Рассказ с одноимённым названием был и у Франца Кафки, и у «отца» Жихаря Михаила Успенского, и, наверное, много ещё у кого. Я тоже не хочу оставаться в стороне.
Местом действия могла бы стать и Россия, но в силу определённых обстоятельств, автор перенёс его в Америку. Так для нас сегодня безопаснее.
***
По телевизору Лайону объяснили, что во всём виноваты мигранты. Понаехали и заняли все рабочие места, заполонили собой всё пространство, хоть как-то пригодное для жизни. Из-за них взлетели цены в магазинах и на коммунальные услуги!
В транслируемых дебатах кандидаты в президенты наперебой обещали решить проблему — один даже обещал построить трёхметровую стену на границе с Мексикой.
Лайон ненавидел людей с другим цветом кожи. Его нисколько не смущало то обстоятельство, что его собственная бабка была беженкой из Парагвая. То было совсем другое время, понаехавшие знали своё место.
Не смущало его так же и то, что все граждане страны так или иначе являлись «понаехавшими», не считая конечно, коренных жителей, живущих в резервациях.
А ещё лезут теперь всякие славяне, арабы… особенно они! Америка — для американцев! — засыпая, с раздражением думал Лайон.
Он злился на себя за то, что ему нравилась темнокожая девушка в магазине, судя по всему, урождённая бразильянка. Звали её Лима.
Она каждый раз улыбалась Лайону особо, выделяя его среди прочих покупателей. Иногда он перекидывался с ней несколькими ничего не значащими фразами:
— Как поживаете?
— Прекрасно, а вы?
— И я, хорошо, спасибо!
Несколько раз он думал о том, чтобы пригласить её куда-нибудь, но каждый раз, разум брал вверх: «нет, не годится. Он не хочет стать посмешищем среди своих друзей»!
Хотя, если разобраться, и друзей у него особо не было.
В магазин, где работала Лима, часто заходила полная афроамериканка, все звали её миссис Джоа. Она сильно потела, лицо её всегда блестело, но никто и никогда не видел его без улыбки. Как-то Лайон случайно услышал, как она жаловалась Лиме на мужа, который, как оказалось, бил её, почём зря.
«Хорошо, что я чёрная, синяки не так видны» — говорила она продавщице, и замолчала, по её взгляду поняв, что сзади кто-то подошёл.
Когда она повернулась к Лайону, он с удивлением отметил, что Джоа, как всегда улыбается. «Глупая, старая, толстая Джоа, и чего ты приехала сюда, сидела бы на своём Гаити». При этом он и подумать не мог, что потомки женщины прибыли на континент задолго до его собственных.
Заснуть не получалось. Где уж тут. Страна в опасности. Лайон встал и пошёл на кухню. Открыл шкафчик, достал пузырёк со снотворным. Осталась последняя капсула. Проглотив её, он снова пошёл и лёг, накрывшись одеялом.
Утром он проснулся от странных прикосновений. Кто-то грубо обхватил его сзади, и смял его груди. Его огромные, чёрные груди, которые появились у него, пока он спал. В ужасе он понял, что сзади в него упирается что-то твёрдое.
Он обернулся и оказался лицом к лицу с мистером Джоа, который смотрел на него выпученными, красными от выпитого виски глазами.
— Соскучилась? — блеснули его белые зубы, — сейчас я тебе задам!
Лайон в ужасе вскочил с кровати, поправляя огромную ночную рубашку на своем теле, внезапно ставшим жирным и подвижным, как холодец.
— Убери от меня свои грязные чёрные руки, подонок! — завопил он чужим голосом, и бросился вон из комнаты, чуть не сбив малыша, сидящего на горшке на самом проходе. Увидев толстуху Джоа, Лайон закричал:
— Уймите своего сумасшедшего мужа! — но тут понял, что негритянка Джоа — его отражение. Он сам стал ею!
— Мамочка, я покакал! — радостно сообщил ему малыш на горшке.
— Эми, не зли меня, я с тобой не закончил! — орал из спальни мистер Джоа, — живо тащи сюда свою жирную задницу!
Эми-Лайон в ужасе метался по дому, и наконец, выскочил на улицу. Он побежал к магазинчику, где работала Лима.
— Эми! — обрадовалась бразильянка, взмахнув руками, — что случилось?
— Там, там… — он не знал, что сказать ей, и наконец, заплакал: — Я не Эми.
— Не плачь, я помогу тебе, дорогая, — успокаивала её девушка, но увидев переходящего дорогу мистера Джоа, увлекла Эми-Лайона в подсобку. Посиди здесь, я постараюсь от него избавиться.
Муж Эми влетел в магазин сжав кулаки.
— Где она? — заорал он в лицо Лиме.
— Кто? — она спокойно посмотрела на озверевшего мужчину своими красивыми миндалевидными глазами.
— Не делай из меня дурака! — зарычал мистер Джоа, — я давно за тобой наблюдаю! Ты ведь у нас любительница снежков? Думаешь, никто не видит, как ты лебезишь перед этим белым говноедом Лайоном?
Эми-Лайон слышал, как разбилось что-то, как будто опрокинули стеллаж.
— Отвечай, где моя жена, иначе я разнесу здесь всё к чертям, и ты до самой смерти будешь работать на мистера Гонзалеса, усекла? — продолжал громыхать разъяренный мистер Джоа.
Лайон, не в силах больше этого выносить, вышел из каморки, сжимая единственное оружие, которое он там нашёл — швабру за сто двадцать долларов, широко разрекламированную «магазином на диване».
Его взору открылась ужасная картина: негр, схватив за волосы Лиму, держал её голову у стойки, и шипел: — говори, говори!
— Кого ты назвал говноедом? — Эми-Лайон сжал швабру и вышел вперёд.
— Аааа! Вот ты где, дорогая! — негр отпустил девушку и распахнул объятия — ну, иди к папочке! На этот раз ты здорово разозлила меня, Эм. Так что не обижайся!
Он занёс руку для удара, но Эми-Лайон молниеносно саданул ему шваброй промеж глаз так, что черенок треснул.
Глаза мистера Джоа сошлись к переносице, и он медленно опустился на разбитые банки с опрокинутого им самим стеллажа.
— Сука…у б ь ю, — прошлёпали его толстые губы, и он отключился.
— Надо что-то делать, — Лима подхватила его тело под мышки, — давай закроем его, пока едет помощь?
Лайон подхватил мистера Джоа за ноги, и вдвоём с девушкой они занесли его в каморку, где только что прятался сам Эми-Лайон.