Потомок древних королей

ГЛАВА 17

Утром привычно убрала синяки из-под глаз, переплелась. Все было, как обычно - вышла во двор, умылась, позавтракала. Ведун ждал. Объяснил, что нужно от меня, зачем это и когда может пригодиться.  И правда -  важное умение, буду учиться. Он оглянулся, поискал взглядом и подозвал к себе Юраса. Объяснил ему, что нужна помощь. Тот стоял перед нами, сжимая побелевшие пальцы в кулаки и важно кивал – да, помогу, как же, это нужное дело. Подступил ко мне и притянул к себе за стан. А я улыбнулась ласково, заглянула в потемневшие серо-зеленые глаза и, сбросив варежки, обняла теплыми руками закаменевшую шею, прижалась всем телом, жарко шепча в ухо:

-  Прости - брезгую.

Не смотрела больше на него, отстранилась и отошла... прильнула к Тарусу.   Закрыв глаза, рвано выдохнула и громко, уверенно сказала, почти велела: - Учи, ведун.

И незнакомые, твердые мужские губы накрыли мои... Мы замерли на миг, а потом он притянул меня еще ближе к себе, приподнял и обхватил еще крепче. И я тоже тянулась к нему, жалась, как бездомный котенок, зарываясь руками в волосы на затылке. Я не брала его силу, не училась ведовскому действу - просто дарила свой поцелуй, а он брал его. Жалко всхлипнула, когда он оторвался от моих губ и опять  потянулась за лаской. Мне сейчас нужно было!  Хотела  чуять себя не лягушкой холодной, а нужной и желанной - живой.

Сама не заметила, как с силой вонзила в мужской затылок ногти. И он глухо застонал - от боли, наверное, и опять склонился ко мне, потянувшись к губам... И тут нас рвануло!  Оторвало друг от друга и я покачнулась - не устояла бы на ногах, но сзади подхватили чьи-то руки. Затуманенным еще взглядом смотрела, как Юрас стоял над рухнувшим ведуном. А тот потер челюсть, отворачиваясь от друга - глядел на меня.  Как мужчина глядел, звал взглядом. Юрас ударил опять.

Меня уводили в дом. Шла, от стыда прикрывая глаза рукой. Села на свою кровать, дернув перед этим за рукав и не отпуская Стаса, который помог мне - самого молодого в нашем отряде. Показала глазами на ларь и он молча сел там. А я спрятала горящее  лицо в ладонях.  Оказалось - правильно, что не отпустила. Резко распахнув дверь, в нее ворвался командир и стал передо мной, сжимая кулаки.

- Брезгуешь, значит…

- Та черненькая мне больше других понравилась… пухленькая такая, - то ли улыбалась, то ли скалилась я: -  Ты только проверься, пусть Тарус посмотрит – как бы заразу стыдную не подхватить. У тебя вон волосинки густо пали на одежду да болячка на губе намечается – верный признак. Так что да – брезгую. Вот как скажет, что не болеешь ничем... таким, так и станем учиться. Я же не против, командир. А пока ребята помогут.  Да, Стас? Дело нужное, мало ли… - несло меня. Юрас разжал кулаки, улыбнулся и вышел.

А вечером ушел в село на посиделки и вернулся только утром, когда я умывалась возле колодца. Молча прошел мимо меня к себе. Вот и прояснили все, вот и славно...

А занимать силу я потом научилась. Мне помогли. Ведун не напомнил ни разу, что я тогда вытворяла. Но мои отметины от ногтей на затылке не сводил. Там аж синяки пошли - все ими любовались. А он вел себя со мной так же, как и раньше.  Подробно рассказал о том, что мы с ним  должны были тогда делать. О том, как в подобии поцелуя занимают жизненную силу  у здоровых воинов, чтобы отдать ее потом, спасая умирающих. Рассказал, как однажды было столько раненых, что просто кровь остановить всем у него сил не хватало. "Перецеловал" тогда всех, кто на ногах стоял. Жутко выглядело, наверное… не приведи когда такое испытать.

А когда до приезда свежей смены оставалась всего пара дней, все и случилось. На наш разъезд напали, когда те возвращались с обхода. Сшибку  увидели со стен, и ребята рванули на подмогу. Сразу увязли в рубке, а я в ужасе смотрела, как из-за холма подходят вражеские десятки - ровно... не спеша. В крепостце оставалась я одна и смысла дольше сидеть здесь не видела. Порубят их – и мне смерть великим счастьем покажется.

Мигом оседлала коня - умела уже, и выехала... стегнула за воротами, не жалея. Летела!  Успевала еще проскочить. Как увидела, что уже могу различить вражьи глаза, так и стала метать стрелы. Сшитая специально для меня перчатка надежно защищала ладонь и запястье. Тридцать стрел было в колчане – тридцать чужаков полегло на холодный снег.   А потом, отбросив ненужный больше лук,  отчаянно кинулась саблей прорубаться в круг, где наши бились уже пешими. Мелькали, скалились, орали вокруг чужие лица...!  Топтались и храпели кони, звенела сталь! Но каким-то чудом я смогла, получилось - изворачивалась, крутилась в седле, посылая и отражая сабельные удары. Они острой болью отдавались в теле - до самого пояса... Хватала сквозь сжатые зубы воздух - не расцепить их было, хотя  дыхания не доставало.  И вело меня какое-то безумие и не было страха!  Какой тут страх, когда уже выбираешь, какой смертью умереть?  Я выбрала - там, с ними. Была только одна цель - пробиться к своим любой ценой! 

Пробилась... пролетела,   кувыркнувшись  с павшего коня.  Как только голову не свернула?   И быстро огляделась, поднимаясь на ноги - здесь все было  залито  липкой горячей кровью. Меня оттеснили внутрь, прикрывая и не давая простора поднять оружие. Побитые стрелами кони лежали вперемешку с людьми... и тут мне бросилось в глаза бледное лицо - прямо у моих ног.  Я упала на колени и припала губами к раненому  из отряда ведуна, вливая в него свою силу и жизнь - немного, только чтобы продержался.  Парень вздрогнул и приоткрыл глаза, а  я уже искала взглядом, кому еще помочь – находила и помогала.   Перетягивала ремнями рубленые вены, прятала открытые раны, вливала понемногу силу.   А над нами насмерть стояли воины… Юрас рубился двумя клинками, ведун, Стас, ребята защищали тех, кто без сил лежал на мерзлой земле. Резкий звон стали, противный скрежет металла о металл были основными звуками. Да еще тяжелое рваное дыхание, хриплые стоны, грязные бранные слова, обращенные к врагам. Кровь парила над открытыми ранами и воняла тем же железом, топила собой снег, уходила в него к земле…