Последняя выставка Санамбе Бо

Последняя выставка Санамбе Бо

Ноты – это лишь искусство записывать идеи, главное – это иметь их.

Анри Мари Бейль (псевдоним Стендаль)

Прозвучало заключительное рондо симфонии и в зале на несколько секунд воцарилась тишина. Все люди, находящиеся здесь, молча сидели, будто боясь спугнуть тонкое и невесомое впечатление от этого поистине великолепного музыкального произведения. И вот, еще секунду спустя, зрители разразились аплодисментами, переливающимися по залу подобно грому. Это была и правда великолепная симфония. На этот раз Ринекка превзошел сам себя — гармоничность и богатство передаваемых образов удались, как никогда ранее.

Когда люди, громко разговаривая, уже ехали по перемещающейся дорожке из алого бархата в сторону дверей, Санамбе вдруг почувствовал вдохновение. Ему захотелось творить, прямо сейчас, не теряя ни минуты. Он поторопился выйти из зала и встал на ленту траволатора, ведущего к стоянке флаеров. В его мозгу уже рождались образы, многие из которых он тут же отбрасывал, но некоторые запоминал, чтобы потом изобразить на своей новой картине. Нет, для своей выставки, до которой оставалось чуть больше недели, он уже все сделал. Дело было не выставке, а во вдохновении, причиной появления которого стала симфония Ринекки. Ему тоже захотелось творить и создать нечто, что стало бы лучшим среди всех его работ!

— Здравствуйте, мистер Бо! Пожалуйста, назовите точки маршрута, — раздался голос компьютера, когда за Санамбе плотно закрылась стеклянная крыша его флаера.

— Домой, — коротко произнес человек, пытаясь не отрываться от своих мыслей.

Было уже поздно и над городом раскинулась ясная летняя ночь. Под прозрачным полом пробегали освещенные разноцветными огнями улицы. Медленно проплывали мимо светящиеся изнутри затейливые верхушки многочисленных небоскребов, олицетворяющие достижения цивилизации. Огромное здание оперного театра осталось позади, но было еще видно, как с транспортной площадки шестидесятого уровня поднялся общественный флаер, который подобно старому автобусу, развозил тех людей, которые не имели личного транспорта.

Санамбе закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Он пытался представить свою будущую картину. На ней пока еще было больше белых пятен, нежели мысленных изображений персонажей. Но это было нормально – главной задачей творца в современном искусстве, было создать общий образ, подать нужное направление мысли зрителя или слушателя, уловить в себе и передать тот тонкий момент, то чувство, которое стоило того, чтобы его показать миру. В своей великолепной симфонии, Ринекка, создал идею, атмосферу того времени, в котором происходили события. Остальное же, всю техническую работу, доделывали специальные программы.

Главное умение современного творца заключалось в придумывании самой идеи, самого ядра творения, а не в многочисленных деталях, штрихах и мелочах без которых конечно, тем не менее, нельзя было обойтись. Поэтому на помощь человеку пришел компьютер и для каждого вида искусств были созданы свои программы. Музыканты писали композиции в своей программе, которая на выходе выдавала законченное музыкальное произведение. Писатели придумывали идею и закладывали ее в другую программу, сделанную специально для литераторов, и на выходе получали готовый роман. Скульпторы, задумывая очередную фигуру томной женщины, вводили в программу нужные параметры будущей скульптуры. Художники, включая известных, одним из которых был и Санамбе, тоже пользовались аналогичной программой и на выходе получали прекрасное полотно с подсыхающими красками. Творцы сегодняшнего дня не отвлекались на механическую работу, оставляя свои силы исключительно для придумывания эссенции идеи.

Флаер, тем временем, беззвучно подлетел к одному из небоскребов в элитном районе города и, поравнявшись с одним из верхних этажей, пристыковался к шлюзу. Человек, открыв стеклянную крышу, сразу вошел в свою квартиру и вдохновленный, быстрыми шагами направился к компьютеру.

— Здравствуйте, мистер Бо, – сказал приятный женский голос. – Какое приложение открыть?

— Все, что относится к «творить»! – почти выкрикнул Санамбе, величественно задрав подбородок.

— Команда не опознана, — равнодушно ответил женский голос. – Повторите команду.

— Художественную, — уточнил человек. – Эх, нет в тебе жизни!

— Приложение изобразительных искусств открыто, — сказал женский голос и большой, немного вогнутый монитор, осветился приятным светом, отобразив пользовательский интерфейс программы.

— Музыка! — вновь крикнул Санамбе и в углу что-то тихо зажужжало.

— Назовите исполнителя и альбом, — произнес женский голос.

— Ринекка, симфония «Сожжение Рима»! – сказал человек.

— В моем списке произведение отсутствует. Произвожу обращение к центральному хранилищу, — монотонно прозвучал голос.

— Конечно отсутствует! Он ее недавно закончил. — Санамбе лег в пологое кресло и закрыл глаза – он хотел заново внимательно и не отвлекаясь послушать новое творение композитора.

Тихо, как будто издалека, донеслись первые звуки симфонии. Сначала осторожно, играя на одном лишь инструменте, слушателя подготавливали к мысленному переносу в первый век нашей эры. Постепенно вступали другие инструменты, и симфония, обогащаясь звуками, окончательно увлекала слушателя за собой в то безумно интересное и страшное прошлое. И наконец, перед мысленным взором Санамбе, появились белые здания древнего Рима. Здание сената и базилика Юлия Цезаря, Марсово поле и храм Венеры-Прародительницы – все это проносилось перед воображением, создавая своими призрачными образами атмосферу той эпохи. Симфония нарастала и присоединяющиеся к общему потоку звуков новые инструменты, помогали лучше представить древний Рим. И когда слушатель уже окончательно переносился во времени, когда он, стоя на римской улице, уступая дорогу рабам несущих на носилках аристократов, с любопытством наблюдал шагающую мимо контунбернию во главе с центурионом, симфония ускорялась, увлекая его за собой в заботы и ритм той далекой жизни. Быстрый темп музыки отображал настроения, которые царили в Риме в шестидесятых годах нашей эры при правлении Нерона — театральные казни держали в страхе нижнее сословие, а бесчисленные празднества и оргии раздражали многих аристократов и деятелей искусства верхнего сословия.