Приемная смена

Приемная смена

Бескаравайный С.С.

ПРИЕМНАЯ СМЕНА

- Можно ли жертвовать Молоху клонированных детей?

- Можно. Но каждого из них ты должен любить как своего первенца.

Отрывок спиритического сеанса

Утренний ветер из степи отнес рудную пыль к Вратам, и воздух казался почти нормальным. И уж точно прозрачным. На тухлый запах коксового цеха никто не обращал внимания – тот оставался даже в самый сильный дождь.

Гудок заставил притихнуть все прочие шумы завода.

Мастер, ширококостный исхудавший мужик лет сорока, перебегал дорогу. Его ботинок застрял в грязи, а сбоку наезжала полуторка. Он еле успел схватиться за поручень и вжаться в щель между кирпичными колоннами. На секунду прикрыл уставшие глаза и понял – это был его сегодняшний миг. Значит, до завтра еще можно жить.

Креститься по таким поводам он отучился уже очень давно.

Лестница, другая – перил или нет, или они сделаны из самого занозистого горбыля. Вот и дверца с маленьким окошечком. Цеховой пост. Стол, скамейки, окно и портрет вождя. По времени он не опоздал, только в комнате почти пусто.

- Андреич, заходи! – Гольдштейн увлеченно щелкал рычажками арифмометра, однако его заметил. Рядом лежала старая газета, исписанная формулами.

- Где наши?

- На второй печи, тамошнему мастеру показалось, что лещадь не туда прогорает, - в прошлом бухгалтер, он умел говорить и считать одновременно.

- Черт!

Лучше бы Буйносову показалось. За «кажется» его взгреют, но терпимо, а внеурочный капремонт – это расстрелы. Андреич поежился.

- Кстати, кто вчера?

- Двое несовершеннолетних в литейке под брызги угодили. Н-да… На первой печи ты сегодня?

- Я, кто же еще? Сирень здесь еще не показывался?

- Нет, он для нас пунктуальный слишком, - даже законопослушный фаталист Гольдштейн язвил насчет Сирени.

- Ладно. Передай Иванычу: придут новые скипы для колошника – я первый на очереди. Хотя нет, я сам запишу, - и он мелом на старой школьной доске, висевшей здесь же, написал запрос.

- Слыхал, вчера вечером кругосветка вернулась? Байдуков слетал на двадцать пятом АНТе. Планетка-то пустая.

- И чего видал?

- Горы, там, леса, ни дорог, ни городов. По радио было, а завтра, говорят, в «Известиях» фотографии напечатают.

- Значит, не соврали колдуны.

- Да какие колдуны? Просто случаем управляют, - по этому вопросу он всегда повторял официальные статьи академиков, - И еще, пятую механизированную от Врат убрали.

- Кто ж на воротах?

- Шестнадцатая гвардейская с приданными частями. А тех вроде как на фронт.

Мастер только кивнул и вышел. Вечно у «бухгалтера» глаза квадратные. Сводку Андреич слушал утром – ничего серьезного не было.

На улице пыль уже закрыла фиолетовое небо. Андреич все никак не мог привыкнуть к этому небу – за Вратами. И  раздвоенная трава его уже давно не удивляла, и сизые жаворонки, которые воробьев наглей. А небо всё никак в память не входило. Всё казалось, что перебрал накануне.

Когда он выходил из тесных проулков между вспомогательными цехами, росшими у основного здания как ракушки на корабельном днище – родной доменный каждый раз будто выпрыгивал из-под земли. Громадина с длинным горбом окна-«фонаря» на крыше. А изнутри этой громадины выступали конусы печей, на каждом из которых угнездились переплетения колошниковых труб. Цех грохотал, визжал, бил металл – и снаружи эти звуки не были тише, чем внутри. Как все последние полгода.

У сарая, который был за бытовку, толклись мужики из его смены. Неклясов. Падалко. Сменедяев. Крутых. Они торопливо доедали свои пайки. Остальные либо уже были в раздевалке, либо на местах.

- Здорово. И ты. Скоро будем. А, Яркин, вот ты где: еще раз на верхнюю площадку без противогаза полезешь, всю смену с хоботом ходить заставлю.

- Да понял, я понял.

- Я серьезно.

Безусый паренек был две недели как из училища, за ним присматривали и воспитывали все вместе.

Внутри с прошлого раза ничего серьезно не поменялось. Механизмы на месте и только маг, в своей фиолетовой мантии, на которую не садилась ни одна пылинка, теперь стоял поблизости от слива чугунной летки. Сегодня на нем была рыжая дурацкая шапка, походившая на драгунский шлем со старой картинки.

Надо было за десять минут оббегать все сложные места и принимать смену у Калибова. В итоге он прибыл на печной пост, который прилепился к внутренней стене цеха, и расписался в журнале, сделанном из школьной тетрадки. Было видно, что за последние недели Калибов сильно сдал. Еще сорока нет, а голова почти вся седая и глаза запали.