Принцип Монте-Кристо

Часть вторая.   Глава четвертая.                 Необычный спектакль.

                                                                Глава четвертая.

                                                          Необычный спектакль.

     Марина Станиславовна переговорила с нужным ей человеком. Очень удачно, что он оказался в числе гостей, приглашенных на этот летний бал. Не пришлось прилагать обычных усилий для организации вроде бы неожиданной встречи.
Нужный ей человек был из числа любителей взрослых шалостей с детьми. Потому периодически наведывался в один из клубов для состоятельных мужчин, созданных Мариной и Вадимом. Клуб этот был не на слуху, располагался в глубинке, в одном из северных поселков и был глубоко законспирированным. Посещали его любители ощущений погорячее. Не так давно вокруг него стало скручиваться кольцо слухов и пока мелких неприятностей. Опасности не ощущалось, но превентивные меры предпринять все же было необходимо.

    Любитель запретной клубнички обретался в высоких кабинетах на ответственных должностях, был из когорты непотопляемых и откровенно лоббировал продвигаемые в стране законы ювенальной юстиции и свободы нравов. С Мариной Станиславовной они давно нашли общие интересы и способы взаимодействия. И теперь,  ощущая какую-то неясную, почти неосязаемую тревогу, она надеялась заручиться поддержкой высокопоставленного благодетеля, с его помощью оградить свой специфический бизнес от наката то ли проверяющих из официальных структур, то ли от неизвестного мафиозного клана соперников.
 
   Сбывались предчувствия Вадима. Она это понимала каким-то шестым чувством, но мужа не расстраивала раньше времени. Ни к чему. Разовьет ненужную активность невовремя, только спугнет заказчиков наката.

   Не нравились Марине Станиславовне и нынешние устроители бала. Она предпочитала общаться с теми, у кого за плечами было хотя бы малюсенькое темное пятнышко, чтобы в случае чего можно было с помощью компромата обезопасить себя от возможного наезда.

   А хозяева бала были, по словам информаторов, кристально чисты и прозрачны. Но в жизни так не бывает! У каждого за душой что-то есть такое, чего  он стыдится, за что опасается, чем можно его в случае крайней нужды остановить и попытаться манипулировать.

   Эта иностранная пара предпринимателей появилась на столичном тусовочном небосклоне не столь уж давно. Но как-то сразу стала популярной и приглашаемой на самые закрытые междусобойчики высшей элиты. Занимались они, вроде бы, всем понемногу. Открыли несколько бутиков, очень хитро и умело увели из-под опеки закавказской диаспоры один из московских рынков. Да так, что и хозяева, и крышеватели, и верхушка диаспоры ничего понять сразу не смогли. А когда поняли, вернуть назад не получилось. Был дан такой отпор, что у некоторых головы прояснились уже за пределами страны. Кому нужно, тут же поняли, что связываться пока рано и опасно. И на время отстали.
 
   Потом оказалось, что эти иностранцы занялись и сельским хозяйством. Вот уж подобный вид  деятельности в высших кругах отнюдь не приветствовался. Зачем вкладывать деньги в заведомо убыточное производство? Все здравомыслящие собственники выводили средства в оффшоры, отмывали в зарубежных банках и приобретали собственность по всему миру, ставя жирный черный крест на вскормившей их стране.

    Зачем развивать производство, если вполне хватает сырьевой базы? Зачем производить заведомо неконкурентную продукцию, которую никогда не пропустят на западные рынки? Проще вложить деньги в западную экономику, в банковский сектор. А товары? Их в достатке завезут из других стран. Много безработных? Пусть едут в западные страны, там им найдется работа. А тут? Один очень умный олигарх даже предложил увеличить рабочий день до двенадцати часов. Мол, русские такие ленивые, ничего не хотят делать. Если им нужны средства к существованию, пусть трудятся в поте лица круглые сутки, а я буду, присвоив их труд, отдыхать на зимних горных курортах.

    Марина Станиславовна такой подход к населению страны не одобряла. Нельзя дразнить гусей. Они сначала пошипят, пугая, а потом могут и заклевать.

   Сама она свою дальнейшую жизнь со страной ее породившей не связывала. Из-за Вадима оставалась пока здесь, но уже имела твердый плацдарм в Испании. Есть там прибрежные небольшие городки, облюбованные крутыми российскими олигархами под спокойную несуетную жизнь на пенсии, когда разграбят то, что еще недограблено, и уйдут на покой.  В одном из этих городков прикупила домик рядом с такими же, как и она, российскими предпринимателями. Хотя последних было меньшинство. А основную массу составляли семьи чиновников, хорошо и мягко устроившихся в теплых и денежных креслах  федеральной и региональной властных структур и благополучно пиливших бюджетные поступления.

   Свой основной бизнес Марина Станиславовна удачно перевела в европейский сектор, нашла удобную нишу и потихоньку развивала его, попутно сворачивая оставшийся в России. Но не торопилась. Ни к чему. На западе надо еще наращивать клиентуру, а здесь все давно раскручено и отлажено. Вот только это шуршание вокруг тайных заведений для любителей чего-нибудь погорячее ее как-то забеспокоило. Но благодетель из верхов сумел ее успокоить и пообещал провести работу по обеспечению охраны любимого заведения от слишком любопытных глаз.



    Распорядитель бала, стукнув три раза своим жезлом о звонкую подставку, привлек внимание собравшихся. Гости были уже полны эмоций и планов на дальнейшее продолжение вечера. Предложение отправиться в парк и охладиться у реки, заодно и посмотреть подготовленный выписанной из столицы театральной труппой какой-то спектакль на темы греческой или римской мифологии большинство восприняло благосклонно.

   Марина Станиславовна величественно приняла руку подошедшего супруга и двинулась с ним в сторону парка. Вдоль дорожки, ведущей к нему, вспыхнули радужные огни. Они манили, призывали и указывали направление движения.

   В пути их обогнала Елена Александровна Семибратова-Тихонова под руку с седовласым обладателем черных усов в наряде какого-то разбойника с большой дороги. Чем-то он Марине Станиславовне  показался знаком. Нет, он точно был не из числа элитарных приверженцев ее бутиков и клубов. И все-таки, было в его облике что-то такое, что будоражило и тревожило душу.

   Она долго мучила свою память, прикидывая, где и когда могла его видеть, пока вдруг ее не озарило, как вспышкой молнии: да она же этого обладателя усов как-то встретила по соседству со своим домом в Испании. Понятно: типичный представитель чиновной братии. Только вот, интересно, что от него хочет хитрая и изворотливая Елена? Она ведь ничего не делает просто так. И если ухватилась за этого усача, значит, надо и Марине приглядеться к нему повнимательнее.

    -- Обрати внимание на Тихонову. Что это за хмырь с ней рядом? – прошептала она почти неслышно Вадиму. Тот отвлекся от своих дум и глянул в указанную сторону:

   -- Да это приятель хозяев. По-моему, тоже блажит от избытка денег. Насколько я знаю, где-то здесь решил ставить завод по переработке мусора из Москвы и окрестностей. Стройматериалы будет делать и дома строить. Короче, чудит мужик.

   -- Странно, странно, -- прошептала Марина Станиславовна, -- с чего это Алену заинтересовал какой-то мусорщик?

   -- Думаю, у него хобби такое. Обрати внимание, рядом с ним вышагивает под ручку с Екатериной Ивановной этакий пират в черном. Встречался я как-то с ним по одному делу. Он тогда в органах работал…

   -- Когда это ты?...

   -- Неважно. Дела, так сказать, давно забытых дней. Так вот, этот Ясонов потом перешел на работу к какому-то олигарху. Чем тот занимается, доподлинно не знаю. Но для обычной публики является владельцем строительного холдинга…

   -- Ну, тогда понятно, зачем с мусором связался…




    В конце дорожки показался мост через реку. Был он старый, металлический. Погромыхивал при каждом шаге, заглушая шум реки.

    Я шла по мосту, вслушивалась в знакомые с детства звуки и чувствовала, что чего-то не хватает. Так же, как в детстве, пели нескончаемую песню цикады, зуммерили комары… И все-таки для полноты погружения в воспоминания детства чего-то не доставало.  Двигаясь вслед за толпой других гостей, все никак не могла понять, что же здесь все-таки не так.
 
    Потом меня озарило: здесь не было привычных  с детства запахов! От реки не доносился знакомый набор отнюдь не приятных ароматов гниющих отходов, переработанной нефти, керосина… А еще не ощущалось того нагретого за долгий раскаленный день воздуха, что был в моем детстве, наполненного запахами далекой железной дороги, горячего асфальта и цветущих деревьев, навеваемыми жарким вечерним ветром …

    Центральная дорожка парка привела к заросшему плющом летнему театру. Внутри он весь светился от множества прожекторов, ламп, светодиодных гирлянд. В пору моего детства такого буйства света не было. Да и амфитеатр тогда был заставлен  деревянными лавками, а не вполне современными пластиковыми креслами,  довольно неудобными для дам в платьях с кринолинами.

   Я заметила своего приятеля, когда он усаживал сопровождаемую им даму в первом ряду рядом с Екатериной Ивановной.  Распорядители театрального зала умело размещали прибывающих зрителей по одному им известному порядку. Меня, к примеру, довольно бесцеремонно пристроили с самого краю на пятом ряду, при этом убедительно и многообещающе заметив, что с этой позиции мне будет очень хорошо все видно.
 
    Впрочем, любителей театра на природе оказалось не так и много. Кумиры публики, прибывшие на летний бал, получив свою долю оваций, уже отбыли восвояси, многочисленная братия журналистов и телевизионщиков также не заинтересовалась предстоящим действом. Остались лишь гости праздника, прибывшие поразвлечься и, судя по всему, обговорить кое-какие дела насущные. Это я сужу по своему приятелю Алексею. Просто так он ни за что не станет терять попусту время. И если остался, значит, предстоит что-то для него важное. Ну, а я, как всегда, всеми забытая и брошенная, решила понаблюдать за публикой: вдруг угляжу что-то интересное.

    Если быть честной, я не столь уж и искушенная театралка. Ну, не случилось такого в моей жизни. Хотя, по большому счету, вся жизнь моя – это сплошной театр. Где есть  место и трагедии, и драме, но больше, все-таки комедии. Сейчас, по прошествии времени от некоторых своих поступков просто ухахатываюсь, хотя в свое время принимала эти происшествия за трагедию. Но жизнь -- такая штука, она все расставляет по своим местам. Жаль только, что порой понимаешь это довольно поздно.

   Словом, я сидела в одиночестве на своем пятом ряду и от скуки рассматривала тех, кому посчастливилось устроиться  на первом.  И размышляла над тем, чем же заинтересовали моего приятеля и его телохранителя Екатерина Ивановна Тихонова и ее дочь Елена, что оба мои спутника так прилипли к этим дамам и наперебой развлекали их, судя по  довольным лицам последних.

   Но вот бравурные звуки  музыки из оркестровой ямы всколыхнули ночной воздух, разбудив павлинов, до того мирно спавших на стенах амфитеатра, да так, что те противно заголосили, как в былые времена. И я на мгновение даже забыла, что все это имитация, словно попав во временную петлю и оказавшись в своем детстве, с любопытством уставилась на сцену. Там темно-бордовый занавес с золотистым рисунком медленно пополз в стороны, открывая сцену. Началось действо.

   Сюжет не стану пересказывать. Что-то из древних времен. Артисты играли великолепно, были в одеждах то ли римских, то ли греческих. И имена у персонажей  были им под стать. К тому же, они еще и пели. И танцевали. Словом, пьеса была интересная и развлекательная.
 
    Я разглядывала собравшихся зрителей. Некоторые с увлечением смотрели на сцену, но кое-кто и  откровенно зевал. Мужчины периодически подзывали стюардов с подносами и угощались тем, что находилось в рюмках, бокалах и стаканах. Но никто не спешил покинуть свои места.

    Между тем, на сцене вместо предполагавшейся мною обычной мелодрамы начиналось что-то трагическое, судя по звукам музыкального сопровождения. Оно и заставило меня более внимательно отнестись к сюжету.

    Там в это время разыгрывался драматический момент. Плывущих в лодке людей атаковали пираты, одну из героинь они захватили в плен. Сцена медленно поплыла по кругу. И вот уже какое-то подземелье, где пленников пытают и истязают.
 
    И все время хор хорошо поставленных голосов что-то рассказывает о событиях того времени.

    Потом на сцене опять появляется мирная деревня, где у девушки, попавшей в плен, остался ребенок. Ее любимый женится на другой девице, предатель! Ребенка забирают  старики, наверное, родители девушки.  Потом, эта новая жена подсылает убийц к дому родителей первой девушки, и те поджигают его. И в огне сгорают и старики, и ребенок.

     Музыка становится все мрачнее. Опять подземелье. Там плененная девушка с каким-то пленником в маске решают бежать и просят богов помочь им в этом.
Словом, муторная история. Но великолепная игра артистов, четкое музыкальное сопровождение сюжетных линий многих зрителей заворожили. И  они смотрели, затаив дыхание.

     Естественно, встреча с божеством. Я так поняла, что это Зевс. А кого еще могут древние греки просить об отмщении? Он обещает помочь девушке. И вот она встречает на своем пути  мужа-предателя и обещает ему кары небесные. Ну и далее, все такое прочее…

    Самое интересное, что в это время сидевшая на первом ряду спутница моего приятеля вдруг вскочила, но тут же села, повинуясь властному жесту матери.
Заключительные аккорды оркестра. Занавес опускается. Раздаются вначале робкие хлопки, потом уже густой вал аплодисментов. А что? Все правильно. Пьеса, хоть и незнакомая, но сделана добротно, актерская работа выше всяческих похвал.




    Еще не стих гул аплодисментов, а Вадим встал с места и, предложив жене руку, повел к выходу.

    -- Я, кажется, перебрал со спиртным, -- пробормотал он почти невнятно, -- пойдем вон туда, к реке…

    -- Зачем? – равнодушно осведомилась Марина Станиславовна, вся погруженная в какие-то свои думы.

   -- Мариш, мне плохо, тяжело дышать. Не хочу, чтобы толпа видела и насмехалась, если я упаду, -- задыхаясь от подступившей тошноты еще тише произнес Вадим и стал опускаться на скамейку.

  Марина Станиславовна, наконец, вникла в слова мужа; они дошли до ее сознания, как сквозь войлочную глухую стену. Она увидела синюшно-бледное лицо супруга, его судорожно втягивающий воздух раскрытый рот и испугалась. Вадим был всегда таким бодрым и веселым. Никогда не позволял себе лишней капли спиртного. Нет, тут что-то не так. Быстро достала из маленькой сумочки лекарства, которые сама не принимала, но всегда возила с собой на всякий случай после того, как стала свидетельницей сердечного приступа своей давней знакомой. Отсутствие лекарства для той стало причиной внезапной  смерти. Так сказал тогда вызванный по «скорой» врач. С тех пор  Марина Станиславовна всегда держала при себе необходимый набор медикаментов. На всякий случай.
Потому, усадив Вадима поудобнее, достала из сумочки все необходимое. Через некоторое время тому действительно стало легче дышать, сошла синюшность с лица, но глаза были по-прежнему закрыты.

    -- Ты как? – осторожно спросила она, беря мужа за руку, только сейчас начиная осознавать, что его потеря для нее станет самым сильным потрясением. За годы совместной жизни, где были и печали, и радости, она так привыкла к его поддержке, его крепкому плечу, его умению утешить и защитить, когда бывало совсем тяжело, что оказалась не готова к мысли, что Вадим может уйти из жизни раньше нее и оставить на этом свете в одиночестве. Сейчас понимание того, что, не будь ее рядом, с Вадимом могло приключиться самое страшное, заставило ее непроизвольно задрожать. Это нервное дрожание рук ощутил и Вадим.

   -- Ничего, Мариш, все наладится. Не переживай так…

   -- Ты о чем? – не поняла она.

   -- О пьесе этой.
 
   -- А что пьеса? Какой-то графоман накатал лабуды. Если бы не отличная актерская работа да музыкальное сопровождение, и смотреть было не на что…

    -- Мариш, ты действительно ничего не поняла? – Вадим с усилием открыл глаза и вопросительно посмотрел на жену. Та равнодушно пожала плечами:

    -- А что я должна понимать? И не забивай мне голову дурацким спектаклем, он не стоит того. Меня сейчас больше волнует, как тебя доставить к дому, а потом и в больницу…

    -- Ах, Маришка, какая ты сейчас заботливая. Да что, у меня в первый раз такой приступ? Это я тебя не хотел волновать… Сейчас пройдет. Молодец, что не растерялась, что лекарства с собой носишь… Хотя,… -- Вадим тяжело вздохнул, -- может быть, вскоре они и не понадобятся.

    -- Ты что такое говоришь? – возмущенно и испуганно почти прошептала Марина Станиславовна.

    -- Неужели ничего из этого спектакля не поняла? Ведь там же все было ясно… Наташка жива, и она показала всем нам, что не оставит без ответа нашу подлость…

   -- Глупости. Даже если и жива, где она денег возьмет, чтобы нам мстить. Она же всегда была чистоплюйка. «Это нечестно, так нельзя», -- передразнила Марина Станиславовна, довольно удачно воспроизведя интонации бывшей одноклассницы.

    -- А ты не задумалась ни разу, почему нас пригласили на этот элитный междусобойчик? Извини за прямоту, но здесь собраны отнюдь не наши друзья и соратники, люди не нашего круга… Тебе не кажется, что некоторые  нам в другое время при встрече не то, что руки не подадут, в нашу сторону не глянут. Вон тот, что Ленку вел под ручку, я вспомнил его. Он в Испании в одном городе с нами имение имеет. Так там он  слывет владельцем огромного конгломерата мировой стройиндустрии, поговаривали, что его предприятия и фирмы разбросаны по всему миру. С чего он оказался здесь? Мы для него мошки из теневого бизнеса, мы предоставляем свои услуги и ублажаем его подчиненных среднего звена, выше этого порога нас не пропускают… И вдруг он снизошел до того, что спустился с небес на наш грешный уровень… Нет… Что-то грядет… Что-то мне тревожно… Боюсь, что и накаты на наш бизнес не просто так… И это проклятье, что в спектакле, оно ведь для нас прозвучало…

    -- Не бери в голову, Вадим. Мало ли что могло случиться… И слова эти, они ведь только слова. Не принимай близко к сердцу, береги здоровье. Как ты себя чувствуешь?

   Вадим  приподнялся на скамейке, потом опять опустился на сиденье.

   -- Вроде бы, отпускает. Знаешь, давай, пройдемся по аллее. Хочется подышать воздухом, да и не хочу лишних расспросов. Давай, пойдем в ту сторону, где людей нет, -- он махнул рукой вглубь аллеи, где сгущался предрассветный мрак, прорезаемый редкими и слабыми пятнами света.

   Марина Станиславовна взяла мужа за руку, помогла встать и подставила плечо, чтобы он мог опереться. Тот благодарно чмокнул ее куда-то за ухо, тихо пробормотал что-то интимно-успокоительное, и они двинулись в выбранном направлении.

    Аллея привела к берегу водоема. Вдоль  кромки воды между стволами старых тополей стояли лавки. Берега были выложены булыжником. В середине, на небольшом островке  также возвышались тополя. Чуть дальше должен быть лодочный причал…

    Марина Станиславовна судорожно вздохнула. Она уже стала узнавать в этом предрассветном парке давно забытый городской трек из своего детства. И этот пруд, по которому в подростковом возрасте плавала с ребятами на лодках. И то, как однажды она, обозлившись на девчонку, которая перехватила приглянувшегося ей мальчишку, чуть не утопила соперницу, специально перевернув лодку. Хорошо, что рядом оказались взрослые парни, умеющие плавать, вытащили почти захлебнувшуюся в зеленоватой, застоявшейся воде девчонку. Происшествие посчитали случайностью. И только Марина глубоко в душе запрятала мгновенный испуг, что кто-то когда-нибудь узнает, что это дело ее рук.

    Воспоминание заставило ее вздрогнуть. Давненько уже не посещали ее видения прошлых грехов. Она уж думала, что отмолила их в церкви. Ведь не даром слыла богобоязненной прихожанкой близлежащего к дому храма, не пропускала службы, ставила дорогие свечки перед ликами святых и отмаливала  у них все свои прегрешения.

    -- Ты замерзла? – заботливо осведомился Вадим. Он хотел снять свой сюртук, но она благодарным движением руки остановила его порыв.

   -- Спасибо, Вадик. Это все воспоминания. Этот парк, и этот пруд, и эта река – все это слепок с мест моего детства. Не знаю, почему владельцы решили воссоздать его почти под копирку. Наверное, есть у них свои воспоминания. А мне на память пришли свои. Ты, как? Сможешь идти?

   -- Смогу. Куда ты хочешь пойти?

   -- К берегу реки. Она, конечно, не Сунжа. Чтобы ее превратить в реку моего детства, надо не одну тонну мазута, бензина и отходов спустить по течению, чтобы все хорошо пропиталось их духом. Да и вода в здешних  речушках на удивление чистая, прозрачная. А Сунжа моего детства – это взвесь ила, глины и смрад, от которого меня просто тошнило. И все-таки я любила ее.

    Они пошли по дорожке дальше в глубь парка, и вскоре между деревьев засверкала рябь воды. Небосвод уже заметно посветлел, подул свежий ветерок, разгоняя стайки настырных комаров.

    Марина Станиславовна подошла к поваленному стволу дерева, свесившего свою крону над потоком воды. Тут она присела, похлопала ладонью по стволу рядом с собой, приглашая мужа присоединиться.

    -- Мне это место многое напоминает. Ты не представляешь, что для нас, подростков, значил этот парк. Здесь и первые свидания, и небезопасные забавы, и… впрочем, неважно…

    Она замолчала, привалившись боком к мужу и обняв его за талию. Нахлынули воспоминания…

    Где-то в классе седьмом все подружки вдруг решили заниматься физкультурой и не где-нибудь, а в треке. Надо было кому-то проявить инициативу, и ее взяла на себя Маринка Касовичева. Каждое утро к пяти часам вся ватага добросовестно собиралась на углу двух улиц у старого, искореженного долгим веком и жестокостью жителей соседних домов тутовника. Вначале ходили только девчонки, потом к ним присоединились и мальчишки. Дружной ватагой двигались по спящим улицам к берегу Сунжы, потом по мосту переходили в трек и на площадке для игры в волейбол занимались разминкой. Потом бегали кругами по дорожкам. Кто был посильнее, выбирал большой круг, кто слабее – удовлетворялся теми дорожками, что окаймляли площадку. Здесь Маринка однажды познакомилась с пареньком из центра города. Имя уже и не помнила, лишь прозвище Огородник осталось в памяти. С ним она провела много незабываемых минут. Мальчик был из семьи военных. Потом они куда-то убыли. Связи прервались, но воспоминание об этом мальчике осталось в памяти как дуновение свежего и ласкового ветерка.
Мысли  Марины Станиславовны были прерваны внезапными взрывами и всплесками огня. Она от неожиданности вся сжалась и приникла к мужу. И тут увидела над деревьями распускающиеся в светлеющем небе огненные цветы. Да это же фейерверк! А она на мгновение подумала совсем о другом…




    Елизавета Петровна с некоторой опаской посматривала на сына. Он весь как-то подобрался, замкнулся и в этот момент стал похож на своего отца. Она с горечью отметила, как  он постарел и обрюзг и выглядел уже почти ровесником своих родителей. Сердце сжало мгновенной жалостью и раскаянием. Они ведь с отцом хотели для своего сына только счастья, благополучной жизни… А повернулось все так неудачно.

   Взяв сына под руку, она шла по дорожке парка к мосту через реку и в который раз мысленно представляла, что было бы, если бы они с отцом позволили тогда Михаилу жениться на той нищенке. И в который раз понимала, что тогда бы не было у них того сверхдостатка, который приносит им бизнес. Их соратники и компаньоны просто не поняли бы их и отвернулись. Нельзя предавать интересы класса, даже во имя любви. Для этого есть любовницы на стороне. А сочетаться браком надо с представителями своего уровня. И так уже российскую элиту наводнили нувориши такого пошиба, что за границей становится стыдно за их прошлое и настоящее. Нет, даже ради счастья сына она не согласилась бы на мезальянс. А вот, живи Миша вне брака с этой деревенской девкой, она бы ничего против этого не сказала. И сына его бы благосклонно приняла и учиться  отправила в престижный западный университет. Но Миша хотел ее ввести в их круг, приравнять к семьям элиты. Этого никто бы не понял и не простил.

    Конечно, Елена сглупила тогда, надо было своего добиваться другим способом. Но, по большому счету, Елизавета Петровна ее не осуждала. Девочка была из их круга и мечтала выйти замуж за ровню. Плохо, что так получилось с Кириллом. Не сумела убедить Мишу в том, что это его сын. И еще, Елизавета Петровна была в обиде на невестку за то, что та не советовалась с ней. Зачем было избавляться от сына этой нищенки? Можно же было дать ему образование, денег на все хватало. И было бы у Миши желание жить. Глядишь, и проникся бы чувствами к жене. Так нет же, не терпелось все уничтожить, стереть  из жизни и из памяти… Елизавета Петровна осуждала невестку не за обман, а за то, что так долго скрывала плачевное состояние Михаила. Теперь, даже если и захотели бы, разбитой чашки не склеить. Да и Кирилл оказался далеко не паинькой. Связаться с наркотиками, это такой моветон. В моде  сейчас спортивный образ жизни, забота о здоровье, пропаганда  аскетизма в элитарной среде молодежи, а тут вульгарная, достойная разве что плебеев работа по распространению наркотиков. Дело, недостойное отпрысков известных фамилий. А Елизавета Петровна, как и Николай Федорович, втайне, вернее, не афишируя того, корни свои вели еще от родовитой знати царского периода. Конечно, в былые годы приходилось скрывать настоящие родовые фамилии, иначе бы не достигли таких высот в руководстве прежнего режима, но те, кому нужно, это знали и продвигали своих протеже по властной лестнице, сводили молодых людей в достойные браки, чтобы не случалось мезальянса…

    -- О чем задумался, сын? – Елизавета Петровна обеспокоено взглянула на Михаила.

    -- Не беспокойся, мама, все в порядке. Просто вспоминается сюжет той драмы, что нам показали…

    -- Вполне заурядный новодел с претензией на старину. Согласна, что актерский состав великолепен, музыка замечательная, сюжетная линия… Думаю, наши компаньоны вложили в раскрутку автора огромные деньги. Возможно, думают на нем заработать в будущем. Или чьих-то отпрысков продвигают. Видишь, какой бомонд собрали ради этого спектакля…

    -- Ты считаешь, что все это ради спектакля? – Михаил даже остановился на мгновение от неожиданности такого предположения.

    -- И думать нечего. Не ради же летнего бала, этих танцулек вперемешку с хитами  навязших в зубах нынешних раскрученных звезд шоу-бизнеса. О серьезных делах лучше говорить в тиши кабинетов и не в таком составе. Да и что можно сказать в такой суете? Ты, кстати, обратил внимание, что сюда приглашены и Елена с Екатериной Ивановной? Не кажется ли тебе, что наши компаньоны этим хотят тебе дать знак? – Елизавета Петровна искоса взглянула на сына, проверяя, как он воспримет информацию.

    -- Мама, не начинай. Ты знаешь мое отношение к этому…

    -- Извини, сын. Не хотела тебе напоминать, да вот вырвалось…

    -- Ничего, мама. Здесь все напоминает мне… Так ты не всмотрелась в спектакль? А зря… Это ведь сигнал мне… и остальным… Мол, пришло время для расплаты. Я и так думаю, что с этим делом позадержались. Давно пора предъявить счет. В том числе, и мне, что не уберег Малыша… Только почему в спектакле ребенок погибает в огне? Он же…

   -- Михаил, прекрати. Ты сводишь меня с ума. Что ты в каждом  выдуманном эпизоде видишь  своё. Ты же сам говоришь, что там все не так, как было в реальности. Не уходи  опять в мир теней…

    -- Нет, мама. Теперь не уйду. Я должен получить то, что заслужил. Не возражай. Я видел перед спектаклем Наташу. Не просто так она приходит ко мне в переломные моменты моей жизни. Я готов ко всему. Ты помнишь, как в спектакле она просила у бога покарать предателя и отступника? Это ко мне слова были. Это я предал ее и преступил клятву сберечь, что бы ни случилось, нашего сына.

    Михаил вдруг обхватил руками голову и судорожно вздохнул. Елизавета Петровна с тревогой огляделась по сторонам. Если начнется очередной приступ, ей одной с сыном не справиться. Но тот, усилием воли подавив вспыхнувшее отчаяние,  пришел в себя.

   -- Идем, мама. Нечего веселить окружающих, -- спокойно и как бы отстраненно произнес он, -- что предначертано, все равно произойдет. Тем более, что я теперь во всеоружии. И когда наступит час расплаты, не буду барахтаться в поисках оправдания…

   На лужайке перед дворцом опять были танцы. Публика развлекалась. Все ждали  обещанного сюрприза. И все же фейерверк всех застал врасплох. Неожиданно со всех концов в небо взметнулись сотни свистящих, вибрирующих световых ракет, которые высоко в небе взрывались разноцветными облаками искр, которые в свою очередь опять взрывались уже другими цветовыми гирляндами. А их догоняли новые свистящие заряды, чтобы в небе разорваться еще более впечатляющими фейерверками.

   Знатоки сразу же определяли тип ракеты, а большинство просто любовалось красочным действом. Завершение праздника было действительно великолепным.




    Но были среди гостей и те, кому это великолепие не доставляло больше никакого удовольствия.

    Екатерина Ивановна резким жестом остановила мечущуюся по дорожке парка дочь.

     -- Прекрати истерику. Держи себя в руках.

     -- Ты что, не понимаешь? Эти… -- Елена на мгновение задохнулась от гнева, -- пригласили меня сюда, чтобы принародно высмеять и унизить…

    -- Никто ничего не понял. Ты сама себя накручиваешь. Но даже если и так, зачем было вскакивать и бежать, зачем было показывать, что тебя это задело?

    -- Значит, все же эта тварь Наташка осталась жива. Все выдержала. Изворотливая, продажная тварь. Как я ее ненавижу. Она мне всю юность искалечила. Все рыпалась, хотела показать, какая она умная и изобретательная. Заставляла меня тянуться за ней, завидовать ее талантам и удачливости… Сволочь, как же я ее ненавидела, как хотела расцарапать ее пресную физиономию. Эти ее вечные предложения то помогать старикам, как тимуровцы, то сажать деревья, то ухаживать за памятниками… Я убить ее готова была, потому что она всегда придумывала такое, что  остальные беспрекословно бежали исполнять все ее прихоти… И невозможно было никого переубедить, что это она для того, чтобы перед ребятами покрасоваться, придумывает…

    Елена в неистовстве сорвала с руки бальную перчатку и в исступлении стала рвать в клочки ни в чем не повинную деталь гардероба.

    Екатерина Ивановна молча подошла к дочери и с размаху залепила ей звонкую пощечину так, что у Елены дернулась голова, а из прически посыпались шпильки.

    -- А ну, прекрати истерику. Умей держать себя в руках. Что распустилась, как деревенская баба? Приведи себя в порядок. Имей силу воли признать, что этот раунд противостояния ты проиграла. И если твоя соперница жива, надо сделать так, чтобы она умерла. Но распускать нюни, это простительно какой-нибудь простолюдинке, а не тебе.




    Я в одиночестве шла по треку, узнавая и удивляясь подобному совпадению, знакомые с детства аттракционы, павильоны, аллеи. Совсем рядом, за металлической оградой возвышалось колесо обозрения. В темноте оно почти не просматривалось, но услужливая память подсказывала, какое оно, как движутся, поскрипывая, по кругу открытые кабинки с тентами от солнца над головой. А в середине рулевое колесо, с помощью которого можно поворачивать кабинку и смотреть на расстилающийся внизу город. И я всегда смотрела в сторону своего дома, искала в зелени деревьев знакомые очертания черепичной крыши…

     Сзади кто-то неторопливо подошел. Я непроизвольно вздрогнула. Почему-то стало на мгновение жутковато. Вспомнились рассказы родителей о нападениях на девочек… Потом успокоилась. Я в гостях, здесь на каждом шагу охрана. Да и времена моего детства давно миновали.  Но ощущение мгновенно сковавшего ужаса волной пронеслось по телу.

    -- Испугалась? – насмешливо произнес подошедший сзади Алексей. – Не будешь без спросу бегать в трек ночью…

    -- Ну тебя, Алешка. Действительно, испугал. Сердце в пятки рухнуло. А здорово хозяева имитировали трек моего детства. Тоже, наверное, детство там провели…

    -- Ты еще не догадалась, кто владелец этого сказочного парка?

    -- Да, что там думать. Кто-то из хозяев именья родом из Грозного. Ностальгирует по утраченному…

    -- Ну, ностальгируем мы все. По какой бы причине не уехали из города. И воспоминания тем дороже, чем глубже ощущение утраты. Ведь нашего города больше нет. Есть другой, но совершенно чужой. Был я с Саидом там недавно.
 
   -- И какое впечатление?

   -- Великолепие и нищета. А от прежнего ничего не осталось. Все чужое, восточное…

   -- Жаль. Было в прежнем Грозном что-то от того многонационального сонма строителей, что поднимали его из руин после Великой отечественной. Я очень смутно, но помню еще глинобитные мазанки на улице Ленина…

    -- Ты еще революцию вспомни. Пойдем, а то невесть до чего договоришься.
Мы спустились к берегу реки и пошли по дорожке к выходу из парка. Сбоку промелькнул в буйстве кустов павильон, похожий на тот, из детства, где когда-то располагалась библиотека. Но этого я не помню. А мой приятель стал рассказывать, как ходил в такой павильон в треке играть в шахматы, как купался в Сунже, спускался по течению на надутой  автомобильной  камере, как дрался с местными мальчишками, которых в то время все именовали пацанами. А совсем рядом, на Московской, в еврейской слободе, где все дворы соединялись между собой, и если зайдешь в первую калитку, то, зная тайну проходов, сможешь выйти уже в самом конце улицы, впервые попробовал анашу…

    -- Алеш, что ты такое говоришь? – изумилась я таким откровениям приятеля.
    Тот хохотнул иронически и поинтересовался:

    -- Неужели никогда не пробовала?

    Тут уж я возмутилась так, что Алексей замахал руками, останавливая поток моих сумбурных доказательств.

    -- Да знаю я, что ты была как наивная клуша. Верила в победу коммунизма, старалась быть честной, хотя у тебя это иной раз не получалось, и была далека от мира криминала. Твоя наивность дала тебе возможность не разочароваться в жизни. И я рад, что, в общем-то,  ты осталась такой же идеалисткой, как и в детстве…

   Стоя на мосту, мы любовались красочным фейерверком. Внизу журчала вода. Она создавала иллюзию того, что мы плывем на корабле, совсем одни в этом незнакомом предрассветном мире…




    В мансарде над конюшнями появился Саид. Он молча подошел к стоящей у окна фигуре, положил руку ей на плечо.

    -- Ты довольна сегодняшним приемом?

    -- Какое это имеет значение. Я довольна уже тем, что те, кому я хотела напомнить о своем существовании, это поняли. И испугались. А теперь можно приводить в исполнение мой план. Все они получат по заслугам. Но не сразу. Пусть повертятся, как черви на крючках, понимающие, что конец неизбежен, и все же пытающиеся его избежать…

    -- К чему такая поэтичность? Они убийцы и заслужили смерть. А какой она будет, решать тебе…

    -- Ты как всегда прав, Саид. Думаю, пора  провожать гостей восвояси. Как там чувствуют себя твои  гости?
 
    -- Если ты о господине Лепилове и его протеже, то вполне неплохо. Они отдали дань восхищения твоему парку. Сейчас стоят на мосту и любуются фейерверком.

    -- Надеюсь, мои особые гости благополучно доберутся до дома. Не хотелось бы расстаться с ними на последнем этапе мести…

    -- В этом не сомневайся. За ними установлен постоянный контроль.

    -- Ну, тогда приступаем к завершающему пункту нашего плана.