Правая перчатка призрака

5. Летучая мышь

Я любила возвращаться домой, когда там был крёстный ― темноволосый, светлоглазый человек с маленькими ушами. Он мог бы стать сказочным волшебником. В его глазах никогда не витал тусклый свет. Свет крёстного окрылял настоящим. Вот идеальный друг, только чересчур взрослый. Серьёзный, остроумный, немного неуравновешенный. Когда он смотрит футбол, его ноги бегут за мячом, а хохочет, как гром, который внезапно научился смеяться.

Учился в академии Искусств. Изящество в нём дышит луговыми одуванчиками Бернса, тенью демона Лермонтова, сотнями пирамидальных тополей и луковой шелухой.

Однажды, крестный подарил мне целую стеклянную банку луковой шелухи, и я до самого вечера находила в ней пятисантиметровых гномиков, уморительного вида  садовников с тачками, заполненными цветами; божьих коровок и крошечные томики книг. Крёстный хохотал, когда я вынимала из шелухи новые подарки,  расставляя их на каминной полке с видом чародейки. Он любил мир, как любят фильм или сонет. Говорил, у меня своя реальность. Спокойно принимался за ледяную воду из ковша. Учил переворачивать блинчики, и они летали у нас  по всей кухне. Никогда не болел, даже если заглатывал мороженое кусками, отдавая моей маме всю шоколадную глазурь.

Они дружили с папой давно. Странно, но крёстный не замечал, ни папиной суровости, ни раздражительности. Будто их не существовало. Читал мистические истории про привидения и тайны. Мы играли с ним в бумажные игры-путешествия, где его инопланетянин всегда приходил к финишу раньше моего. Он совершенно не умел петь, но диковинно рассказывал сказки. Даже самая популярная сказка, рассказанная им, превращалась в необыкновенную. Да, он стал мне единственным другом после Ивовой веточки.

Среди  одноклассниц оказалось мало тех, кого могло бы ожидать великое призвание в чём-либо. Большинство из них проживало в обычных домах, передвигалось на машинах и такси, тыкало указательным пальцем в телевизор, когда там появлялись актёры и актрисы, ехидно улыбалось, чавкало и звенело каблуками-гвоздиками по полу. Учителям казалось сложным перевоспитывать девочек, которые могли расчёсывать свои волосы даже в столовой, рассматривая себя в серебряных ложках  и вилках.

Я  не пыталась подружиться с кем-то из них. На какие темы мы могли говорить? Если бы я молчала о себе и слушала речь одной из них, пришлось бы однажды выразить своё мнение, относительно накладных ресниц, дезодорантов, новой темы по литературе. Скажу честно, я в восторге от этого учебного предмета и сразу отправилась бы в размышления о любимых произведениях, да их авторов. 

Нет, я не выглядела «синим чулком». Скорее белым привидением, которое всё время пишет. Научилась пропускать неудобоваримый поток слов вокруг себя, благодаря миниатюрам и поэтическим строкам. Их  записывала в перерывах между занятиями.

Училась наблюдать и замечать свои впечатления. Мои собственные наблюдения вдохновляли меня на творческие поиски словесных абстракций ― шороха крыльев. Эти крылья могли закрыть собой перешёптывания вокруг на время, чтобы я училась размышлять, чувствовать себя индивидуальностью. «Индивидуальность» ― слово, разбудившее меня во мне, открывшее мир порядка и правил в моей  личности.

Начала увереннее отвечать у доски, неторопливо передвигаться, не бояться делать выводы и всматриваться, выискивая «плюсы»  в моих одноклассницах. Увы, они видели во мне чересчурные минусы. Не буду их перечислять. Мне ли не знать, какой я  выглядела в их глазах. Но разве меня волновало, что думали обо мне несколько человек с последних рядов? 

Учителям нравился мой кругозор. Они ставили меня в пример. Приятно вспоминать? Отнюдь! Итак, меня ставят в пример ― я начитанна. Девчонки шёпотом спорят о чём-то. Звенят неслышимые реплики. Наконец, раздаётся хохот: тихий, громкий, кислый, горький, дружный. Одна спрашивает, выкрикивая,  где я отыскала  такие смешные туфли… Гогот. Общий булькающий смех, ― когда смеются, закрывая рот ладонью.

Смеющиеся фантомы? Нет, реальные люди. Просто я стала выбирать для себя туфли с закруглёнными носами. Хорошо смотрятся, как миниатюрные, обтекаемые катера. У меня самые маленькие стопы в нашем классе, да и среди всего потока учениц. Никто никогда не путал мои туфли со своими. Зачем мне туфли с длинными носами, даже если они в моде? Мне они не нравятся. Я не из тех, кто следует моде, закрывая глаза на своё мнение.  Но в нашем классе главное то, что не подходит мне. И я отхожу от доски с двумя лучшими за последнюю неделю, оценками и не могу оторвать взгляда от новых белых лодочек с закруглёнными носами. Белые. Нежные. Атласные. Меня не понимают, и я углубляюсь в чтение. Меня не хотят понимать и я выбираю книги.

Люблю монографии и автобиографии. В них много следов и счастливой устремлённости вдаль, ― туда, где скрыто таинственное будущее. Книги-лесенки. Некоторые книги удобнее читать в электронной версии, так как в книжных и библиотеках их давно не отыскать. Истины. Новые ветра слов ― вот, что  люблю. Написанное рукой чужой судьбы.

Однажды, читала одну из таких книг в телефоне, будучи, расстроенной. Не буду объяснять из-за чего. Читаю и останавливаюсь на самом интересном месте, пытаясь погасить стремление дочитать. Ночная воспитательница, следившая за порядком и совсем не засыпающая по ночам, сделала мне замечание. Обещала сказать моим родителям, что я читаю по ночам, нарушая общие правила. Я послушно убрала телефон. Задумалась, как улыбнётся мама  и как рассердится папа. 

Он, несмотря на свои три высших образования не читает ничего. Бережёт зрение. Но мог бы слушать аудиокниги.