Повелительница мух

Повелительница мух

— Кто ты? Добрая фея? — спрашивает он, не переставая смеяться.

— Добрая! — Она в точности воспроизводит интонацию Инны Чуриковой.

Андрей любит Полину за то, что она всегда с ним на одной волне. С лёту ловит настроение, подхватывает каждую мысль. Вот как сейчас, когда в разговоре даже боком не всплывал мультфильм «Халиф-аист».

Они гуляют в осеннем лесопарке, настоящей дубраве. Дубы, по ощущениям Андрея ещё с детства, странные деревья. Если другие деревья спешат изжить свой срок, быстрей-быстрей тянутся вверх, ломаются, будучи ненадёжно-тонкими, сбрасывают под непогодой сучья и ветки, сохнут, кренятся и в конце концов падают на землю, то дубы потихоньку-потихоньку растут вширь и во все стороны, в том числе к небу — и в итоге оказываются главными долгожителями, богами и царями леса.

К каждому из дубов Андрей почтительно подходил, запрокидывал голову на золочёно-узорчатый свод из переплетения ветвей и листвы, клал ладонь на морщинистый неохватный ствол. То же делала и Полина — на первых их прогулках она с интересом наблюдала за его ритуалом, а потом стала повторять… Было что-то в этом при всей антинаучности.

— Знаешь, — Андрей отходит от очередного дуба и засовывает руку в карман пальто, — здесь когда-то жили древляне.

Полина оглядывается на него и, несколько подумав, удивлённо подымает идеальные, не ведающие инструментов косметолога брови.

— Здесь?.. Я думала, где-то в Полесье.

— Нет-нет, в наших местах тоже. Погост на пути в Новогородщину. Вообще, мощное совпадение по культуре, генетике…

Из людей в лесу они одни. Сегодня похолодало, даже велосипедистов с собачниками не видно.

А Полина, опять же несколько напряжённо улыбаясь, слушает Андреевы словопотоки о городской конференции, на которую его случайно занесло, и доклады с которой вдруг открыли ему целый новый мир.

— Есть совершенно дикая гипотеза, — говорит Андрей, откидывая начищенным ботинком палую листву со своего пути, — я её уже в интернете нашёл… Что древляне по какой-то гаплогруппе на самом деле являются кельтами! Дико?.. Дико! А что? Почему сразу нет? — Андрей возбуждённо размахивает руками. — Прокатилось волною великое переселение — шух, шух, шух! — вот и остались на его следе осколки от народов прошедших. Представляешь, как если бы сохранилась здесь, среди славян и угорян, кельтская деревушка с феями-эльфами? С феями, ну как у Миши с Князем…

Помнят с горечью древляне, хоть прошло немало лет,

О романтике Демьяне, чей лежит в лесу скелет.

Жаль, никто ему не верил, но захватывало дух

От его былин о фее — повелительнице мух…

Лицо Полины дёргается, как если бы его потянули за ниточку, и она резко прерывает декламирующего Андрея, чего за ней раньше не замечалось. Она всегда и всех с искренним интересом, вежливо выслушивает и, только когда собеседник окончательно замолкает, выдаёт собственную точку зрения.

— Князь твой был двоечником! — Голос Полины леденеет будто с каждым словом, став низким, грудным. — Который даже близко не знал никаких племён и спросил потому у матери, а та сказала первое, что пришло в голову. Не было у феи никакого Демьяна, не существовало.

Андрей только хлопает ресницами, открыв рот, глядя на новую для него, злую Полину.

— Потому что древлянская фея любила другого человека. Сильно любила… Князь, — Полина усмехается уголком рта, — надо же, и тогда князь, и сейчас… Он приехал за данью к древлянам, среди которых жила, тая свою природу, фея, и влюбился в неё. Совершенно, безрассудно потеряв голову… Феи — существа из иного, нечеловеческого мира, с иным временем, иными законами, и они, может, из-за того не способны любить. Но та фея очень захотела научиться. И скажу я, у неё хорошо получилось, судя по боли, что была затем… Князя звали Ингварь, а у фей имена слишком сложные, длинные и неподвластные человеческому уху, потому фея в личине девушки называлась Павой. Ингварь приезжал в её деревню несколько раз под предлогом повторной дани, за что его, глупого, и убили. Жестоко убили… Пава после расправы над князем ушла от людей в лес. Когда на древлян пало взомщение от первой жены князя Ингваря, Паву видели идущей середь горящих домов.

Из-за нехорошего, незнакомого металла в голосе Полины Андрей отшагивает невольно назад, всё дальше, дальше. Полинины глаза тоже по-металлически серы. Отведены куда-то в сторону от Андрея, но ему кажется, что она всё равно как-то смотрит на него. Причём как хищник, не отрываясь.

— Дома горели, и за брёвнами их стен словно гудели все пчёлы, мухи, осы, оводы мира… Пава брела и слушала это как сладкую музыку или пение. К ней за помощью бежали люди и отшатывались, — Полина покачала, точно вспоминая, головой, — узрев, что это не человек.

Пятящийся Андрей вдруг упирается лопатками в тонкий и гибкий ствол, выдав свои движения хрустом и шелестом, после чего начинает судорожно выпутываться из невесть откуда взявшегося низкого, по Андреево колено кустарника, тогда как Полина — звонко, задорно и, главное, по-привычному смеяться.

— Н-ну? — хохоча, тянет она. — Ну? Как тебе такая интерпретация безумия Офелии? Примет завтра это на прогоне Севостьянов?

Андрей, всё ещё касаясь спиной предательского ствола и на всякий случай не шевелясь, изрекает деланно-укоризненно: