Посвящение в "челноки"

Посвящение в "челноки"

084. Посвящение в «челноки»

22.10.1994

Нам нужно было срочно начать футеровку печи по прокаливанию анодной массы на Красноярском алюминиевом заводе. Жамал отправил меня в Красноярск, а сам занялся отправкой туда из Кустаная машины с нашими огнеупорами. Однако, кроме своей обычной футеровки, мне предстояло накупить всяких радиодеталек для нашей доблестной междугородной телефонной станции по списку, который нам принёс Андрюха Ларин. Для этого они с Габаевым вручили мне сверх моих командировочных аж тысячу долларов.

До Красноярска я добрался, на своё искреннее счастье, без всяких приключений на двух поездах с пересадкой в Новосибирске. Рано утром во вторник, которые потом в России назовут «чёрным», я приехал из гостиницы на завод, но всем оказалось не до меня – именно в этот день с утра произошёл какой-то жуткий обвал курса обмена рубля на доллар, и народ был занят подсчётами своих финансовых потерь.

Накануне курс обмена составлял около 2750 рублей за доллар. А утром большинство «обменников» в городе не работало. Редкие коммерсанты рискнули продавать доллары по 4500 рублей. И только один-единственный «обменник», находившийся внутри гостиницы «Яхонт», всё же каким-то образом заставили открыться и покупать у крутых постояльцев (а там жили исключительно такие!!!) эти самые доллары, чтобы они могли за всё там платить. Они поставили курс покупки в 4415 рублей за доллар. Мелькнула поначалу шальная мысль продать всю эту «штуку», но я всё же решил не рисковать – а чёрт её знает, эту Россию, что она устроит себе завтра?

А на следующий день весь ажиотаж кончился, курс обмена установился в 2940 рублей за доллар, и все обменные пунктики открылись, как ни в чём не бывало. Тем временем заместитель главного механика «КрАЗа» Александр Фёдорович Кондрашов шипел на меня:

              – Где машина с мертелем? Футеровку пора начинать!
              – Вышла из Кустаная три дня назад…

А грузовик, как потом оказалось, споткнулся у Омска об российскую таможню! Казахская его выпустила, а эта не принимала: то одной бумажки не хватает, то другой… На самом деле из водилы выжимали бабки, которых у него из-за всей нашей бедности попросту не было – мы ведь занимались честным производством, а не всякими там спекуляциями и перепродажами. Кончилось дело тем, что наш водила прибился к колонне ещё восьми таких же бедолаг, и они рванули ночью мимо таможни вдоль насыпи железной дороги…

В ночь с воскресенья на понедельник уже следующей недели моего сидения в Красноярске, он добрался, наконец, до завода, и встал на полукруглой асфальтированной площадке напротив главного здания заводоуправления. А утром… Пока он спал, его «КамАЗ»-длинномер обставили со всех сторон легковушками, и он не мог оттуда выехать!!! Кондрашов был уже вне себя:
              – Где мертель?!!
              – Да вон, прямо под носом…

Народ выглянул в окна, и весь этаж отдела главного механика вздрогнул от громового хохота, а мне пришлось идти на эту автостоянку, и не давать новым ездюкам вставать на место уехавших, пока не образовался достаточный по ширине коридор для выезда длинномера…

Футеровку всё же успели сделать вовремя, и я собрался в Томск за всякими там микросхемками и резисториками. Красноярская железнодорожная касса на улице Робеспьера продала мне плацкартный билет в прицепной томский вагон к новокузнецкому составу. Но когда я пришёл к поезду, этого вагона в составе не оказалось. И что самое интересное, никто из тех, почти двух десятков человек, которые купили такие же билеты, этому особо и не удивился. Бригадирша поезда рассадила нас по другим вагонам, благо свободных мест было много.

Рано утром в Тайге мы собрались у окошка дежурной по вокзалу. Та долго куда-то звонила, потом прибежала начальница станции, и они на пару переписали нам билеты в один из плацкартных вагонов подходившего вскоре фирменного «Томича». Но, когда этот поезд прибыл, проводница того вагона, куда мы все направились, вдруг отказалась впускать нас на том основании, что мы, оказывается, должны были сделать доплату за то, что поезд скорый и фирменный! Стали объяснять ей, что мы – пассажиры с отменённой «прицепки», но эта тётка не хотела ничего слушать. Но что она могла сделать против такой толпы – когда прошло уже двадцать минут пустых споров, а поезду зажгли зелёный, мы всей толпой просто оттёрли проводницу и заскочили в вагон…

С вокзала я побрёл прямо вдоль рельс к уже знакомой мне улице Лыткина. И, когда я переползал Южную площадь, вдруг раздался душераздирающий вопль, и прямо на меня верхом с радостными воплями запрыгнул Юрка Белов. Не знаю, уж, что подумала про нас вся толпа, стоявшая рядом на остановке…

Юрик вскоре слез с меня и поскакал дальше по каким-то своим делам, а я ввалился к Балныку. Олежка бегом соорудил что-то вроде праздничного обеда, потом подтянулся старинный габаевский кентяра Женька Исаков по кличке Бонифаций, а сам Юрик появился только к вечеру. Человек хорошо разбирался в радиодеталях, поэтому я сразу же отдал ему ларинский список. Тот стал прикидывать, где, что и почём.

А на следующий день я, Юрик и Бонифаций пошли в какой-то местный радиотехнический институт. Пошли пешком, и где-то по дороге нам вдруг подвернулся коммерческий киоск, продавщицей которого сидела настолько красивая девка, что Женя не выдержал, и залез к ней в окошко чуть ли не с ногами. Мы с Юриком стояли и терпеливо ждали, когда же он с этой девчонкой наговорится. Долго ли, коротко ли, но барышня, сидевшая в киоске, судя по всему, послала Бонифация очень далеко, ибо он вылез обратно с самой кислой физиономией.