Познай себя

Глава 1.

Уже три месяца я живу в лесной избушке знахарки Сении. И четыре с половиной, как я оказалась в этом мире по непонятным для меня причинам. Все то время, что прожила в новом для себя теле и новом мире, я так и не получила ответы на занимающие меня вопросы:

- Кто я теперь? И, как дальше жить?

Эти несколько месяцев пролетели для меня как единый миг и самое забавное, что за все то время, что я провела с Сенией, мне не удалось ничего у нее узнать. Бабка оказалась просто непробиваемой, так еще и в следующее после моего переезда утро, к старушке на рассвете в избу, привезли больного мужчину. И по ясным причинам ни ей, ни мне, стало не до разговоров.

Погрязнув в ежеминутных и ежечасных обязанностях, что взваливала на меня неугомонная лекарка. Я только и делала, что помогала ей по хозяйству и выполняла все возможные поручения, от дойки и уборки скотины, до готовки и таскании воды от родника. Правда знахарка в это время тоже не отдыхала, она ухаживала за мечущимся в бреду мужчиной, отпаивая его снадобьями, натирая мазями и сбивая жар при помощи подручных средств, и народной медицины.

Ничему особо новому она меня научить не старалась, к больному мужчине и на метр не подпускала. Цыкая и шугая, отгоняла  прочь, чтоб и дальше продолжала заниматься работой по дому. За эти месяцы, я просто идеально научилась вымерять пропорции для закваски дрожжей и выпекать хрустящий и душистый хлеб, и пироги в печи.

В принципе, как я позже убедилась, и к другим своим пациентам, что были после него, Сения не дозволяла приблизиться даже на шаг. Не проходило трех дней, чтоб нам в очередной раз не привезли калечного или температурящего, в общем, больного чем бы то ни было человека, которого чаще всего оставляли на наше попечения его родные, расплачиваясь за уход продуктами и вещами. Среди таких пациентов были и женщины, и мужчины, и дети, и старики, и даже пару раз притаскивали захворавшую скотину. Сения вечно была загружена уходом за больными, ну или пропадала в лесу на сборе трав для декоктов, которые исчезали просто с молниеносной скоростью. А на мои попытки поделиться академическими знаниями в области медицины, полученными в институте или хоть как-то поспособствовать выздоровлению, ну или на худой конец поставить диагноз, отправляла чистить навоз в курятнике.

Единственное, я со временем немного стала разбираться в травах, которые собирать с собой, меня иногда брала знахарка. И то, такую честь мне оказали, через месяца полтора каторжного труда на благо местного знахарства и никак не раньше.

Жили мы вполне сносно. Я особо не приставала к знахарке с вопросами, убедившись в бессмысленности таких попыток и за отсутствием ее, и свободных от труда минут. Она же меня особо не привечала, стараясь просто наблюдать со стороны и обходить дальней дорогой. Иногда складывалось впечатление будто это все проверка... Сломаюсь или нет? Зареву или стиснув зубы буду тащить тяжелое ведро с водой дальше? Я в такие моменты, сдерживая ругательства, лишний раз напоминала себе кто я есть. Я взрослая, опытная и мудрая женщина, и я прекрасно осознаю, что слезами и скандалами горю не поможешь, даже если очень хочется выплеснуть на старуху весь накопившейся негатив...

В дальнейшем, ото дня в день, наши отношения становились куда более отвратительными, как перенатянутая струна гитары, которая того и гляди лопнет. Между собой, мы практически прекратили разговаривать, обходясь просьбами и приказами кому-что сделать или принести, и причем все в довольно резкой, ультимативной форме, как не странно с обеих сторон.

Все вопросы, которые я поначалу еще пыталась задавать старухе в попытке хоть что-то узнать, жестоко игнорировались. Сения, после очередного заданного мной из желания познать окружающий мир вопроса, лишь пристально меня разглядывала, всем своим видом выражая неподдельное осуждение, призрение и брезгливость, будто на моем месте была не маленькая девочка, а какая-нибудь мерзкая многолапая тварюшка из мира насекомых, неприятная до жути, но терпимая по необходимости.

Такой оскорблённой, как в те моменты, я себя никогда до того не чувствовала. Она молча, одним только взглядом, умудрялась вытирать об меня ноги и легко, и небрежно, продолжала дальше заниматься своими делами. Конечно такое отношение и поспособствовало моему бойкоту, а поскольку, о своем демонстративном молчании бабку я не предупреждала, то общения наше, вовсе свелось на нет.

Зато спихнув на меня практически все домашние обязанности, с которыми я с трудом, но все же умудрялась справляться, неспеша по чуть- чуть обходясь без  посторонней помощи, Сения за это время будто помолодела и выровнялась. Она почти распрощалась с горбом, что стал менее заметен под одеждой, также разгладились морщины на лице, и знахарка почти прекратила прихрамывать, как было вначале. Прямо цвела и пахла, еще больше заставляя меня чувствовать себя никчемной. Потому что мое физическое состояние, порой наоборот, взялось все чаще подводить свою хозяйку.

 С каждой неделей я все сильнее начинала ощущать себя, выжатой, как лимон, древней развалиной. Частенько, как будто пребывала в беспамятстве, но при этом продолжала находиться в сознании, могла все видеть, делать, выполнять ежедневную работу практически не осознавая, что творится вокруг. Это было похоже на лунатизм, хождения во сне или нечто подобное. А вечерами в такие дни, когда моя болезнь проявлялась куда активнее, а после постепенно сходила на спад, я просто валилась прямо на крыльцо, не находя в себе сил помыться и поесть, и все это, также находясь в трезвом уме и ясной памяти.

Периодически, пару раз в месяц, иногда чаще, у меня были просто невыносимые головные боли. И спастись от них не представлялось возможным. В такие мгновения, я просто лежала на своей лавке постанывая и не двигаясь. Сения громко ворчала, недовольно бухтя себе что-то под нос, но ухаживала за мной, всячески выражая свое негодование тем, что мне не под силу выполнять всю работу по дому, как обычно - самой.