Потому что больше нет сил терпеть

Потому что больше нет сил терпеть

Джингудзи Рен сидел за барной стойкой, задумчиво попивая свой коктейль. Он любил приезжать сюда, на этот тихий остров, затерявшийся посреди бескрайней синевы океана, вдали от шума оживленных столичных улиц Токио и бесконечного гомона голосов вечно спешащих куда-то людей. Это был его маленький уголок спокойствия, где никто не мешал, никто не торопил; где время, казалось, останавливало специально для тебя свой бег; где можно было запросто отключить телефон и выкинуть его в прозрачную воду; где можно было часами бродить по песчаному пляжу, мурлыкая себе под нос только что пришедшую на ум мелодию. Где можно было вспоминать о ней.

Как так получилось? Сколько лет уже прошло с тех пор, как он видел ее в последний раз? Семь? Восемь? Не так уж это и важно, ведь он помнил все как сейчас - помнил ее черты, ее тихий вкрадчивый голос, ее привычки, ее песни.

Она совсем не подходила для шоу-бизнеса, он понял это еще в тот момент, когда увидел впервые - когда она отдала ребенку свой зонтик, позабыв про вступительный экзамен. Возможно, тогда он в нее и влюбился, наблюдая украдкой из окна машины за тем, как снежинки медленно опускаются на ее лицо, тая на ресницах и губах. Робкая, немного неуклюжая, она думала в первую очередь о других и выглядела беззащитной. Выросший в обществе, где женщины требовательны и всегда знают, чего хотят от жизни, Рен был приятно удивлен и очарован этой юной мечтательницей, поступившей в их академию. Он видел, как она меняется на пути к своей цели, и менялся сам, даже не замечая этого порой.

«Нанами. Харука», - вслух произнес Джингудзи, будто пытаясь вызвать девушку по имени из неведомых далей. Прибрежная волна лизнула песок у него под ногами, крики чаек, не смолкающих ни на минуту, создавали прекрасный акустический фон, и мужчине вдруг захотелось снова взять в руки саксофон. Ему хотелось бы сыграть для Нанами песню, выразившую все, что накопилось в его душе за эти долгие годы, жаль только, это не представлялось возможным. Сколько бы он ни просил прощения за то, что натворил, она никогда его не простит. «Наверное, до сих пор ненавидишь меня. Если помнишь вообще».

Конечно, он не винил ее за это – он сам не мог простить себя за то, что натворил тогда. Рен был молод и пылок в своих чувствах к молодой композиторше. Сколько бы он ни пытался завоевать ее сердце, сколько бы ни делал первых шагов, девушка была слишком юной, застенчивой и… «Что скрывать, ты всегда любила его», - Джингудзи легонько пнул ногой крупную ракушку, и она, подпрыгнув, упала в кристально-чистую воду, метрах в трех от берега. «Наверное, когда Ичиносе перестал тебе грубить, ты не кинулась к нему на шею только потому, что отношения между композиторами и певцами были запрещены. Были», - Рен тяжело вздохнул, продолжая вспоминать свою молодость.

Глупо отрицать, что он пользовался популярностью у противоположного пола, - девушки десятками на нем висли, но ему нужна была только она. И чем недоступнее она была, тем сильнее манила. Сначала это даже напоминало спортивный азарт – получить то, что не дается легко, что само не идет в руки. Однако очень быстро влечение переросло в серьезное чувство, так и остававшееся безответным, мучавшее парня, пожиравшее его изнутри, не дававшее спать по ночам. У Рена был целый сборник стихов, посвященный Харуке, написанный в долгие моменты бессонницы и сейчас пылившийся где-то в нижнем ящике его рабочего стола.

Любому терпению, рано или поздно, настает конец. Джингудзи прекрасно помнил тот день, когда он, не выдержав, усадил ее к себе в машину. Он сказал, что отвезет ее домой, но на деле совершенно не собирался этого делать. В последнее время Ичиносе вдруг начал активно проявлять к Нанами свое внимание, и это стало последней каплей, переполнившей чашу его самообладания. Стараясь не слушать внутренний голос, грозившей ему муками совести, Рен свернул в лес, прекрасно зная, что девушка плохо ориентируется на местности и ничего не заподозрит.

- Леди, - он галантно подал ей руку, открыв дверь.

- Спасибо, Джингудзи-сан, - смутившись, Харука подала свою руку, вылезая из машины. С минуту она стояла, оглядываясь по сторонам, и, наконец, спросила: - А где это мы?

- Смотри, - Рен подошел сзади, наклонившись к уху девушки, - видишь вон ту красивую поляну? – Он указал пальцем на лужайку, усыпанную сиреневыми и розовыми цветами.

- Красиииво, - восхищенно выдохнула Нанами.

- У нас сегодня там пикник.

- А ребята тоже подойдут? – радостно спросила девушка, обернувшись.

- Да, - после паузы ответил парень. – Конечно, только чуть попозже.

Джингудзи вытащил с заднего сидения машины плед, два фужера, бутылку белого вина и продолговатую коробочку с клубникой в шоколаде внутри. Дойдя до лужайки, он расстелил покрывало и сел, разлив шардоне по бокалам. Нанами удивленно на него посмотрела.

- Ну же, леди, - Рен похлопал по земле подле себя.

- А… мы не будем ждать остальных?

- Мы приехали раньше назначенного времени на целых полчаса. Моя леди хочет все это время простоять на ногах?

- Но… это невежливо…

- Токия сказал начинать без них, - прервал лепет девушки Джингудзи.

- Ну…ну, хорошо, - Харука присела на почтительном расстоянии, аккуратно приняв фужер из рук парня.

- За тебя, леди, - бокалы чокнулись с мелодичным звоном, и Рен залпом осушил свой, Нанами же лишь слегка пригубила вино. – Что такое? Тебе… неприятна моя компания?

- Нет-нет, что Вы, Джингудзи-сан! Просто… я первый раз пью вино.

- Правда? – парень с улыбкой наблюдал, как девушка боязливо принюхивается к золотистой жидкости в своем бокале. – Тогда открою тебе секрет. Есть такое правило – когда пьешь в первый раз, свой первый бокал нужно выпить до дна за один раз.