Принцип Монте-Кристо

Часть первая. Глава четвёртая.

                                                                    Глава четвертая.



    Алене Тихоновой присутствие в Москве соперницы каждодневно отравляло жизнь. Можно  было, конечно, спровадить ее куда-нибудь на Колыму. Но что толку? Мишка в нее втрескался так, что, не раздумывая, бросится за безродной поломойкой на край света. А это Алену не устраивало. Она уже сдружилась с родителями Михаила, узнала, что у них есть свой неплохой бизнес за рубежом, есть там недвижимость, куда они в любой момент могут выехать. Все это может стать и ее собственностью, если сумеет соблазнить сына. Об этом ей прозрачно намекнула будущая свекровь.

   Вначале Алена занялась ворожбой. Благо специалистов оказалось пруд пруди. На все вкусы.  Но вскоре поняла, что деньги эти деятели любят, а результата их способностей так и не наблюдается.  Тогда Наталья Ивановна намекнула ей на возможность подлога. Обе они, и мать и дочь, довольно основательно проработали операцию, не посвящая в наиболее пикантные подробности мать Михаила. И вскоре дело было сделано. Сын был приперт очевидными доказательствами к стене. Его мама ликовала по поводу случившегося, а Алена лихорадочно думала, как по-настоящему затащить парня в постель. Нужно было обязательно забеременеть, чтобы рыбка не сорвалась с крючка. А вот как? Тут опять на помощь пришла Наталья Ивановна. Она по секрету сообщила будущей сватье о счастливом событии. Та не преминула рассказать об этом своим близким.

    Но Мишка на близость ни под каким предлогом не соглашался. А беременность была нужна. Оставался еще один проверенный способ. Был у Алены  в запасе милый  дружок для секса. От него она уже раза два залетала. Ну и приходилось довольно быстро избавляться от нежелательной беременности. Вот к  нему Алена и отправилась за помощью. Тот посодействовать  решению ее проблемы не отказался.

   Вскоре Алена уже точно знала, что беременна. Казалось бы, путь к мечте становился свободным. Но препятствием к осуществлению ее цели оставались Наташка и  теперь этот ее дружок, который вдруг возжелал денег и непременного участия в ее будущем бизнесе. Алена чувствовала, что обоих необходимо нейтрализовать. И Наташа,  и дружок были реальной угрозой  ее далеко идущим планам. И вскоре она придумала, как от них избавиться.


   Неожиданно Наташа получила приглашение на участие в круизе по Средиземноморью. Пригласили ее в путешествие Марина и Вадим, которые собирались в скором времени пожениться. Приятели советовали сменить обстановку. Оба наперебой осуждали поступок Михаила, его предательство.

  Наташе было горько сознавать, что любимый человек так повел себя, но осуждать его она не смела. Знала, что он поступил так, чтобы обезопасить ее и ребенка. Время-то было шальное. Вокруг только и судачили о том, кого застрелили, кого подорвали, а кто и совсем пропал бесследно.

   Михаил был в длительной зарубежной командировке, вот и согласилась на поездку. Даже  в какой-то степени обрадовалась. Все-таки посмотреть зарубежные страны, поплавать по Средиземному морю для большинства жителей страны тогда было нереальной роскошью. А тут предлагали и визу сделать, и билет оплатить…

   Поехала в деревню посоветоваться с родителями. Те одобрили ее решение, обрадовались возможности повозиться с внуком, пока она плавать будет по морям.

   Правда, оказалось, что плавание организовано не на круизном лайнере, а на небольшой частной яхте, принадлежащей приятелю Вадима. Но оттого радость  путешествия по зарубежным странам не убавилась.

   Уже в порту, загружаясь на яхту, Наташа  узнала, что по дороге захватят еще двоих пассажиров. Этими двумя оказались Алена Терехова и какой-то темноволосый смазливый до приторности  молодой мужчина, который сразу же стал делать Наташе столь  недвусмысленные намеки и так достал своими приставаниями, что она готова была сойти в ближайшем порту. Тогда Вадим пригрозил приставале, что выкинет того за борт, и мужчина на какое-то время притих.

  Первые дни круиза были приятны и расслабляющи. Потом прошли проливы, побывали в Стамбуле, двинулись вдоль греческих берегов. Совершили несколько экскурсий в районы развалин древнегреческих городов.  И все стало как-то надоедать. Наташе захотелось домой, к родителям, в деревню. Там хоть и не так жарко, но никогда не скучно. Можно побродить по лесу, искупаться в речке, поиграть с Сережей. А здесь, на яхте, приходилось плотно общаться с неприятными ей людьми. Алена постоянно выставляла напоказ признаки своей беременности. То в обморок падала, то ей было душно, то ее тошнило. И требовала от окружающих исполнять любые ее капризы.

   Наташа по большей части сидела в своей каюте, смотрела в окно на волны, на виднеющиеся на горизонте берега островов, мимо которых  проплывали, и тосковала о доме. Так прошло около недели.

   Однажды на ночевку было решено остановиться не в порту, как обычно, а причалить к берегу  одного небольшого островка. Алена не на шутку раскапризничалась. Ей захотелось отдохнуть на берегу, на твердой земле, развести костер, зажарить мясо. Марина с Вадимом и этот неприятный мужчина старались угодить каждому ее желанию.

Наташа не понимала этого странного их раболепства перед Аленой  и участвовать в нем не собиралась. Правда, в душе считала, что такое неприязненное отношение к Алене у нее из-за ревности. Но переломить себя не могла. Потому осталась ночевать на яхте.

   Ночью ей не спалось. На острове шумели, звучала музыка, раздавались пьяные возгласы, взрывы смеха. А ей на яхте было тоскливо и одиноко. Тем более что на судне остался дежурить только один матрос, а остальные приняли участие в пирушке. За этим шумом никто не заметил, как к яхте причалила весельная шлюпка. На борт поднялись трое мужчин. Они сноровисто обшарили каюты, скрутили вахтенного матроса, затем нашли Наташу в ее каюте.

   Что было дальше, она помнит лишь обрывками. Она умудрилась вырваться из рук этих страшных мужчин, бросилась в воду, попыталась плыть к берегу. Там все всполошились, стали суматошно бегать по песку. Капитан и матрос старались утихомирить испуганных людей. А один из поднявшихся на яхту бандитов вскинув автомат, несколько раз выстрелил в мечущихся людей. 

   Наташе не удалось далеко уплыть от яхты. Вскоре ее схватили те, что оставались в лодке, рядом бросили связанного матроса, сняли с яхты оставшихся там бандитов и споро поплыли куда-то в темноту.



   Пред грозные очи своего приятеля я предстала на следующий день. Валерий Яковлевич самолично забрал меня из Городца и отвез в Малый Калинов на разборку к шефу. Ближний свет, честное слово. Мог бы уж и в гостинице Надежды поселить. Так нет же, сначала спровадил домой, заставив меня пережить неприятную ночь в раздумьях, чем мне на этот раз грозит мое непослушание.

 Нет, насколько проще жить, когда у тебя нет за душой таких вот грозных и влиятельных приятелей детства, возомнивших себя вершителями судеб и требующих жить по их указке. Правда, без него моя головушка, наверное, давно бы покоилась под калиновым кустом.  Так что тут ничего не поделаешь. Раз уж он решил меня опекать, то изменить я уже ничего не в силах.

   Лепилов сидел в своем кабинете за столом точно так же, как и несколько дней назад, когда я приходила за разрешением на поездку в детдом. Даже одет был, кажется,  так же. Вот только не было того сельхозника на диване.

   Я не стала играть в молчанку и тут же спросила:

   -- А что стало с тем мужиком, что здесь слезы лил?

   Алексей удивленно вскинул бровь. Ясонов ему что-то сказал вполголоса.

   -- С чего это тебя он заинтересовал? – тут же вздыбился приятель. – Опять куда-то хочешь вляпаться?

   -- Ну, вот еще, -- дернула я плечом. – Нельзя уж и спросить. Просто интересно. Помог ты тому дядьке?

   Лепилов мгновенно обмяк и ядовито улыбнулся.

   -- Ты знаешь, обошлись без твоего вмешательства. Подумаешь, рейдерский наезд. Это мы и сами умеем. Так что не переживай. Там все в порядке. Земли теперь мои, пусть селяне работают так, как считают нужным… А поговорим мы, давай, о твоем путешествии. Мне тут Яковлевич кое-что уже поведал. Но я деталей не знаю. Так что, рассказывай, я слушаю…

   Я скептически глянула на Ясонова. Что он мог такого рассказать? Потом вспомнила, что у начальника службы охраны какие-то шуры-муры с Ольгой. Значит, Николай Семенович о чем-то там проговорился. Ну, значит, и мне можно. И я поведала о том, что случилось со мной за последние дни. Чего скрывать? Я ничего противоправного не совершила. Да, честно говоря, и никуда влезть не успела…

   Мой приятель внимательно слушал рассказ, изредка переглядываясь с Ясоновым.

   -- Так, значит, ты пришла на базу, а микроавтобус там уже стоял?

   -- Ну, да. Я зашла на проходную, спросила, где машина, которую мне для детдома приготовили. Дежурная махнула в сторону стоянки, вон, говорит, ждет. Ну, я и пошла.

   -- А на номера ты обратила внимание?

   -- А зачем? Здесь только ваши машины. Да и кому нужно тратить деньги, закупать подарки для детдома, брать меня в попутчики, если все это можно осуществить и без меня?

   -- Как выглядела эта девица? – продолжил допрос Алексей.

   -- Как, как, обычно. Правда, возраст у нее приблизительно мой, но выглядит хорошо. На первый взгляд, намного младше.

    -- Ладно, внешность опустим. Что она говорила?

    -- А ничего. Молчала всю дорогу. Только на мой вопрос, как ее зовут, ответила, что Тата. А потом сказала, что полное ее имя Анатолия Альтман.

   -- Да-а? – мне показалось, что Алексей чуть не подавился от сдерживаемого смеха. – Ты хоть документы ее смотрела?

   Я вдруг обиделась:

   -- Слушай, когда это я у твоих работников документы спрашивала? Я пока тебе верила…

    -- Ну, мне ты можешь верить и дальше, а вот у незнакомых все же документами  интересуйся. Тем более, что я тебе направляю людей проверенных и лично тебе знакомых.

   На это мне возразить было нечего. Действительно, всех, кого мне посылали Алексей или Валерий Яковлевич, я знала в лицо. Так что, действительно, это был мой прокол.


    День спустя Ясонов опять привез меня в Малый Калинов. Оказывается, мой приятель Алешка снизошел до моих проблем и заинтересовался поисками тех, кто подставил внука Натальи Ивановны. Мне это показалось странным. Не такой уж Алешка альтруист, чтобы бескорыстно помогать в сомнительных предприятиях. Я даже могу предположить, что и меня он опекает из каких-то своих далеко идущих соображений. Потому что, находясь у власти, он приобрел чувство вседозволенности, гордыни и богоизбранности. Впрочем, как и все остальное, относящее себя к элитарному слою, общество страны. И я не сомневаюсь, что если случится ему переступить через мой труп ради каких-то своих целей,  он это сделает не задумываясь.

   Однако на этот раз Лепилов предложил мне вместе с Ясоновым  поискать того обмененного в детдоме ребенка. Раз уж монахиня не сказала, где теперь ее муж, может быть, стоит начать с ее дочери?

   Мне пришлось сообщить адрес, полученный от настоятельницы монастыря. Вначале я решила  выставить свои условия, но друг мой Алешенька усмехнулся и пригрозил:

   -- Надеюсь, ты пока не сомневаешься в моих возможностях?    Мне вполне по силам подкупить не только мать настоятельницу. Тем более, что она теперь мой близкий друг, после того, как я оплатил стоимость и организовал строительство колокольни храма, о восстановлении которой они так долго мечтали и собирали пожертвования. А тебя в таком случае от расследования отстраню…

   Это был неприкрытый шантаж, но… я поняла, что меня не устранят от поисков и даже позволят съездить к дочери монахини.

   Через некоторое время Ясонов прибыл за мной на внешне неприметной машине. В марках я не особо разбираюсь, потому и поинтересовалась, почему на этой развалюшке, а не на «хаммере»?

    -- Старушка неказиста, но даст фору любому внедорожнику, -- похлопал по капоту машины Валерий Яковлевич и добавил, -- нечего мелькать в глубинке барскими игрушками. Садитесь, едем в гости к дочери монахини…

    -- А Алексей? Он вроде бы собирался?

    -- Ох, не барское это дело собирать сведения. Он будет координировать наши действия из офиса…

    -- Да-а, -- только и смогла я произнести и надолго заткнулась. Алешка мой приятель детства и из каких-то, одному ему понятных соображений, решил опекать меня и моих детей. Конечно, причины этому есть, и я о них уже рассказывала, но очень многие предпочитают на такие мелочи не отвлекаться. А в случае, если эти мелочи мешают, могут запросто их убрать. Потому в поведении моего друга много непонятного. Я не сомневаюсь, что при необходимости он, не задумываясь, может убрать меня со своего пути, но вот пока возится со мной и с моими бредовыми идеями, отвлекаясь от серьезных проблем, которые ставят перед ним бизнес и власть.

    Словом, мы с Ясоновым отправились в путь на поиски дочери монахини. Машина споро катила по шоссе. Внутри она оказалась вполне комфортной и даже с кондиционером. Услышав мои выводы, Валерий Яковлевич фыркнул и заявил, что всех достоинств этой колымаги не знает никто.

    На подъезде к МКАДу мой спутник уточнил по компьютеру обстановку с пробками в столице и области, потом сориентировался по карте, и мы двинулись по объездным дорогам. Я почти никогда не ездила по таким закоулкам. В одном месте пришлось переезжать через речку на допотопном пароме, в другом – по полуразвалившемуся мосту. Оказалось, что и в столичной области есть такие медвежьи углы, где простому люду даже в столь просвещенный век приходится жить в условиях средневековья.

   Наконец,  наш путь подошел к завершению. Навигатор привел машину к той деревне, где обитала дочь монахини Аполинарии.

   Местная церковь стараниями прихожан приводилась в божеский вид, но средств и пожертвований было недостаточно. Батюшка Илья и матушка Елена сердечно встретили нас на пороге дома. Священник еще не снял рабочий фартук, а его одежда была в извести и краске. Он только что вместе с рабочими трудился на лесах, возведенных вокруг стен церкви.

   Нас пригласили в дом отобедать. За трапезой я рассказала, что по случаю оказалась в монастыре и  познакомилась с сестрой Аполинарией. Я имела с ней беседу, после чего сестра Аполинария отбыла в скит.

   Матушка Елена склонила голову, слушая известие о матери. Три девочки-погодка молча смотрели на меня  широко распахнутыми глазами. Все они были похожи на свою мать, а та живо напоминала мне монахиню Аполинарию.

   Наконец, когда обед завершился и отец Илья извинился за то, что покидает нас, так как его ждут рабочие, а Ясонов напросился с ним в церковь, чтобы посмотреть, какие там ведутся работы, мы с Еленой остались одни. Она отпустила девочек в садик у церкви под присмотр старушки и известила, что сможет уделить мне совсем немного времени. Летом каждый час дорог.

   Я поинтересовалась, знает ли она, где живут ее отец и брат.

   -- Конечно, я с папой постоянно в контакте. А Дима… Вот что, вы спросите об этом у папы. Я дам вам адрес…

    Вскоре мы уже катили по шоссе в сторону столицы.

    -- Да, жизнь в российской глубинке впечатляет… -- пробормотал Ясонов. Я тут же откликнулась:

    -- Еще бы, ужасающая нужда, все властьпредержащие норовят ободрать селянина, как липку, и никакого просвета в нищенской жизни…

    --  Я не о том. Какая сила духа  зреет в этих людях. Они все еще в поиске, им есть что искать и находить. Это в больших городах люди в большинстве своем истратили себя и растеряли силу своего национального духа. Что в  городе человеку надо? По большому счету. Поесть послаще, ну, карьеру сделать, при этом, можно и по трупам ближних потоптаться, карабкаясь на вершины власти. Захапать побольше бабла, накупить шмоток, брюликов, ну, яхту, домишко за рубежом… Совсем уж отмороженные уже на непотребство перешли от пресыщения… И все… Больше им ничего не нужно. В голове пустота, а в глазах алчность… видно, как в них счетчики щелкают, оценивая мир в валюте. Им бы у селян поучиться смыслу жизни…

   -- Да кто ж сейчас поменяет жизнь в столице на прозябание в глухой деревне?

   -- Ну, вот же отец Илья поменял. Сын преуспевающих родителей, а бросил все, уехал в глубинку… Я спросил, чем помочь могу ему… А он отвечает, все есть. Надо вот только веру в людях возрождать, чтобы опять поднялся род людской… Что могу сказать. Подвижники. Я, конечно, пожертвовал на благое дело. Отец Илья здесь в деревне сейчас в почете. Он является их последней надеждой. Помогает населению избавляться от пагубной привычки к спиртному. Ищет людям работу, организовал общину сельскохозяйственную, чтобы смысл жизни у людей был. К нему  народ из окрестных деревень потянулся… Побольше бы таких бессеребренников, пекущихся не только о своем благе, но и о простом народе, о своей стране, об истории своего народа… Это не пустые слова. Здесь, у отца Ильи я многое понял…



    Лепилов вначале поморщился, когда я напомнила о своем желании съездить к отцу Елены и Димы. Потом глянул на Ясонова.

    -- Вот что, Яковлевич. Раз уж ты в теме, поопекай ее еще немного. Сам понимаешь… -- тут Лепилов как-то странно взглянул на своего начальника службы безопасности.

   Я подозрительно оглядела обоих. Что-то не понравились мне все эти недомолвки. Что-то два этих сытых господина темнят. Что-то знают такое, о чем мне говорить не положено. Или приятель  дал  Ясонову такие ценные указания в отношении меня, что я теперь буду как собачка на поводке. Но это уж посмотрим по обстоятельствам. Хотя… Ясонов настолько весомая фигура в структуре Лепиловского бизнеса, что отправлять его по пустякам, ради моего любопытства, даже  Алексей вряд ли решится. Значит, знают они что-то такое, о чем мне предпочитают не говорить.

    Отец матушки Елены жил в большом индустриальном городе, работал на заводе. Мы прибыли туда чартерным рейсом. Ясонов сразу из аэропорта повез меня на какую-то дачу за город. Оказывается, и сюда простирается длинная длань моего приятеля. И дачка, скажу вам, нехилая. Я подступила с расспросами к своему спутнику. Но тот только отмахнулся.

   -- Не заморачивайтесь, Ксения Андреевна. Это жилье моих знакомых. Не в гостинице же нам  останавливаться.

   А, на мой взгляд, почему бы и нет. Но тут я права голоса не имела, так что в душе осталась при своем мнении, а вслух предпочла ничего не говорить.

   Квартиру отца Елены мы нашли быстро. На стук вышел седой, но довольно подтянутый мужчина. Он вопросительно взглянул на нас.

    Ясонов быстро ввел его в курс дела. Мужчина не стал  предъявлять претензий по поводу неурочного прихода, молча пропустил в квартиру.

   -- Мы хотели бы увидеть вашего сына… -- начала я. Но хозяин квартиры взмахом руки остановил меня.

   -- Если вы прибыли от дочери, значит, знаете о нашей трагедии…

   -- В общих чертах, так сказать, -- вступил в разговор Ясонов.

   -- Что ж, идемте в кухню, разговор долгий, давайте продолжим его за чаем, -- предложил хозяин и провел нас в маленькое помещение, поразившее меня чистотой и уютом. Чувствовалась женская рука. Но хозяин, проследив за моим взглядом и правильно предугадав направление моих мыслей, лишь покачал головой:

   -- Один живу. Тешу душу  надеждой, что однажды приду с работы, а тут жена. Знаю, что призрачна эта мечта, а душу греет.

    Хозяин со знанием дела заварил свежий чай, выставил варенье, печенье, мед в розетке. Все в его движениях было размеренно и привычно.

    -- А где же ваш… -- я на мгновение запнулась, -- Димка?

    -- Димка-то, в армии, служит. После этого поступать думает в военное училище. Молодец,  парень. Зачем он вам?

    Мы рассказали о сути поисков, о том, какие выводы привели нас в этот дом.

    -- Димка не знает, что он не наш ребенок. Он очень переживает, что мама далеко, но мы ему объяснили с Леной, что мама больна. Анюта ведь действительно заболела. Она восприняла свой поступок как предательство в отношении сына. Наш мальчик при родах получил травму и на всю жизнь должен был остаться глубоким инвалидом. А отсутствие денег, лекарств и квалифицированной помощи вообще превращало его в растение. Я не осуждаю Анюту. Она поступила так вгорячах, когда согласилась на обмен. Но нашему мальчику там действительно было лучше. За ним был уход, Анюта до последнего дня была при нем. И если ничего не смогла сделать против его отправки за границу… это не ее вина. Такова жизнь… А вот Димку она не смогла принять. Он ведь был совершенно здоровый малыш, худой и забитый… но здоровый. И этого она себе не могла простить. А я так считаю, бог все видит. Он распоряжается нашими жизнями. Значит, так предопределено небесами, что мы должны заботиться об этом ребенке. И я о нем забочусь и надеюсь, что это помогает моему кровному сыну везде, где бы он ни был.

    -- Значит, Дима не догадывается, что он неродной? – уточнила я.

    -- А откуда ему об этом знать? Документы у сына настоящие, Леночка приняла его как брата. Она знает, что он неродной, но мы решили, что мальчик узнает правду только когда станет взрослым и то, если возникнет крайняя необходимость. Ведь у него родных не было. Мама погибла, бабушка с дедушкой тоже, а отец, если можно так назвать этого человека, сдал его в спецдетдом. Как будто не догадывался, что там творится. Деньги оплачивал за его содержание, большие деньги, а сам никогда не навещал.

    -- Можем ли мы повидаться с Димой? – вклинился в разговор Ясонов.

    -- Зачем? – недоумевающее взглянул на Ясонова хозяин дома. – Я точно знаю, что мальчик в армии, никуда он не отлучался. Я с ним в постоянном контакте.

    -- Видите ли. Если мы нашли его, могут и другие. Нам не хотелось бы причинить ему боль, но… сами понимаете. Есть что-то в этом деле неясное, не хотелось бы, чтобы кто-то решал свои дела за счет Димы.



    Наташа со стоном перевернулась на бок. Болело все. Казалось, на теле нет ни одного здорового сантиметра кожи, а внутри – ни целых  органов, ни костей. Ее опять зверски избили. Ни за что. Просто одному из завсегдатаев притона доставляет удовольствие уродовать белых женщин. За это он платит огромные деньги, вот хозяева притона и закрывают глаза на его садистские развлечения.

   Уже больше полугода прошло с момента захвата судна. Из воспоминаний осталось только то, как ее выволакивают из воды в лодку, где уже лежит связанный матрос, крики на берегу, и жуткая очередь из автомата, всколыхнувшая еще более  ужасные крики.

   Вскоре девушка поняла, что ее захватили в плен пираты. Раньше она только читала об этом в книгах и была уверена, что такое, если и было, то только в давно ушедшие времена. А оказалось, что эта древняя дикость вполне успешно процветает и в наши просвещенные дни. И где? Рядом с вполне цивилизованными странами…

   После непродолжительного пути лодка пристала к берегу маленького островка с великолепной виллой с бассейном и пляжем. Хозяин всего этого острова появился довольно скоро. Он словно скотину осмотрел матроса, проверил зубы, сгибы локтей, ноги, потом что-то резко бросил на гортанном языке одному из пиратов. Тот молча склонился в поклоне.

   Потом настала очередь Наташи. Тут заговорил руководитель пиратов. Он что-то доказывал хозяину острова, резко проводил ребром ладони по своей шее, хлопал кулаком одной руки по ладони другой. Но хозяин был непоколебим. Он гневно крикнул в глубь острова. Тут же появились несколько охранников с оружием, и спор был завершен. Пиратам вынесли кейс, в котором лежали деньги и пакет с белым порошком. Скорее всего, наркотики.

   Больше этих пиратов Наташа не видела. Видимо, они промышляли разбоем в этих водах, нападали на прогулочные суда, брали заложников, а потом вымогали у родственников деньги. А если те не смогли оплатить, продавали пленников в рабство. Вначале у девушки затеплилась надежда, что и ее взяли в  качестве заложницы. Она верила, что Михаил, пусть и женится на другой, все-таки найдет возможность ее выкупить… Но время шло, а известий от родных не было. И надежды стали таять, как легкие облачка в ясный день.

   Вскоре она поняла, что владелец острова всего лишь перекупщик товара. Таких пленников, как Наташа и матрос, у него в подземном этаже дома в клетушках находилось десятка два  разных национальностей.

    Однажды в гости к владельцу острова съехались  гости. Был организован грандиозный банкет.

 Весь день гости развлекались на пляже, на корте и на поле для гольфа. А вечером устроили гладиаторские бои между пленными мужчинами.

Потом настала очередь женщин. Каждый из гостей мог взять себе понравившуюся девушку. Наташа понимала, что рано или поздно ей тоже уготована подобная участь, но как всегда, оказалась не готова к предстоящему. С детских лет она верила в непоколебимую силу и мощь своего государства, в провозглашаемые в нем духовные ценности, в социалистические идеалы. Была уверена, что государство защитит ее.

   Она была активной комсомолкой, поборницей скромного и целомудренного образа жизни. Даже то обстоятельство, что родила ребенка вне брака, не поколебало ее устоев. Ведь она родила от любимого человека. И если бы захотела, могла  стать законной супругой Михаила. Не хотела только ломать ему жизнь и блестящую карьеру.

   А тут в одночасье от нее требовалось переломить свои внутренние устои, отказаться от тех нравственных принципов, которые закладывали в нее родители, любимые книги, герои фильмов.

   Наташа приглянулась тучному обладателю глянцевой лысины и курчавой бороды, не скрывающей толстых, красных губ. Он тут же раскрыл чековую книжку и что-то сказал хозяину. Тот отрицательно покачал головой, потом ответил. Начался обычный торг.

   Девушка с ужасом смотрела на то, как продают ее… женщину свободной страны. Она никак не могла взять в толк, как это возможно в нашем современном мире, где последние годы только и было разговоров, что о западной демократии, свободе личности…

   Все ее сверстники, студенты и работники предприятий, наперебой доказывали, что только в социалистическом обществе все находились о кабале у государства, а за рубежом, в цивилизованных странах, куда так стремилась наиболее продвинутая часть Наташиных знакомых, их ждет настоящая свобода, невиданное прежде благополучие, возможность вкусить все земные блага…

    Сейчас Наташа на себе ощущала, откуда берутся все эти блага. Ее продавали как какую-то скотину. Шел торг между покупателем и продавцом о ней,  как о неодушевленной вещи, а не как о человеке, не как о личности. Впрочем, она и была для этих пресыщенных вседозволенностью и развратом господ неодушевленной, всего лишь обычной игрушкой для развлечений.

   Хозяин острова продал Наташу с хорошей прибылью. Это чувствовалось по его игривости, по тому, как потирал ладони и похлопывал покупателя по плечу. Еще вместе с Наташей в собственность бородача с красными губами перешли две девушки и один мальчик с огромными миндалевидными глазами, которому было не больше десяти лет.

   Купленных рабов новый хозяин тут же распорядился перевести на свою яхту и запереть в крохотной каюте.

   Наташа попыталась разговориться с другими пленниками. Девушки вначале робко посматривали на нее, потом на двери. Наконец одна сказала, что она из Молдавии. Ее пригласили поработать в Греции. Но сразу по приезде отобрали паспорт и продали на этот остров. Вторая девушка лишь отрицательно качала головой, показывая, что не понимает. Неожиданно мальчик прижался к Наташе и прошептал, коверкая слова, что он из Грузии. Его на улице остановила женщина, спросила о родителях, предложила подвезти до дома. Больше он ничего не помнит.

    Наташа поняла, что все они жертвы пиратов. Все они в этом так называемом свободном мире являются не полноправными членами общества, а только товаром. И их судьбы целиком зависят от прихоти нового хозяина. Но у нее теплилась надежда, что страна о ней не забудет, что родные сумеют узнать, где она, и помогут вырваться.

   А рядом с ней находились другие пленники, каждый из своей страны. Каждый на что-то надеялся…


    Первые же дни пребывания на новом месте показали, что если пленники и строили предположения о своей дальнейшей судьбе, то они даже в сотой части не отражали реального положения дел.
 
    Девушек сразу разъединили. Куда они исчезли, и что с ними стало, никому уже не узнать. С Наташей остался лишь мальчик Отари.  Их двоих с яхты перевели в автофургон без окон и заперли там. А потом долго везли куда-то.

    Поздно ночью машина остановилась, мальчика выгрузили, а Наташу повезли дальше. Так она оказалась в горах, в каком-то замке, явно старинном. В горах она бывала, когда жила на Кавказе. Но эти чем-то неуловимо отличались. Вся панорама была какой-то ухоженной, цивилизованной, резко отличающейся от первозданной красоты Кавказских гор. А может быть, это ей только казалось.

    Наташу вначале не привлекали к работе. Она сидела в своей камере, а как еще можно назвать клетушку размером два на два метра без окна, с унитазом в углу и дощатым настилом вместо кровати. Есть давали два раза в день. И ничего больше. Изнуряющая тишина, слабый свет от маленькой лампочки над дверью днем и ночью, хотя определить, когда одна часть суток сменяет другую, было невозможно. Разве что предположить, что один раз еду приносят утром, а другой – вечером.

   Наташа в эти тяжелые часы ожидания часто думала о своем ребенке. Сережа еще так мал. Ему нет и двух лет. Он сейчас так нуждается в опеке своей матери. И в который раз  утверждалась в правоте своего решения отправить малыша к  родителям. Сейчас он для них лучшая поддержка в эти дни неведения, когда они гадают, куда она пропала.

   Наташа была уверена, что оставшиеся на берегу спутники уже известили российское посольство о нападении на яхту, о том, что двое представителей Российского государства оказались в лапах пиратов.

   Ей часто представлялось, что сотрудники посольства начали поиски пропавших граждан, выяснили, куда уплыли пираты, нашли хозяина острова и добыли сведения о  пленниках. И ее вот-вот должны выкупить. Или она придумывала себе, как Михаил нанимает детектива, который выясняет, куда увезли пленников. И тот раскрывает преступную организацию, которая торгует людьми…

    Но время шло, медленно, изнурительно, сводя с ума тишиной одиночества и оторванности от мира. Это было ужасно. Еще страшнее было осознание того, что она вычеркнута из мира живых. Разнообразили это существование только моменты кормежки. В двери открывалось оконце, на подставку вдвигался маленький подносик с миской и кружкой. И опять она сходила с ума от тоски и неизвестности…

   Однажды и этой монотонности бытия пришел конец. В один из дней дверь в камеру неожиданно раскрылась, в нее вошел незнакомец средних лет в спортивном костюме и с теннисной ракеткой в руке. Он оглядел пленницу, что-то сказал  стоящему за спиной охраннику, потом удовлетворенно кивнул головой и повернулся к выходу.

   Этот его приход был таким стремительным, что Наташа в первый момент приняла его за привидение. А увидев, что он уходит, ощутила ужас от осознания того, что опять останется одна. У нее даже возникло желание броситься за ним и остановить незнакомца.
Но тут из-за его спины появился другой, в камуфляже и с оружием. Он бесцеремонно схватил ее за локоть, заломил руки за спину и надел наручники.

    Потом они  шли по длинному коридору с множеством дверей. И за каждой, видимо, сидели такие же узники, как и Наташа.

    Что было дальше, мозг девушки отказывался воспроизводить. Видимо, защитные силы сознания для предохранения от сбоя, время от времени, отключали ее блоки памяти. То она видела себя в роскошном зале, где на нее науськивали собак, то на нее набрасывался огромный амбал, лишь внешне напоминающий человека, и творил с ее телом что-то невыносимое. То она оказывалась в каком-то помещении, и ее избивали бамбуковыми палками. Изо всего происходящего ей запомнилось только, что это были именно бамбуковые палки. И опять амбал с изуверскими наклонностями…

   Очнулась она от острой боли во всем теле. Болело все, каждый сантиметр кожи. Она опять лежала в своей камере на топчане. Так началась ее жизнь в каком-то нелегальном притоне, где периодически собирались любители острых ощущений. Хозяева притона организовывали для своих завсегдатаев самые жестокие и садистские развлечения. Иногда их жертвы не выдерживали, умирали во время подобных представлений. Это были своего рода издержки, которые хорошо оплачивались.

    Особенно лютует один из завсегдатаев. Высокий, лощеный, внешне красивый представитель высшего общества, судя по внешности, англичанин или скандинав. Ему просто доставляет удовольствие уродовать и калечить  именно белых женщин, представительницы других рас его не вдохновляют. Однажды он до смерти забил битой миловидную блондинку, которая что-то крикнула  такое, что взбесило этого изувера.

     Наташа страшилась, когда он приходил и осматривал пленниц. Иногда он отказывался от нее. И это была радость, это был отдых. Потому что другие пользовались ее телом, пусть жестоко, но ее это не волновало. Ее душа жила в своем коконе, внутри сознания, не откликаясь на издевательства и боль. И только этот садист придумывал каждый раз новые пытки, доводя свою жертву почти до смерти  и в самый последний момент отпуская ее плоть для дальнейшего существования.

    Но, видимо, и Наташа ему уже надоела. Она больше не сопротивлялась, не боялась, не убегала, не пряталась…

    Ее сознание притупилось и стало бесчувственным. А это больше всего бесило изувера. Потому что ему хотелось, чтобы его боялись, перед ним ползали и пресмыкались, а он вершил свой суд, исходя из настроения…

   …Очнулась Наташа не в своей камере, а в другой, такой же маленькой, но на двоих. Рядом был другой топчан. На нем лежала седая, высохшая женщина. Она странно хрипела, пытаясь вдохнуть воздух, и никак не могла сделать вдох. Наташа с трудом, ощущая адскую боль в груди, животе и ногах перевернулась и поняла, что пока жива. Она не могла смотреть на агонию умирающей. С трудом поднимая разбитую руку, перевернула старушку на бок. Та, наконец, смогла вздохнуть и зашлась сухим непрекращающимся кашлем, сотрясающим все ее немощное тельце. 

    Отдышавшись, старушка спросила, кто она и зачем помогла ей. Наташа удивленно и в какой-то степени заинтересованно взглянула на слабо дышащий божий одуванчик. Старушка лежала на боку все так же, как ее перевернула Наташа, с закрытыми глазами, жадно, со всхрипом вдыхая воздух. Тогда кто же говорил? К тому же по-русски. Неужели еще одна соотечественница попала в этот притон? И что здесь делать старой женщине?

    Вдруг она вновь услышала голос и негромкий смех. Опять взглянула на старушку. Нет, та лежит неподвижно.

-- Кто здесь? – слабым, прерывающимся от дикой боли шепотом спросила она. И вновь услышала голос:

-- Не шуми, не привлекай охрану. Это я, та, что лежит рядом с тобой. Молчи и слушай.

И дальше потрясенной Наташе было сообщено, что камера эта предназначена для тех, кто уже отжил свой срок, является отработанным материалом и подлежит утилизации. Если к утру не умрут сами, то их просто умертвят и сожгут в частном крематории. Так что жить им осталось до рассвета.

   -- А каким образом вы говорите? Почему я вас слышу, а тело ваше не двигается? Вы русская? – Наташа опять попыталась произнести слова, но разбитые губы не слушались, из гортани вырывались нечленораздельные звуки.

   -- Молчи. Нет, я не твоя соотечественница, хотя во мне есть толика крови твоего народа. Мы разговариваем мысленно, потому ты меня и понимаешь. Это не каждому дано. Лишь в наиболее сложные моменты, в экстремальных ситуациях, организм человека вспоминает о таких своих способностях, которые в обычной, обывательской жизни ему не нужны. Потому не трать силы. Я слышу тебя, а ты слышишь меня. И понимаешь. Этого достаточно. Мне осталось недолго. До утра я не доживу. Но я должна кому-то рассказать. Может быть, это и хорошо, что ты уйдешь в мир иной со мной, и то, что услышишь, унесешь с собой. Но молчать я не могу…