Потомки лорда Каллига

Глава девятая: Непоправимая ошибка

— Ты знаешь его?
Слова магистра Дина дошли до Рана как сквозь толстый слой ваты. Он был слишком глубоко в себе, в мороке своих сомнений.
«Конечно, знаю. Это Каллеф, ученик Долоруса, наутоланина».

Редвин помотал головой:
— Первый раз увидел, магистр. Он управлял плотоядами, напал на этого... на бита, — зеленый вроде представился, но имя совершенно вылетело из памяти. — Я не хотел, магистр! Я не хотел!
— О чём ты? Ты герой, Редвин. Выстоять против такого противника, и всего лишь с этим недостойным подобием оружия!
«Недостойное подобие... будь оно чуть полегче — хотя бы вровень с коррибанскими чёрными клинками — Каллеф был бы ещё жив!»

— Я не хотел убивать, магистр, — отчаянно повторил Ран. — Я хотел только оттеснить его от... от бита. Может быть, вырубить. Но я ошибся, и я убил его.
— Разве ты впервые убиваешь? — в голосе джедая было недоумение.
«Неправильно. Всё неправильно. Почему он не ругает меня? Я ведь заслужил!»

Учитель... учитель строго и устало нахмурился бы. Потом... потом сказал бы что-нибудь вроде:
— Ран, смерть — это одна из тех вещей, которые нельзя отменить. Мы, ситы, не боимся её — но мы знаем ей цену; мы помним, что часто ошибка страшнее преступления. Сейчас ты осознал это; не утрать же это осознание, храни его, берегись наносить удар, когда можно воздержаться от него.
Учитель был, мягко говоря, неортодоксален в своих взглядах на этот предмет. Но ведь и Гаркун обозвал бы его болваном, криворуким экзотом, не способным отличить своих от чужих и тыкающим мечом куда попало без разбору, поскольку мозгов в голове не хватает подумать. «Теперь сам с Долорусом разбирайся, отрыжка ранкора, — сказал бы он. — И пусть задница платит за грехи башки».

— Да что с тобой, — джедай тряхнул его за плечо. — Что тебя так задело, Редвин? Ты ведь храбро сражался с киликами. Ты точно не знал этого парня?
«Долорус часто говорил, что ученик — единственная причина, что он ещё жив. Каллеф ему был как сын. Даже меч у него — от Долоруса, его первый клинок».

— Магистр, я убил человека! — Ран сорвался на крик. — Убил по ошибке, когда мог и должен был оставить в живых!
— Ты джедай, Ред, — это было сказано почти ласково. — Ты не мог ошибиться. Сила хотела его смерти, твоя рука же просто последовала за её волей. Я чувствую в тебе сомнения и страх; отбрось их — это первые шаги к падению. Ты убил ситха...
— Ситха? Но он сказал, что джедай!
— Он солгал.

Магистр наклонился, подбирая с земли световой меч — тот самый меч Долоруса, его подарок ученику — и в лице его на миг мелькнуло что-то человеческое. Словно в глубине серой пещеры мелькнул огонёк. Мелькнул — и погас.
— Ты должен доложить Совету, — сказал магистр. — Я попрошу грандмастера Шан собрать сессию. И разберусь с плотоядами.
Ран кивнул, потом, запоздало сообразив, поклонился. Вышел.

Голова была пустой и тяжелой, плечи ныли, словно от немыслимой тяжести. Он должен был торжествовать: вот, его взял в ученики, взял именно тот, кто и должен был. Первая фаза операции прошла успешно. Надо радоваться. Вместо этого он терялся в сомнениях, тонул в разочарованиях.

«Так хотела Сила», — сказал магистр Дин. Ран даже знал имя этой Силы — точнее, имена. Смешно, как джедай свято верует в то, что им руководит нечто высшее и могущественное, слепо бредя на поводу у тех, кого он должен бояться пуще смерти: у ситхов. 
— Тот, кто слишком горд, всегда слеп. А тех, кто слеп, водят в поводу, — часто говорил учитель.
Оргус Дин был слеп дважды: в гордыне и в смирении. Первая учила его верить в свою непогрешимость, а второе — объяснять её непогрешимостью Силы, воле которой якобы никто не может противиться. Тем легче было с ним играть, тем легче будет им управлять... но от этого не легче.

Ран верил в Империю. Ран верил в ситов. В то, что без Императора они наконец станут свободны и обретут свою истину, которую пока что можно искать только в сугубой тайне, прячась от всезнающих глаз разведки и полиции нравов. Ран знал, что они с учителем живы только потому, что — пока что — не нашлось рук, готовых стащить с пьедестала слишком высоко забравшегося еретика, открыто отрицающего многие основания имперской жизни. И Ран надеялся — втайне частью даже и от самого себя надеялся — отдохнуть здесь, где учат милосердию и состраданию. Надеялся очиститься от пятен, которые оставила на нём жизнь среди духовной грязи, жизнь, в которой жалость считалась слабостью по умолчанию, а смерть многие полагали разменной монетой.

Болван! Сейчас он готов был смеяться над собой — вот только смех этот не был весел, вовсе нет. Джедаи, в которых он наивно видел воинов добра и света, оказались в чём-то даже хлеще родных и привычных "тёмненьких" изуверов. Оргус Дин нанёс первый удар, но добила его грандмастер Шан.
— Убийство нарушает покой Силы, — сказала она. — Поэтому очень важно, чтобы в тебе не было эмоций, когда ты убиваешь.

Ран снова попытался объяснить: он ошибся, он не хотел нанести смертельный удар, ему больно, ему стыдно. 
Он ломался под грузом вины, он нуждался в строгом выговоре, в наказании, которое снимет с плеч хоть часть тяжести. Да, часть. дело было в том, что Каллеф — ученик и друг Долоруса, "свой". Но Ран уже убивал имперцев — на Балморре, по приказу Тремейна. Это было больно, но это была часть подготовки, это был его долг. Он как раз-таки и должен был привыкнуть сражаться со своими, бить по ним без задней мысли, не меняясь в лице.
Нет, нет, дело не в том. Просто Редвин тоже не должен был убивать Каллефа. Редвин джедай. Редвин верит в милосердие, Редвин взял бы его в плен и попытался (он ведь наивен) убедить отказаться от дурацких и злобных идей о тотальных зачистках. (Из плена его бы спасли; ведь не могут же Тремейн и учитель бросить операцию на самотёк? Нет, на Тифоне должен был быть кто-нибудь, должен был быть "нянька".) Разве джедаи не понимают? Разве грандмастер Шан не видит?