Праздник боли

Праздник боли

            Моя Агония, моя любовь, прошу, прочти, ни о чём не сожалея.

            Поздно бросать перо, коль взялся — обязан писать, иначе мне не дотерпеть и до рассвета. А я хочу выждать, подольше страдать. Но это — привычно, а обходиться полумерами — в новинку, что ж…

            Человек выброшен, потому и потерян. Конечно, никто не позволил бы существу с блаженным лицом, которое всегда отвергает и помощь и славу, возвыситься и поболтать с блестящим создателем без чарующей лёгкости или веселья.

            Впервые обращаются к солнцу, чтобы почувствовать себя живым существом, напиться недремлющим светом и заговорить, начать декламировать, предвкушая раскрытие тайны: кто мы здесь и зачем.

            Но затем — больше смотрят во тьму; куда-то к корням вековечных деревьев, вглубь леса, чей мрак — и естество, и зло, и нечто родное и тёплое, что есть в человеке от девственно-наивной природы его.

            И, пусть тебе не покажется странным, эгоисты больше ценят первооснову, ибо принадлежат ей всецело. Я внешне сильно изменился за последнее время, но в одном я уверен наверняка: внутри я остался таким же эгоистом, как раньше.

            Помнишь, спрашивала:

— Как думаешь, почему человек смертен?

            И я отвечал:

— Он не докажет, что обществом правит выгода. Корысть. Лицемерие.

— Только поэтому?

— Да, Агония, только и всего.

— Miserabile dictu…

            Как предвечный путь в пустоту, без лишних слов, что рождают призывы. «Aut non tentaris...»

            Просто есть вещи, которые и не должны как-то меняться. Я, к примеру, почти привык говорить сам с собой, мой сосед целует собаку, а соседка, порой, вечерами с задумчивым видом смотрит в аквариум и беседует с рыбками.

            Я называю эти незыблемые ритуалы «действиями» и «актами» семейной жизни, актёры не из лучших, конечно. По крайней мере, искреннее голливудских.

            Действие первое. Акт первый. Входит муж и избивает жену. Она клянётся, что «это» в последний раз. И проклинает его, оборачиваясь — лишь бы тот не услышал. Акт второй — он извиняется, на следующий день — у постели цветы. Акт третий банален, более чем.

            Действие второе. Акт первый. Жена с перевязанной головой гуляет по комнате, можно даже сказать, мечется. Муж — за дверью с очередным букетом. Полемика свежих роз, возможно, свежесорванных роз. Акт второй — классическая утопия. Акт третий — угрозы и ненависть, не уступающая безумным порывам любви, и… возвращение к первому действию.

            Веришь ли, цикл повторяется ежедневно. Atrophia nervorum. Поэтому я и не решился сделать тебе предложение, боясь омрачить идеал пошлой и гнетущей обыденностью. Агония, я вполне заслужил твой строгий, осуждающий взгляд.

            И вот, склонившись над чернильницей и тусклой свечой, — пишу тебе прощальное письмо. Незаслуженно? Мёртвый не потребует от тебя ничего (кроме нескольких слёз). Или хотя бы одной. Эгоистично. Но, думая об этом, я ощущаю спокойствие, и даже мой дух — не взывает к буре. Кто я? Не спрашивай, помню только: «Omnes sibi melius esse malunt, quam alteri».

            Впрочем, я лишь раз прошептал: «Здравствуйте», — слишком незаметно, чтобы остаться в памяти. И ты меня, конечно, не понимала, в частной печали. Нет, и образа тоже. Теперь, полувзглядом ты мечешься вдоль строк, — оправдываешь, или называешь тираном?

            Почему? И что мне — время? Конечно, ты не доверяешь... но я и не могу просить об обратном. Я слишком глуп и напуган, даже чтобы покорить идеал и писать, не оглядываясь назад. Scilicet, не призывая прошлое к ответу.

            Я подавился жизнью, чтобы осуществить задуманное (половину из общего списка). Но, если задуматься о том, что для меня действительно имело хоть какое-то значение, то получится, что я не сделал, ровным счётом, — ничего. Сколько нужно времени, чтобы воплотить каждый замысел, поймать сигнал, не исказив миром смысла, но возведя его в степень великой идеи.

            Агония, сегодня мой последний день. И я рад, что проведу его рядом с тобой, пусть и в виде обрывка бумаги. Но, знаешь, мне всегда было интересно, действительно ли ты прочла все те книги, что стоят у тебя… и пылятся? Или это не по-настоящему? — Памятники для редких гостей?

            Явно не для меня.

            Подозреваю, если бы годом раньше у меня хватило бы смелости, я бы обязательно завёл с тобой беседу «о личном». О да, и она бы получилась самой увлекательной на моей памяти! Верно, я ни о чём бы не сожалел. Но время — упущено. Не сожалей хоть ты.

            Моё нынешнее состояние — отрешённость и грусть, как будто сердце, промокшее в бездне, ещё наполнено жгучей печалью, враждой. Но не с тобою, конечно, моя война, а лишь с самим собой… она продолжается, видимо, с начала времён.