Прикажите мне, принцесса

Глава 14.4

Автомотриса с мерным тихим стуком неслась вперед. В вагоне горел яркий свет от сияющих нитей под потолком, за окнами мелькал грубый камень туннелей. 

Элейн успокоилась. Точнее, не успокоилась, а постаралась загнать потрясение и шок как можно глубже, чтобы осмыслить все потом, когда останется в одиночестве. В конце концов, с самого начала можно было предполагать нечто подобное. И мать с самого начала не казалась ей родной и знакомой. Все прошло, все рассыпалось руинами и поросло травой еще десять лет назад, так зачем плакать сейчас, узнав подробности? Она продолжала цинично твердить это себе до тех пор, пока слова не начали путаться в голове.

Поросло травой и рассыпалось руинами… 

— А что насчет разрушенной части замка? — поинтересовалась Элейн, с усилием отрывая взгляд от монотонного красно-серого фона за окном. — Ты говорил, что это важно. Это связано с атхатонами?

— Это дает примерное понятие о масштабах подделки… — задумчиво ответил Эреол. Душевные метания подопечной его, казалось, не волновали ни капли. — Почему Кервелин после победы переехал в Ивстан вместе со всем двором? Ведь в Угларе у него был пусть не такой роскошный, но удобный и вместительный замок. Так зачем ему понадобилось переселяться — не превращать ивстанский дворец в официальную резиденцию, а переезжать туда окончательно? К тому же его собственный замок уцелел, а ивстанский был сильно поврежден. Не говоря уже о том, что столицу новосозданной империи делают, как правило, в столице главной страны, а не одной из завоеванных. Какая там официальная версия?

— Что Кадмар расположен в гораздо более удобном месте, недалеко от океана, пути к нему свободнее, из какой части континента ни отправляйся… и дворец в горе надежнее обычного здания, построенного на равнине, — послушно вспомнила Элейн прочитанные в газетах пояснения. — Звучит логично.

— А ремонт при переезде не сделали, наверное, потому, что ЛʼАррадон обещал быстро восстановить помещения магией. И восстановил, — хмыкнул Эреол. — У меня есть одно предположение, но оно требует проверки. Заметь, все разрушения проявлялись после вспышек ярости ЛʼАррадона. То есть после некоторой утраты контроля над собой. А раз так, то можно предположить, что обстановка замка и все эти роскошные тщательно отделанные стены — тоже что-то вроде атхатона. Только неодушевленного. Искусственная декорация, наложенная на ткань реальности. И ее существование было точно так же завязано на магию ЛʼАррадона. Это часть слаженной системы атхатонов, соединенных между собой вполне реальными жизненными узами. Своеобразная среда обитания, созданная специально для искусственных существ, чтобы обеспечивать их магической подпиткой. Из этого вытекает другой вопрос…

Элейн молча слушала. Слишком много. Слишком много всего за один день. Это Эреол мог сопоставить все загадки и получить полную и ясную картину событий. За мыслью Эреола нужно было еще угнаться. А ей, Элейн, хватило и малой доли всего этого, чтобы потерять душевное равновесие. 

Самовнушение перестало работать. Вместо него появилась злость. На Эреола — даже больше, чем на далекого и призрачного ЛʼАррадона. Колдун, которому давно плевать на мысли и чувства живых людей, пока их силы можно тянуть через вадриты!.. Оба они хороши — вечные соперники. Но волею судьбы Элейн довелось стать союзницей только одного…

Она одернула себя. Все это было известно и раньше. Нужно держать себя в руках.

— Какой вопрос? — спокойно поинтересовалась она.

— Каково соотношение атхатонов и живых людей при дворе, — сказал Эреол.

Больше он ничего не добавил. Но прозвучало это… Элейн почувствовала, как по коже побежали мурашки. Как будто Эреол провел окончательную черту, отличавшую обычных людей — кстати, кто бы мог ими быть? Те, на кого действовало зелье Софии и не действовал дождь? Или как их еще определять? — от нежити. И приговор не подлежал обжалованию.

На обратном пути к порту повозка была запряжена уже не ящерицей, а какой-то отвратительной гигантской многоножкой. Элейн скользнула по ней равнодушным взглядом и преспокойно села на скамью. Брезгливость, страх перед этим десятком угрожающих фасеточных глаз, сверкающих в наползающей тьме, как злая пародия на фонари? Многоножка — всего лишь обычное живое существо, такое же, как те, кого она везла в повозке к океану. Только создана природой такой вот устрашающей. Но создана хотя бы естественным путем… а не так, как ЛʼАррадон создавал своих атхатонов. Раньше Элейн испугалась бы, а теперь ей было все равно. Чаша ее впечатлений была переполнена другим.

Не это ли причина обычного отчужденного спокойствия Эреола и ЛʼАррадона?.. Они слишком многое повидали, чтобы научиться отделять важное от несущественного.

Отплытие обратно наметили на поздний вечер. К утру корабль купца из Детей моря должен был пересечь невидимую границу между водами Орталина и Амоннина. Границу, разделявшую мир, где шел пожирающий разум дождь, с миром, свободным от этого явления природы.

И уже с леденящим равнодушием Элейн негромко поинтересовалась, глядя в темноту:

— Дождь. Он не действует вообще на всех атхатонов?

— Не знаю, — признался Эреол. — Он может с тем же успехом не действовать и на некоторых людей. Его никто не изучал на практике. Смертников не находилось. До сих пор я излагал тебе схему, в которую органично вписывались все странности. А дождь… Узнаем.

Элейн подумала о сестре. И о ее начальнике гарнизона, к которому, София, кажется, была неравнодушна. Если дождь еще ни о чем не говорит… на Итилеана не действовало и зелье тоже. И с неуязвимостью или необычной регенерацией тоже было не все ясно. То ли рана оказалась легкой, то ли… Элейн не додумала. 

— Не рассказывай пока ничего сестре и остальным, — будто прочитал ее мысли Эреол. — Мы просто провели небольшое расследование и узнали, каким оружием можно убить ЛʼАррадона. И даже достали материалы для его изготовления. Повезло. Что удивительного, Орталин все-таки родной континент ЛʼАррадона… все ясно?