Повесть о Чайке и Сороке

Глава V – Недруг из прошлого

Давно прошёл час заката, и тёмно-синее небо чернело на глазах. Медок облизнулся, широко зевнул.

— Не хочешь ли ты спать, княже? — спросил он. — А то поздновато стало, и то, что я дальше расскажу, всякий сон от тебя отгонит.

Но Финист лишь покачал головой.

— Ты продолжай. Я целыми днями то и делаю, что сплю, поэтому ночью глаз не могу сомкнуть. А так, может, ты меня своей историей убаюкаешь наконец.

Чародей дёрнул усом в насмешке. В комнате стемнело, но огню хватало угля, чтобы не потухнуть. Тёплый свет разливался вокруг камина, и густые тени чуть дрожали на стенах. Казалось, весь дворец погрузился в сон – настолько тихо было. Но если бы князь позвенел колокольчиком или просто прикрикнул, то верные слуги, дежурившие у его дверей, вошли бы в комнату исполнить любой приказ. Но ему звать никого не хотелось: пускай все думают, что он заснул, и лишний раз не тревожат, пока кот историю свою продолжает.

Медок потянулся спинкой, взбил лапками под собой одеяло помягче, вновь разлёгся и заговорил.

***

Дел Сороке предстояло куча, — дом остался полностью на нём. Нужно было снова натаскать воды, одежду постирать и заново прибраться. Хотя бы о еде он не заботился – тётушка Альгиз обещала его кормить, если, конечно, он сам будет к ним приходить. Однако больше всего ему хотелось доспать. Разговор с отцом, стычка со старостой и ночной ритуал все соки из него выжали, поэтому к дому он едва шёл. Ещё и книгу бывшей тут раньше колдуньи искать предстояло…

Но стоило перешагнуть порог, закрыть входную дверь за собой и выдохнуть в пустом доме, как та самая книга ударила его по голове. Айкнув, мальчишка потёр рыжую макушку, а книга странным образом уже лежала на полочке среди склянок. Сорока не сдержал улыбки.

— Я всегда знал, что ты меня прикроешь, Лохмач, — сказал он вслух. — Спасибо тебе.

Но самого домового видно не было. Сорока забрал пошёл прятать книгу поукромней, куда отец даже не додумался бы заглянуть. В его комнате часто поскрипывала одна половица. Дом очень старый, так что немудрено почему, но это могло сыграть ему на руку. Он расковырял небольшую щёлочку и поднял дощечку. Спрятав книгу в новый тайничок, он придавил половицу, чтобы она ровненько встала с другими и не бросалась в глаза. Теперь книгу было не так легко ему самому достать, но и отец не сразу сообразил бы искать под полом.

Удостоверившись, что новый тайник надёжный, Сорока лёг на кровать. Была только середина дня, всю работу он мог выполнить и немного позже, поэтому сейчас он позволил себе расслабиться, закрыть отяжелевшие веки. Но только он погрузился в дремоту, как невидимая рука дёрнула его за копну волос. Сорока тут же замахнулся рукой, но никого не поймал, а лишь ударил себя по лбу. Надоедливый домовой не давал ему уснуть, пока работа не была сделана.

— Ладно-ладно! Твоя взяла, — проворчал он в пустоту и поднялся с кровати.

Выполнял работу он лениво, неспешно таскал вёдра, задумчиво сидел на ступеньке крыльца и полоскал одежду в корыте. Пока он не видел, домовой помогал: то сметёт пыль с высоких полочек, то очистит от сора самые укромные углы дома. Когда приблизилось время ужина, Сорока закончил со всеми домашними хлопотами, и пустой желудок дал о себе знать резкой болью и урчанием. Оставив для Лохмача лакомство в виде куска ржаного хлеба, мальчишка поспешил к Альгиз и успел как к раз к столу. Рыжий с жадностью уплетал еду, а лека́рка всё больше ему подкладывала, чтобы мальчик лучше насытился. Закончив с пищей к закату, Сорока вышел из дома вместе с Чайкой, и они направились, как обычно, в лес.

Во время прогулки ребята беседовали, взбирались на деревья и играли в пятнашки. Силы вновь вернулись к Сороке: мальчишка заливался смехом вместе с другом. Когда ночь стала уже поздней, Чайка проводил его до дома, пожелал спокойной ночи и побежал к своему двору, откуда уже слышался обеспокоенный зов матушки и лай Шмеля. Без отца дома оказалось непривычно одиноко. Некому было зажечь свечи — было темно. Впервые никто не копошился за рабочим столом, никто его не ждал, отчего становилось неуютно и слишком тихо. Сорока не стал задерживаться в главной комнате и прошёл в свою, освещая дорогу ещё горевшей свечой в фонаре. Как только он снял сапоги, усталость обрушилась на его плечи, и ему ничего не оставалось, кроме как со спокойной душой поддаться одолевавшей сонливости. Он накрылся шкурой, под которой было приятно и тепло, наконец расслабил ноги. Но странное чувство стало постепенно окутывать его. Словно что-то непоправимое приближалось. Сорока с досадой подумал, что он просто испугался ночевать в одиночестве, и попытался отогнать неприятные мысли. Он стал успокаиваться, погружаясь в сон.

За окнами послышался вой. Звук был едва различимый, но смог ребёнка разбудить. Сорока лежал в постели, прислушивался к завываниям: казалось, это был ветер, в котором мерещились чьи-то голоса. Над головой скрипнули половицы. Шаги наверху давно не пугали Сороку – он знал, что их виной всегда был домовой. Но тихие шорохи прозвучали и снаружи. Тело мальчишки напряглось: почувствовало угрозу. Он полагал, что, обладая связью с потусторонним, его чутьё должно было быть острым. Но даже если бы его предчувствие оказалось пустым страхом, себя обезопасить было необходимо. Сорока вскочил с кровати и зажёг свечи во всем доме. Вой послышался громче, настойчиво резал слух и вызывал дрожь, будто бы рядом некто вот-вот разразится рыданиями. На чердаке беспокойно топали. Внутренний голос требовал спрятаться, и Сорока закрыл входную дверь на все замки, запер ставни окон и перекрыл их дощечками, чтобы ничто не отворило. Последним он запер окно в своей комнатушке. Усевшись на кровать, стал ждать, когда можно будет вернуться ко сну.