Правило двух

Глава 1. По пути потерь

Многие считают, что груз добра

за плечами у этих людей непременно должен быть огромным

и обязательно — бросающимся в глаза.

Дабы ни у кого в галактике не возникло сомнений,

что перед ними — авейра собственной персоной.

Из дневника неизвестного учителя

Академии обскур

Луис и Мона Сорайя были поистине достойными авейрами[1] храма Руты — каждый день, с восходом и до первой вечерней зари, живя на благо других. Будучи чувствительными к силе Дня, они странствовали от планеты к планете, дабы прекращать эпидемии и засухи, пресекать перевороты или оканчивать войны, в общем-то этот список довольно-таки длинный. Да, Луис и Мона были хорошими людьми, но, если бы у Зои спросили: «Какими они были родителями?», то, пожалуй, она без раздумий ответила бы: ни - ка - ки - ми.Большую часть её жизни они провели где-то — не с ней. Конечно, Зои виделась и общалась с родителями по гало-фону[2] или с помощью межпланетной почтслужбы. Однако и эти редкие разговоры сводились к выяснениям о проявлении способностей у Зои или очередным проповедям послушников. Возможно, многие из них были действительно полезными, благородными и в некоторой мере интересными, но всё же девушка далека от понятий «бескорыстное служение», «повальное человеколюбие» и «безамбициозность». Потому она и не стеснялась пользоваться динариями[3], которые родители исправно присылали раз в месяц только на самые первостепенные нужды, а Зои тратила их куда придётся. В конце концов, откуда им знать, какие нужды для неё важнее прочих? Нет, мук совести она точно не испытывала ни по этому поводу, ни по какому-либо другому.

— Зои Дамия Сорайя, вылезай из своего гнезда и помоги мне с кипрейными лепёшками! — от дома кузины до излюбленного местечка Зои, в золотистой листве акации, немалое расстояние, а недовольное ворчание Мирай всё равно, будто прожужжало у неё над ухом.

«Если она упоминает второе имя, то лучше поспешить», — Зои тяжело вздохнула и одним пружинистым движением очутилась на земле. Болтая зажатой между зубами травинкой, девушка размышляла о чём угодно, только бы не думать о предстоящей работе.

—Д-а-м-и-я, — растянула она звуки и забавно сморщилась. — Какая гадость, — фыркнула Зои. Почему в тайное имя, предназначенное только для близких, ей досталось — с самым унылым значением? «Домашняя». Скучнее не придумаешь.

Она помялась у порога небольшой постройки цветом и формой, напоминающей спелую черешню, и в который раз окинула взглядом близлежащую территорию: клубничного цвета газон с яркими цветами-обманками, генерирующими купол невидимости; огороженный стеклянным забором садок с кучей безумных растений, среди которых затесалось и несколько разумных представителей. Последние ребята нравились Зои меньше всего. Раз в сезон ей приходилось устраивать долгие и нудные переговоры, чтобы серебрум[4]-Акка или серебрум-Томат пожаловали им свои съедобные плоды. Плюнуть на них и перестать разговаривать девушка не могла по нескольким причинам — во- первых, плоды были ключевыми ингредиентами стряпни Мирай, а, во-вторых, Зои оттачивала знания языков группы серебрум.

До слуха долетает звон, и Зои рывком касается автоматической двери и заходит внутрь. Как она и предполагала, кузина вновь разбила стакан, не заметив его в творческом запале готовки.

— О, ты пришла, — щебечет Мирай, сдувая кудрявую прядь лица, перепачканную в розовой пыльце.

Девушка закатила глаза. Кузина вела себя так, словно это не она надрывала горло, зазывая Зои, а Зои сама случайно мимо пробегала. Впрочем, к этой особенности родственницы она давно привыкла и даже находила её забавной.

— Раз уж ты здесь, помоги перемолоть листья кипрея, — протараторила она с выражением полной невозмутимости на лице. — Мне немного не хватило муки для заказа.

— Командирша, — Зои беззлобно усмехнулась и перехватила фартук, дурацкого розового оттенка, из её рук. Хорошо, что Зои не болела цветовой болезнью, в противном случае от обилия вокруг упомянутого цвета, у неё точно бы случился припадок. А так — только дёргалась бровь.

Когда Зои закончила орудовать ступкой, до края заполнив горшок растительной крошкой-мукой, на столе уже красовалось два контейнера, к каждому из которых Мирай прилепила по бумажному сердцу. Удивительно, как эта женщина совмещала в себе невероятную талантливость и просто абсурдную неуклюжесть за пределами кухни и булочной.

— Доставишь бабушке Тико и Бруксам? — она тыкнула подбородком в сторону блестящих коробочек и тут же поморщилась: несколько капель из раковины попало Мирай в глаз. Именно это Зои и имела в виду, когда звала её Верховной всех неудачливых.

Тащиться на край их поселения жуть как не хотелось, проводить время в душной булочной, где собирались все чудилы их краёв — хотелось ещё меньше.

— Ладно, — сдалась Зои обстоятельствам. Как там говорил отец? Чему быть не миновать? Вот уж точно, ведь в итоге придётся сделать и то, и другое.

Избавившись от фартука, она перекинула через плечи розовые (кто бы сомневался) лямки и удручённо поковыляла к выходу. Взволнованный голос нагнал её ощутимым тычком у самой двери.

— Что? — она бросила на кузину взгляд через плечо.

— Пришли твои баллы. Ты получила «Превосходно» за все основные языки, а побочные сдала на «В высшей степени превосходно». Это замечательные результаты, — в карих глазах полыхнул огонь самых разных чувств: радость, гордость и невообразимая печаль, свернувшаяся клопом-вонючкой на кончике языка Зои.

Она задержала дыхание, всего на мгновение позволив словам Мирай замереть в голове, а затем резко отвернулась, безразлично пожав плечами.

— Я сдавала их от скуки.

— О ты на многое способна от скуки, — кузина сощурилась, — но только не на учёбу. Зои, — тон Мирай смягчился, — это прекрасная возможность. Тебя могут взять в столичную школу, а там, гляди, и до Эодана доберёшься.