Потомок древних королей

ГЛАВА 4

С тех пор, как все это случилось, прошло два года. Мы так и жили в лесу вдвоем, вот только в поселок я теперь ходила только по крайней надобности. О посиделках вообще речи не шло, хотя меня и зазывали, и уговаривали. Прибавилось работы по хозяйству, поэтому хоть и не надрывалась, но уставала я сильно. Да и после той истории отпала всякая охота... А две мои подруги вышли замуж за наших поселковых ребят.

Я на их свадьбах была. Сидела тихо в углу, смотрела… не хотела внимания к себе, не хотела сейчас отношений с парнями - боялась опять сделать что-то не так, ошибиться.  А  глупая ошибка моя, как оказалось,  могла стоить человеку ни много, ни мало - жизни. Как ни уговаривала меня бабушка, а вину свою я чувствовала. Ко мне подходили  парни пригласить на танец, а я смотрела с опасением, не в силах побороть эту  непонятную отстраненность… терялась, неловко отказывалась. Неудобно было, что своим отказом могла обидеть, а и заставлять себя не хотелось. Уходила с гулянки, как только это становилось возможным. Но все же кто-то тогда приметил меня, заинтересовался.

Семнадцать лет – самый возраст замужества и к бабушке стали заходить парни, чтобы поговорить обо мне. Просили разрешения навещать, ухаживать за мной. Один, другой, третий… Я никого видеть не хотела, отворачивалась, упрямо качала головой – не хочу их. Никого не нужно. Вот подрасту, поумнею... может тогда.  Бабушка не уговаривала меня и не неволила.

Мама и Мила так и не появились, хоть и была надежда на то, что подадут о себе весточку, раз живы и благополучны. А бабушка упорно учила меня ведовству, хотя у меня мало что получалось. А она и не ждала многого.

- Я почему надежду на Славу да Милу имела? Способность у них к этому, а у тебя и нет ее особо. Как будто не пускает что… Учить я тебя все же буду, а как помирать стану – силу отдам, только приживется ли вся? И ты все равно не сможешь ни лечить путем, ни в воду глядеть. Только защититься сможешь да опасности предвидеть, а и то – только явные. Ну, как если бы ехала по дороге, а за поворотом – лихие люди. Это сможешь увидеть светляками. Полечить себя не сильно сможешь и близких кого. От простуды, от боли. А от тяжелой раны – никак…

- Зачем тогда все? Если все равно ничего не смогу? Буду жить, как все люди живут.

- Своих способностей у тебя почти нет, но я научу тебя управляться с помощниками. Амулеты, снадобья, наговоры, если они правильно составлены и сказаны, силу будут иметь и помощь окажут. Да просто хорошая травница всегда на кусок хлеба заработает, особенно если знает, как красоте женской помочь, а этому ты обучена.  А еще у меня есть надежда, что помогут тебе. Все ж ты не совсем пустая. А с моей смертью… есть мужик один, - бабушка тяжело вздохнула, а взгляд ее стал мечтательным и печальным-печальным... - глаза у него синие-синие, высокий, крепкий, седой уж поди да старый - дед твой. Он почует, когда я помру. Если не настрогал еще других внуков по свету, то тоже тебе отдаст, а это уже что-то.

- А почему вы расстались, бабушка? - осторожно любопытствовала я, - я уж думала, что и нет его уже.

- А и нет его для меня. Загулял он… ушла я от него. Ходил, просился, плакал даже... в глаза врал, а я в ночь собралась и ушла. Тяжелая уже была Славой. А ему по бабам вздумалось... Любила сильно я его, не смогла простить. Но вреда чинить не стала. Он, может, и сам жалел потом...  Я тяжело ходила, плохо мне было, а отлеживаться не привыкла. Все травами спасалась... И его тогда не подпускала к себе, а ему всегда проходу от баб не было – красивый очень был по молодости. Вот и не устоял. Не знаю – искал ли меня? А замела я следы знатно. Обида страшная душила, видеть не могла его. А простила бы – он продолжил бы то же самое делать. Мне спокойнее одной потом было. А заработать на жизнь могла всегда.

- А мама? Я не спрашивала, а она не говорила никогда про отца. Погиб – и все.

- Тяжко ей было говорить о нем. Да, погиб - воин же был… человек хороший, а что погиб – это точно. Ей привели коня его и справу воинскую вернули, чтобы продать можно было. Мы продали все и уехали, чтобы Слава душу себе не рвала. Всего пару годков и прожили они вместе. Потом к ней многие сватались - она в отца удалась, как и ты. Не пошла, другого мужа не захотела. Да-а… так я про деда твоего - гулящим то он был, а вот подлым - никогда. И кровь свою не отринет. Когда мне придет пора – поищи его, внученька. Я тебе все расскажу про него, что знаю. А что живой он – чую. Пара моя он был, а я – его.

Я замерла, а потом заинтересовано заерзала на лавке – слова бабушки пробудили жгучее любопытство. Все девушки мечтали о почти несбыточном счастье, редком подарке судьбы – своей паре, лучшем из мужчин, которого могут подарить Силы. И я спросила, понимая, что сейчас прикасаюсь к легенде, а заодно возмущаясь, что услышанное только что не соответствовало слухам:

- Про пару я слышала, а вот про гулящую пару – первый раз. Как так? Такого ведь быть не должно! Что ж это за пара такая, к чему тогда пароваться?

- Не знаю я… -  тяжело проронила она, а потом будто потянулась ко мне душой, заглянула отчаянно в глаза: - Не думала сама... верила, как себе! От того и обида горше.  Наверное, бывает и такое... чего только не бывает?  А и ты не спеши, если что. На тебя вон с малолетства еще стали заглядываться. Еще и смотреть-то было не на что – мослы одни, а разглядел тот стражник тебя. И сейчас идут да идут парни за разрешением видеться с тобой. Милка вон тоже краса, только нескладная да длинноватая... так она расцветет, как родит. А ты в мать пошла и в деда - глаза вон какие  да косы черные. И бровки, как нарисованные. Гордился бы дурень старый такой внученькой.

- Не простила ты его? – посочувствовала я бабушке, чувствуя странное разочарование.

- Нет, не простила… Плохо мне без него было всю жизнь и помню до сих пор. Ты спросишь, что ж я говорила, что спокойно мне? А это разное, дитё... совсем разное. Плохо - да, зато душу не рвет никто изменами.  Да и дышать уже могла, а не воздухом давиться, как тогда - когда их увидела.  А ведь не отпустило до сих пор, надо же, -  удивлялась бабушка сама себе, - ладно, и все об этом! Пошли-ка мы к корове...