 60-х; вдохновляемые картинами тёти Дженни, восторженно погружались в мир «Властелина Колец» и «Силмариллиона»[1]; тихонько пели втроём, слушали Битлз, The Kinks, The Searchers, The Animals, The Who и другие команды той замечательной эпохи.

            Вместе с радостью новых открытий, Джон познал и страдание. Теперь он смотрел на мир гораздо шире, чем полгода назад. Он видел, что творится с миром – войны, насилие, тоталитаризм, сплошное падение уровня культуры и нравственности. И он переживал всё это, он словно нутром чувствовал боль мира, страдание, стоны Земли, раненной человеческой глупостью. Теперь Джону открылись помыслы большинства живущих на планете, они были просты до безобразия – самосохранение, продолжение рода, обустройство собственного быта, накопление богатств на безбедную старость и прочее. Как он ни старался, так и не смог осознать и принять он чаяний этих людей. Да, возможно, то, чем они жили, было вещами важными, но как можно жить, сознательно отказываясь от всего прекрасного, созданного природой и людьми? Жизнь ли это, или только обозначение, биологический признак принадлежности к миру живых? Джон жалел людей, он начал верить, что своим творчеством и самопожертвованием разогреет холодные сердца, и разгорится тяга людская ко всему прекрасному. Часто ночами скорбел он о людском духе, так просто поддавшемся мнимым, примитивным радостям жизни. Гуляя вдоль заполненных транспортом городских улиц и направляясь к Рибблтонскому парку, Джон размышлял о том, что люди создали дома из бетона и камня, машины из стекла и металла. Наукой открыты многие законы физики и химии, человеку практически подвластна материя. Триумф человеческой цивилизации – города, машины, самолёты, корабли, электронно-вычислительные комплексы – Джон поднимал взгляд к небу, к этой прозрачной непостижимой синеве, – и понимал, насколько искусственны, далеки от природы все эти достижения. Холодное зимнее солнце и глубокое, прозрачное, бездонное синее небо. Как могут все эти созданные человеческим умом вещи заменить первозданную, нетронутую тленом дивную красу, так щемящую сердце и пробирающуюся в самые потаённые уголки души? Джон многое отдал бы за кусочек того зимнего неба, за возможность чувствовать его и быть ближе к нему. Ему и нечего было отдавать, всё материальное для него почти перестало существовать. Постоянными его спутниками стали теперь ожидание чуда и горечь невосполнимой утраты, неизлечимой временем. Страдания за мир переносились им как собственное горе, словно это горе растянулось во времени и происходит для него здесь и сейчас. И каждый день приближал что-то важное, светлое, Джон чувствовал приближение долгожданного исцеления для мира. Он не просто верил в чудо, он точно знал, что скоро оно произойдёт и мир преобразится. И отдавал все свои внутренние силы для скорейшего осуществления этого деяния. Исчезнут боль и страдание, старение материи, люди уверуют в любовь и станут ценить друг друга. Канут в лету и останутся только на бумаге человеческие пороки, долгие тысячелетия мучившие род людской. Мир навсегда преобразится и войдёт в новую стадию развития – Эру Любви.