Поют за околицей

Пение вновь разбудило Марину. Она выглянула в окно, во тьму, шею вытянула, словно надеясь увидеть, что за палисадником — но без толку. Голоса были женскими, от высоких до низких. Пение звучало то щемяще-печально, то весело. Вроде негромко, но никак не отвлечься от этого звука. И слов не могла уловить.

Пели где-то в рощице, или на берегу озера. Там, наверное, компания, шашлыки сейчас жарят...

Пели, пока светать не начало. Тогда стихло, и Марина заснула.

***

Дом стоял у околицы, бревенчатый, построенный еще дедом. За домом — лужок и рощица, за ней длинное озеро, в детстве ходили туда купаться. Ах, это детство, пыльца одуванчиков на носу и губах, велосипед на разбитой дороге, щель в заборе и порванное о гвоздь платье...

Теперь город дотянулся и сюда — пророс редкими кирпичными домами, обзавелся спутниковыми тарелками, разлегся на магазинном прилавке привычным ассортиментом. Но все-таки деревенская старина не сдавалась.

После бабушки дом достался тетке. Сейчас та на все лето укатила на море, а племянницу пустила пожить, в качестве свадебного подарка, наверное. Ваську-то она Марине, считай, сосватала, тоже повод для благодушия.

Про Ваську Марина думала, улыбаясь. Свадьба осенью; летом хотелось пожить в деревне — когда еще тетка дом так вот освободит! И Марина наконец отоспится, уволившись-то. А Васька занят, работает шесть дней в неделю. Без него уже скучать начала. Он хороший, смешной, заботливый. Самый лучший.

***

Следующей ночью Марине заснуть удалось. Ей снился плеск и смех, размытый приглушенный свет — таким из-под воды выглядит ясное небо. Иногда она просыпалась, прислушивалась — поют, заразы, то ближе, то дальше, но слышно отчетливо. Что ж у них, каждый вечер гулянки? Хотя... лето.

Пение просачивалось в дом, как воздух, вездесущее, закрывала ли Марина окно, уходила ли в уборную или прятала голову под подушкой.

Наутро побродила по рощице — прозрачному березняку, по озерному берегу. Следов ночных посиделок найти не смогла. Молодцы, хорошо за собой убрали.

Старый пляжик почти зарос, еще несколько лет, и растения сомкнут кольцо вокруг озера. Белокрыльник, осока, хвощ.

Подруги приехали, заполнив веселым гвалтом всю улочку. В сумерках на веранде пили чай, дышали загородным июньским воздухом.

— Вот, снова поют! — Марина приподнялась, подалась в сторону забора. Подруги повернулись туда же, Танюха и вовсе встала, выглянула в сад.

— Соловей, что ли?

— Да какой соловей! Девицы веселятся.

— Не, то ли у меня плохо со слухом, то ли у тебя уже глюки. Только птичка цвиркает, здорово, кстати.

С утра сходили на озеро, нарвали цветов, Танюха за кувшинками сплавала. Венков себе наплели, как девчонки, хохотали — в песке, мокрые, со свисающими на уши стеблями.

Вспомнилось: Марине было восемь или вроде того, когда двоюродная сестра устроила тут на берегу какой-то праздник с гаданиями, свечами и плетением венков. Сестра, старше на шесть лет, тогда тоже была влюблена...

Подруги уехали, а ночью за околицей опять пели, на сей раз громче, навязчивей. Голоса втекали под дверь, в форточку приоткрытую, в любую щелку, какую найдут. Казалось, вот-вот и слова различит, но нет. И мелодии незнакомые, диковатые.

***

С утра позвонил Васька. Смех у него был какой-то раздражающий. И музыку, записанную на его номер, тоже бы поменять, разонравилась. Вот что разлука недолгая делает!

Продавщица в местном магазинчике расспросам Марины — вот, певцы тут у вас — не обрадовалась. Буркнула невнятное, выдала сдачу и отвернулась. День у нее, что ли, не задался — приветливая была раньше.

Ну и ночью пели, конечно, на сей раз уныло и не в лад. Утром обнаружила пятна крови на подушке. Пальцы левой руки болели. Порезы на них озадачили, неглубокие, параллельные, словно когтями рванули или хваталась за что-то острое.

Камыш, сныть, водяной ирис.

Бродила по берегу, вода озерная — маслянистая, темно-синяя. Ровная такая вода, чересчур даже, словно кто затаился, не дышит — себя не выдать. Пока с подругами плескались, не замечала.

Тетка звонила, расспрашивала, что и как, ну и про Ваську упомянула.

— Васька... не знаю. А как вам отдыхается? — Марина перевела разговор. В самом деле, ну вот зачем тетка начала? Настроение только испортила.

Чай неприятным был, горьковатым и с привкусом тины.

***

Деда Егора Марина знала с детства — сосед, дом через улочку. Ей он никаким дедом не был, но звать так привыкла. Встретились как-то вечером.

— Поют, — сказал дед Егор. — Ишь, заливаются. Что-то их взбудоражило. Не каждое лето так.