Правая перчатка призрака

3. Сверхъестественная девочка

После смерти Ивовой веточки мы переехали ко второй бабушке ― Анне, в честь которой меня назвали.

Русоволосая, высокая женщина, специалист в Искусствоведении, задёргивающая занавески перед закатом. «Что такое солнце вечером? Дремлющее око, отражённое темнотой. Человек должен верить в собственную волю, выдерживающую любые испытания". Свобода. «Человек может быть свободным, только если не выбирает круглые столы и не скупает все вазы подряд» ― философия второй бабушки. Мысли, вдохновляющие, на новые и успешные шаги.  

Оказалось, Ивовая веточка собирала деньги на моё образование все годы, пока мы не могли надышаться образами  друг друга.

Вторая бабушка, точно гора. Глаза цвета льна, длинный нос, строгий рот, а в уголках его ― блики зари. Терпение, сильные руки, строгая поступь, сдержанность, спрятанная экзотика эксцентричности и противоречивое понимание меня. После переезда  меня смогла наполнить светом только она ― моя вторая бабушка. Ивовая веточка боролась с тьмой, но ассоциировалась почему-то с ней. 

Вторая бабушка жила в доме, построенным дедушкой с ладонями великана.  До этого я приезжала сюда только однажды,  -- в семь лет. Запомнила книжные стеллажи вместо стен в самой большой комнате.

Теперь  поселились здесь всей семьёй. Бабушка Анна дарила множество впечатлений, стараясь переключить меня с самого ужасного события в моей жизни ― внезапного исчезновения Ивовой веточки.

Мне объясняли, что моя первая бабушка находится в другом мире, прожив достойную и долгую жизнь на земле. Но сердце её, невидимым, продолжает биться где-то рядом. Даже если я и не вижу Ивовую веточку, как раньше.

Я всё это понимала, кроме последней строчки. Как это не могу её видеть? Со дня смерти, она спокойно заходит в мою комнату в длинном, белом одеянии. Ноги её не касаются пола, а плывут над ним, величественно и немного тая.

После переезда ничего не изменилось. Разве что Ивовая веточка казалась более спокойной, когда  усаживалась не на маленький диванчик в углу у янтарного зеркала, а в кресло-качалку, выполненную дедушкой из дерева.

Она раскачивала кресло собой, не прислоняя ноги к полу и напевала свою любимую песню. Слышала  её ещё в детстве ― песня о ленте в волосах, напоминающей движение  реки. Тихо. Очень тихо.

Всматривалась в черты лица Ивовой веточки. Не всегда могла их разглядеть. Приходила ненадолго. Так казалось. Иногда я сразу засыпала, как только видела её. Или задавала вопросы. Она молчала, но отвечала внутри, ―  мысленно, глубоко, но отчётливо. Просила её вернуться, когда она  исчезала.

Бабушка Анна, слыша это, переживала, но так улыбалась мне. Будто солнце спустилось на землю, -- посмотреть на необычную внучку. 

Ей нравились мои длинные локоны и ясные глаза. Глядела в меня загадочно, будто догадывалась о чём-то. Бабушка Анна замешивала тесто, и я помогала ей, ― создавала  из теста множество  фантастических существ да отправляла их в плавание.

Однажды рассказала о появлении призрака в своей комнате. Бабушка промолчала, перебирая посуду, выдерживая паузу. Если бы паузы были аксессуарами, набрался бы целый сундук. Думает, я не отпускаю Ивовую веточку, и потому она не уходит.

Благодарила её всей душой. Она не говорила, как папа и мама о «бесконечном воображении, дремучих фантазиях и выдуманном одиночестве».

Вторая бабушка поверила мне и с того дня мы стали ближе друг к другу. Так и дружили: бабушка Анна, я и призрак Ивовой веточки у буфета.

Рассказала второй бабушке о книгах. Про игры, в которые  меня научила играть Ивовая веточка. О том, ч т о  с шести лет вижу в одном полупрозрачном шаре. Бабушка Анна даже взяла его в руки  ― повертела, перевернула, и, взглянув на ворох разноцветных блёсток внутри, произнесла:

― Все люди видят по-разному.

Я так обрадовалась! Она не критикует меня!

Спустя неделю узнала -- буду учиться в частной школе для девочек. Папа устроился на работу в другой город и приезжал по графику. Теперь он мог оплачивать полный пансион по будням. Могла даже ночевать в школе. Но о моих желаниях меня никто не спрашивал. 

Бабушка светилась, утверждая о лучшей школе ― обычные дисциплины сочетаются с изящными искусствами. А я боялась идти туда.

В прежней  школе всё оказалось сложным:  училась хорошо, но без друзей и поддержки учителей. Выделялась. Люди думали,  н а р о ч н о не такая. Словно сама себя выдумала.  Наверно потому не дружили со мной. А с другой стороны,  росла и понимала, ― обычной мне никогда не стать.

Тосковала по Ивовой веточке. Там, в Грецком орехе, почти летела к ней после школы, брякая золотыми пряжками на чёрном кожаном рюкзаке. Теперь следовало приспосабливаться в этом городе. Он не меньше «Ореха», но совсем другой.

В этих краях обнаружили нефть. Сюда стали съезжаться люди. У многих дачи от пяти соток и выше. У нас девять. Своя земля помогала вырастить урожай, делать заготовки на зиму, закалить себя физическим трудом.

Рынки, магазины, школы, студии, парк, посвящённый героям войны. В парке скамейки напротив вечного огня. Можно долго глядеть в него, думая о людях, чьи имена на доске прямо перед тобой. У меня оба прадеда воевали на войне. Один погиб,  второй вернулся с победой.

Зимой морозы до сорока, высокие тополя, вокруг сороки и белые голуби долгоногого соседа.