Поволжская сага (сочинения о Сызрани). Книга 1

Глава 11. Покровка.

24 мая 1881 года. Квартал улицы Средней Покровской. 

6 часов пополудни.

Великий Праздник Покрова Богородицы православные христиане празднуют каждый год 14 октября. Этот большой церковный праздник народ отмечает с особенным настроением после закончившейся уборочной страды. Он посвящен разгрому Византией языческих войск.

По преданию, в конце IX века на Константинополь напало вражеское войско. Захватчики расположились у стен города, готовые в любой момент напасть на него. Жители Константинополя молились Богу, надеясь на спасение и к ним явилось прекрасное видение – Богоматерь, шедшая от дверей храма. Она вместе с сонмом ангелов преклонила колени и молилась Господу о спасении жителей осаждённого города, проливая за них слёзы. Потом она сняла со своей головы омофор и простёрла его над головами собравшихся в церкви людей в знак их защиты.

Поверье гласит, что случилось чудо, и жители Константинополя стали невидимыми для своих врагов. 

         Небольшая церковь на безымянной улице, ведущей от Вознесенского монастыря в сторону дороги на Симбирск, была выстроена почти сразу же после основания Сызрани и освещена именно в праздник Покрова Пресвятой Богородицы.

         Андрей Стерлядкин в сопровождении Михаила Алтухова шел по этой самой улице, названной как видно в честь так и стоящей на том же месте церкви, Средней Покровской. Молодые жители Сызрани между собой именовали этот район Покровкой. Но все без исключения родители, услышав это название почему-то считали необходимым сделать выговор своим выросшим детям, что «никакая это не Покровка, а Закрымза… и что мол за манера такая у нынешней молодежи переиначивать названия городских слобод». Споры относительно этого района города касались не только исковерканного названия, но и опасений матушек и батюшек о творящихся там нечестивых делах. И не безосновательно. «Покровка» была пристанищем для всякого рода сброда, пришлого рабочего люда и девиц, торгующих своим телом за деньги. Поэтому идя по этой улице и ведя с Алтуховым ничего не значащий разговор, Андрей Стерлядкин брезгливо посматривал на грязную давно требующую ремонта проезжую часть дороги. И все же молодой человек пытался скрыть свои негативные эмоции, связанные с этим местом. Дело все-таки нужно было довести до конца и помочь Панкратову найти зачинщиков беспорядков. Вот уже второй день он приходит сюда после трудового дня в лавке отца, взяв с собой ничего не подозревавшего исследователя, под предлогом бьющего где-то рядом с церковью родника, качество воды которого как будто должно подходить для будущего водопровода. Вооружившись колбами, мензурками и какими-то резко пахнущими жидкостями, они с Михаилом доходили до церкви, брали из родника очередную пробу и возвращались каждый к себе домой. Нетрудно догадаться, что все эти затеи с пробами воды были придуманы Андреем для отвода глаз. Прикрываясь вылазками в Покровку с несуразным Алтуховым, над которым втихомолку посмеивалась вся Сызрань, Андрей мог наблюдать за многочисленным людом толпившемся на этой улице на отшибе города. Уж верно, этого вечно сморкающегося и рассказывающего всем и вся подробности строительства водопровода, молодого исследователя ни один житель слободы не заподозрит в том, что задумал Андрей. Прикрытие он выбрал для себя самое что ни на есть подходящее. Тем более в городе давно существовал совет по строительству водопровода, а его отец был в нем своего рода председателем и брал с собой сына чтобы помочь заседателям с проверкой денежных расчетов. Михаил все пытался по дороге в который раз объяснить Андрею важность глубины закладки водопроводной трубы, а тот внимательно оглядывался и пытался заметить что-то подозрительное. В тоже время Андрей заметил, что Михаил задал ему уже несколько вопросов о Татьяне Васильевне Беловой, ее положении и затянувшемся одиночестве. Понятно, что этот недотепа увлекся ей. Однако Андрей счел своим долгом предупредить Михаила: «Советую Вам оставить мысли о Татьяне Васильевне. А то Матвей Иванович окончательно лишится рассудка от ревности, а в гневе с ним лучше не пересекаться даже мне, не то что уж Вам. Хватит того, что на приеме у Чуриных на днях Татьяну видели в компании оркестрового музыканта, да ещё танцующих вместе на глазах у Матвея. Удивлен, что он и там сцены ревности не учинил.» За этим разговором они подошли к роднику, наклонились к нему, и Михаил начал собирать в колбы воду бурча под нос, что чистота ручья ничуть не изменилась со вчерашнего дня. Помогая вытащить увесистый ящик с несколькими заполненными мензурками, Андрей повернул голову в сторону дома стоящего ровно через дорогу от храма и увидел группу трех молодых рабочих переговаривающихся между собой. Увидев его, один из них кивнул собеседникам на дом, намекая что вокруг много лишних глаз и все трое скрылись в нем. Вытянувшись во весь рост, Андрей пытался разглядеть происходящее за серыми окнами дома. Но было слишком далеко. Ничего не было видно. Нужно было под каким-то предлогом попасть в эту покосившуюся избушку похожую больше на сарай чем на дом. Посмотрев на разглядывающего прозрачную колбу с водой Алтухова, он одним махом подошел к берегу родника, зачерпнул речного ила рукой и с размаху размазал темно-коричневую массу по давно не стиранной рубашке Михаила. Тот опешил, открыл было рот, но увидел, что Андрей заговорщически поднес указательный палец ко рту и прошептав: «Так надо. Нам нужно попасть вон в тот дом. Я говорю, Вы молчите.» Закрыв рот и закивав попутчику, Михаил подхватил свои сумки с препаратами и двинулся с Андреем в сторону указанного дома. Несколько раз громко постучав в дверь и не дождавшись ответа, молодые люди хотели уж было развернуться и уйти, но старый притвор открылся и из него высунулась голова молодого мальчишки лет 16ти. Андрей было затараторил, что неприятность у них с другом вышла и указал рукой на измазанного в речной грязной жиже Михаила. Тот стоял молча и кивал, а Андрей тем временем выспрашивал разрешения войти в дом и попытаться привести одежду друга в порядок. Мальчишка перевел взгляд с одного нежданного посетителя на другого, открыл дверь невзрачного дома пошире и впустил их в узкий коридор. Пройдя в глубь дома, он указал Михаилу с Андреем на нехитро оборудованную умывальню, дал застиранное кое-где до дыр, но чистое полотенце и ушел. Андрей, выждав пару минут, оставил Михаила одного и вышел в соседнюю комнату. В ней стоял колченогий диван, пара стульев и видавший виды выкрашенный коричневой краской буфет. Рядом с буфетом была дверь видимо в соседнюю комнату, в которой, по всей видимости, велся разговор между несколькими парнями, по голосу примерно подходившими Андрею по возрасту. По доносящейся до Андрея интонации он понял, что в комнате ведутся жаркие споры. Осторожно прислонившись ухом к двери он смог разобрать только одну из многочисленных фраз: «…пора заявить о своих правах на землю на которой, мы работаем». Услышав это и поняв, что нашел то что они с Александром Григорьевичем так долго искали, Андрей осторожно открыл дверь и уверенным шагом проходя в комнату, достаточно добродушно спросил собравшихся: «Хозяева, а мылом не богаты?» Это первое, что пришло ему на ум. Нужно осмотреть незаметно место собрания этого общества молодых парней и понять, что ими затевается. Комната была достаточно большой на три окна, угловой и хорошо освещенной. Мебели в ней почти не было, кроме как большого круглого стола посередине комнаты и расставленных вокруг него стульев. Прямо около входной двери стояла рассохшаяся от времени тумбочка, взглянув на которую мельком Андрей увидел яркую листовку зазывающую городской народ на назначенную на конец месяца ярмарку. Один из парней отделившись от остальных раздраженно кивнул ему, и они вышли из комнаты. Видимо он и был хозяином дома, потому что быстро сориентировался в соседней проходной, вынул из шкафа кусок мыла, сунул Андрею его в руки и проследовав за ним в умывальню проследил за нехитрым туалетом Михаила, пытавшегося оттереть со своей рубашки грязное пятно. Видя, что процедура закончена молодой, но крепко сложенный парень велел гостям убираться поскорее из его дома. Те поблагодарили его, вышли на улицу и подхватив все ещё стоявшие у порога дома сумки с набранной ими водой двинулись в сторону Ильинского храма. Там всегда стояло множество свободных повозок готовых увезти прихожан церкви и простых прохожих в любую часть города. Михаил шел шепча, что никогда ничего подобного с ним не происходило и все же решился спросить у Андрея: «Я полагаю, Вы не собираетесь ввести меня в курс дела и объяснять, что произошло у родника Андрей Федорович?» Тот явно был в раздумьях и ответил: «Позже Михаил, позже». Они сели в первую попавшуюся коляску, доехали до дома Алтухова, располагавшегося близ Вознесенского монастыря. Там Андрей помог Михаилу выгрузить все его приспособления, занести их в дом и быстро откланявшись уехал домой. Забежав в дом, он удостоверился, что его никто не видит, сменил одежду и смыл с рук засохшую речную грязь, ему то руки помыть в доме революционеров так никто и не дал. Пройдя в кабинет отца, найдя перо, чернила и бумагу, он наскоро написал Панкратову записку с просьбой срочно встретиться с ним по интересующему его делу. Посмотрев за окно, он увидел, что ночь потихоньку начала сменять день. Но все же подозвал слугу и велел ему отнести записку купцу Панкратову лично в руки. Отдав распоряжение, он вышел в гостиную где вся его многочисленная семья расположилась за вечерними занятиями. Сев в кресло и отказавшись от предложенного сестрой чая, Андрей вспоминал прошедший вечер.