Принцип Монте-Кристо

Часть первая. Глава вторая.

                                                                Глава вторая.


     Жили-были три девицы. Одна была красавица, вторая – умница, а третья – просто счастливая. Учились в одном классе, но не дружили: слишком разные у всех были интересы.

     Дружба  зародилась в поезде, который вез их из солнечного, теплого кавказского края в далекую и загадочную столицу, которая манила девичьи души сказочной и волшебной жизнью.

    Был самый конец восьмидесятых. В провинции ловить было нечего. Ни работы, ни уверенности в стабильности завтрашнего дня, ни элементарного хлеба насущного. А столица завораживала возможными перспективами сытой и богатой жизни.

    Наташа Кобзарева с отличием окончила школу, мечтала о карьере модельера. Очень удачно у нее получались одежки для детей и наряды для подруг. Из любой копеечной ткани могла сотворить такое, что и в столице не стыдно показаться. Потому и решила, что пробиться в жизни сможет только в Москве. О своих планах рассказывала не скрывая. Родители не отговаривали, понимали, что в своем городе дочь ничего не добьется. У них на поддержку ее мечты денег не было. В местные ателье брали только по великому блату или за хорошую мзду. Узнав, что требуемой суммы нет, руководители откровенно насмехались, советовали идти работать на фабрику, к матери. А Наташа хотела учиться, хотела создавать новую функциональную, удобную и красивую одежду из доступных тканей. Она  верила в свои силы и  после выпускного вечера решила сразу ехать в Москву.

   В столицу за ней увязались две одноклассницы. Убедили, что вместе им будет веселее и надежнее, все-таки есть за кого держаться в чужом городе.

   Одна из одноклассниц, Маринка Касовичева, вся из себя крепенькая, как молоденький гриб-боровичок, обладала роскошным бюстом от природы, осиной талией, породистыми длинными ногами и роскошной гривой рыжих от природы волос. Правда, под этой яркой копной у нее мало что наблюдалось. В смысле знаний и умений, одни инстинкты.

    Основным ее желанием было найти богатого мужа и жить в свое удовольствие так, как она понимала богатую богемную жизнь. Можно было, конечно, и в своем городе неплохо устроиться. Мама Маринки ей об этом откровенно говорила и женихов достойных, в плане богатства, подыскивала из числа своих коллег. А  работала она в  торговле и не на плохой должности. Но Маринка хотела в мужья себе не сорокалетнего лысого дядьку, который запрет ее в доме и не даст простора для воплощения в реальность девичьих грез, а прекрасного принца на импортной машине, который будет возить ее на дискотеки, танцевать с ней там до упада, не ревновать ее за возможный флирт с приглянувшимся соседом и осыпать роскошными подарками. Потому что считала, что ее неземная красота должна цениться по достоинству.

    Мать ее претензий не разделяла, но в Москву отпустила, решив, что дочь там перебесится, обожжется, но домой прискачет как миленькая и тогда уж выполнит требования родителей. Впрочем, она поставила дочери одно условие: та едет вместе с одноклассницей Кобзаревой. А Наташу слезно упросила приглядывать в дороге за дочерью, чтоб та ни в какие глупости не ввязывалась. Интересно, как она себе это представляла, зная дурной и азартный характер дочери?

   Вместе с Наташей напросилась ехать  и Алена Тихонова. В классе ее не любили. Уж очень была завистлива к успехам одноклассниц. Мечтала быть самой первой во всем. Даже в получении золотой медали по окончании школы. Шантажом и угрозами добилась от матери того, что Наташа Кобзарева получила только аттестат с отличием, но без медали, хотя показатели у нее были много выше Алениных. Но мама Алены, Екатерина Ивановна Тихонова, работала в республиканском совете министров на должности  замминистра, а потому учителя и директор школы посчитали за благо для себя в конфликт с ней не ввязываться, справедливо полагая, что Наташа со своим багажом знаний все равно пробьется в жизни. Тем более, что Тихоновы хотели свою Алену пристроить в экономический вуз, там медаль была нужнее.

    В Москве  дороги девчонок на некоторое время разошлись. Алена сразу поехала к знакомым родителей. Там ее ждал отец, который заблаговременно отправился прощупать почву в вузе. Маринку встречала подруга матери. Она и увезла ее на съемную квартиру. А Наташе пришлось самой искать пристанище. Она никому не рассказывала, что учиться планировала заочно или, если повезет, на вечернем отделении. Очное, она знала, родители не потянут. Да и не хотела она обременять их своими проблемами. Отец часто болел. Ему требовалось лечение, но денег в семье на дорогостоящие лекарства не было. Мать после гибели в Афгане старшего сына тоже сдала. Да и что заработаешь на швейной фабрике. Тем более, что возраст у нее уже предпенсионный. Так что Наташа могла рассчитывать  только на свои силы.



   На глаза попалось объявление о наборе дворников.  Главное условие – предоставление жилья по месту работы и возможность устроиться без московской прописки – ее вполне устраивало. Это был тот самый вариант, о котором она втайне мечтала. Быстро добралась до конторы, оформила документы и получила захламленную комнату на первом этаже девятиэтажки. Ее непосредственный начальник, дядька под пятьдесят, показал  территорию, которую требовалось убирать, выдал инвентарь и приказал завтра с четырех утра приступать к работе.

    Наташа привела в порядок комнату, промыла и проветрила от застоявшегося запаха табака и перегара, купила новый замок и вставила в дверь от греха подальше. Первые дни пришлось спать на голой сетке кровати. Под голову укладывала подушку, которую мама, не смотря на протесты, ей все же всучила. А укрывалась пледом, который мама же и уговорила взять с собой.

   Ранним утром она приступила к работе. И выполняла ее с тем же старанием и усердием, как и любую другую, в том числе, и учебу. Лишь наведя порядок, уведомила своего начальника, который сидел в маленькой конторке ЖКУ в подвале соседнего дома, что отправляется в центр по своим делам. Начальник выглянул в окошко для проформы и отпустил. Он уже давно наблюдал за девчонкой и понял, что для участка новый работник вполне годится. К работе  приучена, убирает тщательно. Только надолго ли хватит  ее. Обычно задерживались здесь, на окраине, лишь люди пьющие. Остальные любыми путями постепенно перебирались ближе к центру, где и зарплаты побольше и квартиры получше.

   Наташа с трудом, но поступила по выбранной специальности, как и планировала, на вечернее отделение. Хотя блатных абитуриентов было хоть отбавляй. И деньги они сулили немалые. Но в приемной комиссии, куда она пришла со своими эскизами моделей, был в тот момент один из преподавателей курса. Он перелистал эскизы и приказал девчонку записать на его курс, если, конечно, она сдаст экзамены. Это был явный намек на то, что он заинтересован в данной абитуриентке. Так что Наташу не «сыпали» на экзаменах, хотя она видела, как поступали с некоторыми другими. Вполне знающую, эрудированную девушку, но простенько и безвкусно одетую, на первом же экзамене завалили таким количеством вопросов, которые даже не соответствовали теме билета, что та откровенно растерялась. Но  Наташе повезло. Вопросов на экзаменах ей задали  по минимуму. ответила она на них  отлично. За сочинение получила тоже пятерку. И вскоре увидела свою фамилию в списке зачисленных на курс.

   Потянулись обычные рабочие будни. Рано утром она вставала, наводила порядок на территории. Потом садилась за учебники. В пункте проката взяла швейную машинку и в свободное время из кусков ткани, купленных по случаю в магазине уцененных товаров, изобретала шторы на окно, скатерть на стол, постельное белье. Время было тяжелое, безденежное. Но люди все же умудрялись покупать новую мебель. А старую несли к мусорным бакам. Так она почти бесплатно получила матрас для кровати, вполне приличный шкаф, стулья. Пришлось за перенос мебели расплатиться дефицитным спиртным. Но для нее это было необременительно.

   Вечерами она отправлялась в институт. И усердно постигала знания. Даже то, что казалось ей уже знакомым, новыми преподавателями преподносилось как-то по-особенному.

   Так пролетело полгода. Наташа была на хорошем счету и в жилучастке, и в институте. Хотя тяжелая работа давала о себе знать. Узнав, что новая дворничиха умеет шить, к ней стали обращаться жильцы дома. Кому пальто перелицевать, кому из родительских вещей перешить одежку детям. Наташа не отказывалась. Если не было денег, брала продуктами. У нее создавалась собственная клиентура.

   Однажды, кажется через год, к ней приехала Маринка. Она стала худее и стройнее. Сказала, что узнала Наташин  адрес случайно. Услышала о ней  от одной девицы на тусовке. Хвалилась, что нашла своего принца. Он из богатой семьи, то ли художник, то ли фотограф. У него шикарная иномарка, каких и в Москве мало. Познакомилась Маринка с ним на одном кастинге. Он делал ей партфолио. Слово было новое. Для обычного человека еще ничего не значащее. Но Маринка сообщила, что она собирается участвовать в конкурсе красоты, а для этого нужны качественные, выполненные мастером снимки. В киноактрисы, как планировала, она не попала, слишком конкурс  большой. Но надеется победить в конкурсе красоты, и тогда уж путь в актрисы ей открыт или замужество с москвичом. Домой она возвращаться не собиралась.

    Вскоре  Маринка привезла к ней на смотрины  своего принца. Был он не то, что красив, скорее элегантен и предупредителен к женщинам. Все это для провинциалок казалось удивительным и необычным.

    Михаил Семибратов открыл собственное рекламное агентство. Этому поспособствовали родные парня. Он создавал необычные в тот период рекламные щиты, как опытный психолог, находил нестандартные решения и необычные зацепки для неискушенного зрителя, которые заставляли того помимо воли интересоваться рекламируемым товаром…

    Марина для Михаила  была великолепной моделью. И он честно пытался помочь ей в адаптации к столичной жизни. Но вскоре понял, что за броской внешностью девушки скрывается ничтожная душонка, желающая брать от жизни все, ничего не давая взамен. На все поползновения своей знакомой затащить его в постель, он отшучивался. Прекрасный фасад ведь еще не гарантия, что и квартира будет роскошной. Он это понимал и пытался пристроить свою протеже поудачнее в кругу своих знакомых.

   В тот раз он поддался на уговоры Марины съездить к бывшей однокласснице, посмотреть ее  эскизы одежды. Взял с собой и Вадима, своего напарника. Тот давно заглядывался на Марину.

   Наташа вначале не произвела на него впечатления. Так, невысокая, худенькая, какая-то бесцветная. Но увидел ее работы и замер.  Было в них что-то такое, цепляющее за душу. Очень художественно выполненные эскизы еще не создавали целостности образа. А вот уже готовые работы просто завораживали. Вроде ничего в них нет необычного. Простые ткани, обычная фурнитура, а, поди ж ты, в комплексе создавали необыкновенный ансамбль.

   Михаил вскоре понял, что Наташа настоящий художник и необыкновенной широты и щедрости человек, настоящий эрудит. С ней можно было говорить обо всем. Все ее интересовало, увлекало. Она была тем человеком, которого он искал все юношеские годы. И ее внешняя неброскость  уже не замечалась.

    Очень скоро они стали жить вместе. Маринка Касовичева виду не подала, но злобу на одноклассницу затаила. Она никак понять не могла, как так получилось, что этот ее потенциальный принц, о котором мечтала и так долго окучивала, позарился не на нее, яркую красавицу с приданным, а на какую-то мышку серую, невзрачную. Но отношений с Наташей не порвала. Ведь не поженились же они с Мишкой. Глядишь, предатель и разглядит, на кого он ее, красавицу Марину, променял, и вернется с повинной.



   Касовичева связи с Аленой Тихоновой не прерывала. Мать твердила, что нужные связи надо растить и лелеять, глядишь, когда-то и пригодятся. Дома, в Грозном, становилось все тревожнее, мать перебралась поближе к столице. Переехали в Москву и родители Тихоновой. Через знакомых получили квартиру, пришлось, правда, облагодетельствовать кое-кого.

    Алена прилежно постигала науку экономику, стараясь во всем быть первой. Правда, удавалось это ей уже не так блестяще, как в школе. Таких, как она, хватких и зубастых на факультете было хоть отбавляй. И приходилось биться за место под солнцем. Заверения матери в том, что именно здесь, на экономическом факультете Алена найдет свое счастье, не сбывались. Молодых людей было много, в основном, из хорошо обеспеченных семей, но… в большинстве своем из южных республик. Эти любили погулять, пыль в глаза пустить, а вот до серьезных отношений дело не доходило. Москвичи, мальчики  состоятельных  родителей, также искали только развлечений. Травка, легкие наркотики, ночные клубы, валютные «ночные бабочки»… Все доступно, были бы деньги. К чему связывать себя узами отношений, тем более, с провинциалками. А Алене хотелось блистать, доказывать всем, что она первая из лучших. Вскоре поняла, что блистать сможет только среди своих старых знакомых. Потому сблизилась с Маринкой Касовичевой. Та была в своем репертуаре. Времени даром не теряла, крутила со всеми молодыми людьми подряд.  Михаил Семибратов вначале Алену не зацепил. Ей, при ее-то амбициях, хотелось красавца, да такого, чтобы однокурсницы ахнули, а однокурсники поняли, кого они игнорировали.

    Однажды к Тихоновой в неурочный час примчалась в слезах и соплях Маринка. Сразу жахнула стакан  вискаря из бара для гостей, плюхнулась на диван в гостиной и, перемежая стоны и вопли нецензурной бранью, поведала свою трагедию.

   -- Нет,  ты представь, эта занюханная шавка, которой только и остается, что мести тротуары, отбила у меня Мишку. Ты можешь себе представить? У меня! Да что он в ней нашел? Козел! Мне-то сказал, что, мол, у нас с ним интересы разные… Какие с бабой могут быть особые интересы?  Нет, ну скажи, что в ней может быть такого, чего во мне нет?

   Маринка еще долго рыдала, теша свою ущемленную гордость, обзывала Наташу грязными словами, а Алена в мозгу уже прокручивала услышанное и анализировала ситуацию. Она в душе отлично знала цену Наташе Кобзаревой. Если уж та к чему-то проявляла интерес, значит, это действительно стоящее. А если стоящее, значит, надо у нее отобрать. Надо только внимательнее приглядеться к этому самому Мише Семибратову. Маринке же сказала:

    -- Хватит нюни распускать. Если уж он тебя не оценил, плюнь на него и разотри. Не стоит он твоих слез… Подумаешь, какой-то московский шалопай. Да таких ты три пуда в базарный день купишь.

   -- Да ничего ты не знаешь, Ленка. Мишка, он из богатой семьи. Его родители где-то в номенклатуре работают.

   -- Подумаешь, мои тоже.

   -- Не сравнивай. Его где-то в верхах, чуть ли не при политбюро. Он, правда, мне не говорил, но я случайно подслушала. И сам он при хорошем деле. Дурак, что он в ней нашел? Ни кожи, ни рожи… С ней и в люди выйти стыдно…

   -- Ладно, не нуди. Сама понимаешь, что к тебе он не вернется. Тебя он уже знает вдоль и поперек. Отомстить хочешь? Но учти, мне не мешай.

   -- А-а, хочешь все себе захапать? – Маринка подозрительно взглянула на Алену. Глаза ее покраснели, тушь размазалась по щекам. Обычно прозрачно-белая кожа с легким румянцем сейчас покраснела, пошла пятнами.

   -- Брось, тебе он уже все равно не достанется. Но хоть будет чувство отмщения, -- Алена с внутренней брезгливостью смотрела на заметно опьяневшую приятельницу. – Вот что, сведи-ка меня с Наташкой. Хочу побороться с ней. А сама определись-ка с кем-нибудь из друзей своего бывшего хахаля. Думаю, ты не только его все это время окучивала. Утри им всем нос. Покажи, что тебе на все плевать. И не показывай виду, что тебя все это задело. Продолжай общаться с Наташкой, ну, и с Мишкой.


    В стране творилось что-то непонятное. Столичные жители ощущали себя как на пороховой бочке. Вдруг исчезли привычный ритм и порядок жизни, ясность будущего. Раньше стояли в очередях за продуктами или товарами, злились на понаехавших лимитчиков или провинциалов, но все это было привычным, обыденным. И вдруг все всколыхнулось. Заговорили о переменах в жизни страны. Республики стали отделяться. На всесоюзном референдуме большинство населения проголосовало за сохранение союза, а кучка высокопоставленных чинуш и младореформаторов, которым так хотелось дорваться до высшей власти, быстро поделили страну на части, те, кто рвался к власти, наконец, ее получили. Им и дела не было до того, а как там простой народ. Как ему живется.

    Внизу были голодные бунты, закрывались фабрики и заводы, люди выбрасывались на улицы, а вверху делили и грабили страну. Когда увидели, что у народа есть деньги на счетах, и он все еще пытается как-то выживать, провели реформу денег, ввергнув простой люд в самый ад беспросветной нужды. Но зато обогатились те, кто вырвался вверх. Нужно было срочно приватизировать пока еще имеющуюся неразграбленную  госсобственность. Придумали ваучеры. И вновь обобрали народ.



     Наташа в эти жуткие годы жила своей отрешенной жизнью. Она ничем не могла помочь родителям. У нее даже не было возможности забрать их к себе. В той квартирке, где она обитала, прописать родителей  не разрешали. Удалось только перевезти их из уже начинавшего разгораться пожара кавказских междоусобиц в одну из деревень соседней со столицей области.

    Она была далека от всего происходящего в стране. Ездила к родителям в деревню, помогала сажать огород, косить сено  для козы, отрабатывала положенные дни на подработке зерна в хозяйстве, чтобы получить вместо оплаты несколько мешков зерна и посыпки на корм скоту. Осенью копала картошку, чтобы у родителей было  хоть какое-то пропитание в долгие зимние холода, собирала с матерью грибы в лесу… Часть продуктов везла в столицу. Надо же было чем-то и ей питаться. Зарплату платили нерегулярно, но она продолжала работать, чтобы сохранить за собой жилье.



   Михаил частенько предлагал Наташе  переехать к нему в столичную родительскую квартиру. Но девушка была реалисткой. Она прекрасно понимала, что высокопоставленные родители до поры до времени снисходительно относились к шалостям единственного сына с какой-то провинциалкой, но совсем не собирались прописывать ее в своем  жилье. Тем более, что и им надо было как-то определяться в этом неустойчивом, в любой момент могущем рухнуть мире.

   Когда была разрушена берлинская стена, как символ «железного занавеса», родители Михаила  с восторгом приняли это известие.  Ведь теперь появилась реальная  возможность открыто заниматься своим бизнесом, до сих пор оформленным на  друзей, живших за «бугром».

   Но потом началось отделение республик, пришел новый  руководитель аппарата верховной власти. Все это было непонятно и чревато опасностями для удобного, налаженного быта. Отец Михаила вначале вроде бы качнулся в сторону организаторов ГКЧП, но очень быстро  понял, что для его бизнеса и дальнейших планов развития семейного дела это может оказаться опасным. Но и делиться с алчными, голодными и завистливыми выскочками из молодых, которые рвались к власти, чтобы раздербанивать народное богатство, ему не хотелось.

   Это был страшный и неустойчивый период в его жизни. Он мог вполне успешно продвинуться наверх или также мгновенно рухнуть вниз, если поставит не на тех, кто придет к власти. Одни были за возврат к старому курсу, может быть, чуть модернизированному, другие за полный развал страны, за продажу ее богатств в обмен на собственное благополучие. Отец Михаила был трезвым и жестким аналитиком и отлично понимал, что второй путь ввергнет страну в хаос, превратит ее в сырьевой придаток, в первую очередь, США, но этот путь открывал ему прекрасные перспективы для дальнейшего развития и процветания семейного бизнеса.


    Впервые Наташа столкнулась с пониманием того, что в стране что-то не так в августе начала девяностых. Она окончила второй курс, попросила отпуск, чтобы помочь родителям, и работала в колхозе. В то утро ее и еще десяток других  колхозников на тракторном лафете везли на полевой стан, где им предстояло заниматься подработкой зерна. Вдруг из-за поворота шоссе навстречу им выехала колонна танков. Они шли на Москву. Это было так странно и страшно, что одна из пожилых  колхозниц вдруг с придыханием произнесла:

    -- Доигрались наши правители… Война…

    Ее тут же осадили молодые:

    -- Вы что, теть Мань. Какая война. Это учения. Вспомни, лет пять назад, здесь проходили колонны военных.

   -- И-и-и, ребятки, я хоть и маленькая была, а помню ту войну. Тогда так же шли танки. Говорю вам, война будет или заварушка…

   -- Вот и правильно, -- перебил ее конопатый подросток, -- давно пора. Достали эти старики у власти. Сами ничего не понимают и молодым дорогу не дают. Только для себя любимых живут, да для своих семей… А мы тоже хотим жить, как за рубежом, чтобы и удобства были, и машины у всех…

   -- Для этого не обязательно войну затевать…

    -- Так если добром не хотят, -- не унимался конопатый.

   Тут все  заспорили, стали выплескивать наболевшее. И то, что зарплаты мизерные, а цены как взбесились, чуть ли не каждый день поднимаются.  И  ничего из товаров достать невозможно, все по талонам. Да еще и в город с этим талоном ехать… И сахару нет в достатке, и спиртного не раздобудешь. А на селе в это время бутылка -- самая ходовая валюта. И за вспашку огорода, и за подвоз сена, зерна… Эта оплата спиртным сгубила  потом деревенских мужиков в считанные годы.

   Наташа слушала разговоры  работавших рядом сельчан и разделяла их гнев и  тревогу. Сама ощущала себя в их шкуре. Понимала, как приходилось им вкалывать почти задарма, чтобы заработать зерна на корм скоту и птице. Ведь жили в это время только с натурального хозяйства. Она вместе с другими провеивала зерно, перекидывала его лопатой с места на место. Сушилка опять была в ремонте, а грузовики без остановки  везли  зерно  на ток.

    Вечером узнала, что по телевизору весь день транслировали «Лебединое озеро» и выступления какого-то ГКЧП. Отец Наташи был сильно взволнован. Советовал ей не ехать в Москву, переждать столичную заварушку в деревне. Уступив просьбам родителей, она дозвонилась на деревенском почтамте до своего начальника и попросила еще недельку отпуска без содержания. Начальник был в каком-то отрешенном состоянии, долго не мог понять, кто ему звонит и по какому поводу, в конце концов, понял и разрешил, просил только прислать телеграмму с просьбой об отпуске. Так что все события, связанные с ГКЧП, Наташа провела в деревне.

    Вернулась, когда все немного утихло. Опять принялась за свою работу. Прислушивалась к разговорам москвичей. Большинство ничего не понимало в случившемся. Лишь один из ветеранов, в праздники он ходил на парад в старом кителе, увешанном десятками военных наград, однажды обронил:

    -- Мы еще наплачемся. Боком выйдет нам предательство родины… Жаль, нет сил на ее защиту…

    Молодежь с восторгом вспоминала о недавних событиях. Ей хотелось обновления,  жизни как в зарубежных фильмах, хотелось удобств, красивых вещей, возможности ездить за границу…

    Михаил на вопрос, что он думает о происшедшем, уклончиво ответил, что все оценки этим событиям  поставит время, и посоветовал не забивать голову ерундой, работать над коллекцией одежды и эскизами, которые он собирался представить на одной из выставок за рубежом.

    Потом  было Беловежское соглашение... События эти как-то пролетели мимо сознания Наташи. Михаил был весь в творческих  планах, торопил Наташу с созданием новой коллекции одежды. Он будто витал в облаках, видел себя во главе огромной рекламной корпорации.

    Наташа была более реалистична и прагматична.  Ее устраивало то, что она делала. Тлела надежда на возможность все-таки доучиться и получить диплом. Но надо было думать и о будущем, чем-то жить, как-то  вертеться. У нее к этому были свои веские  причины. В сложное  для всей страны время она вдруг поняла, что скоро станет матерью. Надо было не прожектерствовать, а реально искать возможность для  нормальной жизни. О ребенке Михаилу она пока не сообщала. Боялась, что он начнет предлагать это дело как-то урегулировать. Таких примеров она  у себя в институте знала немало.

    Но Михаил оказался не из породы трусов и беглецов. Новости искренне обрадовался, засуетился. Стал планировать возможность переезда в новую квартиру. Легкий намек на необходимость смены работы воспринял как сигнал к действию.

    Месяц спустя Наташа стала руководителем одного небольшого московского ателье, недавно обанкротившегося из-за раскручивающейся инфляции. Михаил объяснил, что ателье  и ему будет выгодно, тем более, что площади позволяли разместить здесь свое рекламное агентство.

    Коллектив в ателье был небольшой, но дружный. Люди брались за любую работу, лишь бы заработать денег. Наташе и  Михаилу приходилось крутиться, чтобы добыть очередной заказ на пошив небольшой партии товара. На это Михаил был мастером.

     Вскоре Наташа родила сына. Назвала в честь погибшего брата Сережей. Михаил не возражал. Теперь все время Наташа посвящала сыну, урывками занимаясь своим любимым делом.

   Михаил опять готовил ее работы к выставке, параллельно занимаясь рекламным бизнесом. Но и здесь без  помощи подруги не обходился. Всегда полагался на вкус и такт Наташи, на ее чувство меры и мгновенное отторжение любого проявления пошлости.

    Были в Наташе  врожденная интеллигентность и чувство высокопорядочности, что раньше так часто встречались в деревенской  глуши, где еще сохранились следы общинности и сознание сопричастности своему роду. И что в городе теперь приходится вдалбливать в школе и культивировать в семье. Михаил это все чувствовал на уровне подсознания и потому так дорожил своей любовью.



 
         Между тем в стране все кардинально менялось. За заботами о семье, об ателье и работающих там женщинах, о новой коллекции одежды Наташа почти не бывала в городе. Год выдался тяжелым. Много сил отнимала учеба. Можно было взять академический отпуск, но это значило потерять время, а ей этого не хотелось. Так что приходилось учиться ночами, готовить курсовые, учить лекции, которые конспектировали ей знакомые девушки-однокурсницы.

         О происходящем в столице и вообще в стране ей рассказывал Миша. Он был в самой гуще событий. Рассказывал о последствиях ГКЧП, о гиперинфляции,  о танках, шедших на столицу, о разгоне парламента, о бунтах шахтеров…

        Когда началась ваучеризация и приватизация лакомых кусков госсобственности, Михаил очень удачно приватизировал ателье на имя Наташи, расширил свое агентство. Он становился все более востребован среди нарождающейся предпринимательской братии. Его рекламные щиты красовались по всей Москве, его  ролики заполнили эфирное время на всех каналах телевидения. Деньги потекли неиссякаемым ручьем. Он уже не единожды предлагал Наташе узаконить отношения, но девушка полагала, что это может повредить карьере любимого, да и с родителями могут испортиться отношения…


     Алена Тихонова все эти трудные месяцы даром времени не теряла. Только завистливо поглядывала на соперницу. Удивлялась, как это Наташке удается и захомутать  парня неженатого, талантливого, единственного сына высокопоставленных родителей, богача, и свое ателье, о чем раньше только мечтала, отхватить, и ребенка родить, да еще и учиться. Тут без нечистой силы не обошлось. Несмотря на учебу в престижном вузе, на общение с наиболее образованной частью своих сверстников, Алена была уверена в  существовании потусторонних сил, которые помогают некоторым жителям столицы получать все блага жизни, не прикладывая к этому особых усилий. А вот ей приходилось добиваться желаемого путем неимоверных ухищрений.

    Мишку  Семибратова  она решила заполучить во что бы то ни стало. Не то, чтобы уж очень в него влюбилась. Но чувство зависти и желание насолить сопернице возобладали над рассудком. Да и чем труднее была задача, тем желаннее и ценнее был результат. Вначале Алена решила использовать свои женские чары, недаром же считала себя личностью неординарной и притягивающей внимание мужского пола. Когда обычные уловки не сработали, заметно обозлилась. Но виду не показывала. В этот период она стала частенько наведываться к Наташе под предлогом помочь той то с ребенком, то по дому. Делала заказы в ателье, приводила сокурсниц. Словом, организовала рекламу с дальним прицелом. Если удастся, а она была в этом уверена, ателье со временем перейдет к ней, и уже с готовой клиентурой.

    Мишка на Аленины прелести не зарился, на все ее прозрачные намеки посмеивался и отшучивался, даже не замечая, как это Алену задевает. Тогда она начала атаку с другого фронта. Аленина мать, дама амбициозная, узнав о желании дочери привлечь внимание сына столь высокопоставленных родителей, подключила свои связи, разузнала об общих знакомых и однажды, как бы невзначай, оказалась в одной компании с ними. Умелая  лицедейка, она обладала талантом поддерживать разговор на любые темы и втираться в доверие. Вот и с новыми знакомыми быстро нашла общий язык. Вскоре завела дружбу с матерью Михаила, довольно умело выяснив, что дама эта просто обожает своего единственного сына и прочит ему в жены высокообразованную девицу из своего круга, умеющую вести себя в высшем обществе, дочь достойных родителей.

    На почве заботы о детях обе матери довольно быстро сдружились. А у отцов оказались сходные представления о политике, о положении в стране, о бизнесе и о… рыбалке. Словом, вскоре родители стали друзьями. Пришло время свести и детей.

   Однажды мать пригласила Михаила на дачу. Чтобы, не дай бог, не отказался, придумала свою болезнь. Тот мгновенно примчался. Увидев, что его обманули, сразу обиделся. По поводу представления Алены буркнул, что они давно знакомы. Но мать, заполучив сына, в этот день и не думала его отпускать. Пустила в ход слезы, уговоры, даже угрозы. Словом, он, сцепив зубы, весь вечер провел в обществе двух мамаш и определенно неприятной ему Алены.

   В сон его клонило давно, но он стойко держался из последних сил, поддерживая беседу за чайным столом. Но потом не выдержал, извинился и отправился к себе на мансарду. Матушка его не к месту защебетала о том, какой он был раньше музыкант, как он хорошо играет на гитаре. Алена тут же напросилась послушать игру. Дальше он ничего не помнил до того момента, пока в его комнату не ворвались две мамаши, вырвав его из тяжелого сонного кошмара.

   Он  лежал в своей постели в обнимку с Аленой. А такого он даже в кошмарном сне представить не мог. Матери тут же кинулись с поздравлениями. Обе наперебой заговорили, как они мечтали о такой партии для детей. На уверения Михаила, что ничего не было, его мать грозно прикрикнула, напомнила, что он опозорил девушку. И свидетельство позора было налицо.

   Михаил долго отпирался. Но ему откровенно пригрозили, что если не одумается, то для его провинциальной протеже будут приготовлены нары где-нибудь подальше в сибирской тайге.

   Родители засуетились по поводу свадьбы. К тому же Алена известила, что беременна. Но Михаил отнесся к известию мало сказать безразлично или равнодушно, скорее брезгливо. Его больше волновало, как воспримет известие Наташа. Но та спокойно встретила его тяжелое признание. Только и сказала: «Что ж, бывает». Это ее равнодушие к его беде Михаила больно кольнуло, но Наташа пояснила, что для нее ничего не изменилось. Она его любит, а то, что они не вместе, она ему еще   раньше пророчила. Родители хотят для своих детей лучшего, потому ищут партии в своем кругу. Так повелось исстари. И не молодежи ломать традиции. Что до творчества, то они по-прежнему будут работать вместе.

   Алена всеми силами пыталась затащить Михаила в постель. Но тот предпочел уехать в командировку в Германию и предоставить готовиться к свадьбе тем, кто ее затеял. Ему нужно было побыть одному, подумать над ситуацией. Способности своих родителей и размеры их власти он хорошо знал, потому вполне реально опасался за жизнь Наташи. Следовало на какое-то время отдалиться от нее, чтобы не создавать проблем.