Превратности судьбы, или Не будите во мне дракона!

Глава 3

         Крис

         В поиске последних необходимых для дороги товаров мы добрели до противоположного конца ярмарочной площади. Там, где заканчивались торговые ряды, традиционно расположились всевозможные аттракционы, тиры, карусели, театральные балаганы и прочие способы развлечь уставшую от брожения по базару публику. Тарина тут же воодушевилась и, вцепившись в рукав моей куртки, потянула меня в сторону ярких палаток и громкой музыки.

         - Крис, ну давай зайдем, а? А то до следующей ярмарки еще полгода ждать, а нам перед дорожкой стоит немного отвлечься, - заканючила боевичка, жалостливо заглядывая мне в глаза.

         - Правда, почему бы и нет? – поддержал девушку Динмар. – Я бы размялся немного, из лука пострелял, дротики покидал…

         - Выиграй мне плюшевого мишку, - тут же загорелись глаза Тарины. – Такого большого, мягкого... Все детство о таком мечтала.

         Мы с парнями понимающе переглянулись и, не сговариваясь, повернули в сторону ближайших палаток. История Тары нам была известна, и она мало чем отличалась от сотен других историй студентов Шандара.

         Тара была родом из небогатой, даже, можно сказать, бедной многодетной семьи, живущей где-то на южной окраине Светлой Империи. Денег часто не хватало не то что на игрушки, а на самую необходимую одежду и еду.

         Когда королевская комиссия обнаружила у нее сильный дар водной магии, родители сочли это благословением богов и с радостью выпихнули требующую немалых финансов, да еще и приданого, почти взрослую дочь в Академию. Тут Тара и отъелась, и оделась хоть и в казенную, но весьма добротную форму, и получила возможность не только бесплатно выучиться, но и заиметь впоследствии хорошую работу. Ради последнего она не жалела сил, старательно грызя гранит магической науки. Ее труды не прошли даром, и вскоре преподаватели начали выделять девушку как особо перспективную боевичку.

         Студенты Тару любили – за простоту и веселость, отзывчивость и способность поддержать в любой трудной ситуации. И только самые близкие друзья знали, как нелегко ей на самом деле приходится, и что улыбка часто скрывала слезы от обид, наносимых заносчивыми аристократами, и от чувства тоски и одиночества, которое нет-нет, да и накатывало на полностью оторванную от родного дома девушку.

         Я примерился к дротикам, а Дин пристроился в соседней палатке с луком в руках. И если мой друг, происходящий хоть из небогатого, но вполне благополучного рода, просто отличался отзывчивостью на просьбы дам, то я как никто другой понимал все чувства Тарины. История моей жизни была еще более безрадостной.

         Я был сиротой от рождения. Даже моя нынешняя фамилия – Нервиан - означала всего лишь «Найденов» на наречии людей той местности, где меня подобрали. И я понятия не имел, ни кто мои родители, ни откуда я родом.

         Все сведения обо мне, изложенные в весьма тощем личном деле, сводились к тому, что меня месячным младенцем нашли монахини из обители, посвященной богине жизни, в небольшом провинциальном городке на пороге их приюта для сирот. В плетеной корзинке, кроме плачущего мальчика, служительницы обители обнаружили увесистый мешочек с золотом и записку, в которой сообщалось, что малыша зовут Кристан и половину денег требуется положить на его имя в банк, а оставшиеся средства принять в качестве дара богине. Ни монограмм на дорогих шелковых пеленках, ни еще каких-либо примет, по которым можно было бы определить происхождение ребенка, не имелось. Только на моей шее на серебряной цепочке сложного плетения висел довольно тяжелый кулон из странного сплава – круглая бляха с отлитым на ней витиеватым узором, в центре которого угадывалась странная, сплетенная из чешуйчатых веточек стилизованная корона.

         В записке насчет этого кулона была приписка, что его снять невозможно, и чтобы никто даже не пытался этого делать. Монахини добросовестно выполнили эту просьбу, посчитав подвеску каким-то родовым знаком, который в будущем сможет помочь мне отыскать родню. Кроме того, от кулона веяло странной, незнакомой магией, а никто из здравомыслящих существ в чуждые магические плетения лезть не станет, если, конечно, ему жизнь дорога.

         Судя по характеристике, данной мне настоятельницей монастыря для поступления в Шандар, я рос спокойным, дружелюбным ребенком, отличавшимся повышенным чувством справедливости. Поэтому друзья часто звали меня в качестве судьи для решения споров между ними. А когда пришла пора учится в городской школе, то я показал весьма неплохие способности и усердие, чем заслужил уважение учителей.

         В общем, жил бы я себе тихо и спокойно в той глуши, но, как и Тарину, меня заметили маги из королевской комиссии. И едва я закончил школьное обучение, как меня тут же препроводили в Шандар.