Пристрелить яйцеголового

Пристрелить яйцеголового

Пристрелить яйцеголового.

Открыв глаза, рядовой Василий Муравьев увидел над собой потолок. Слева что-то трещало. Пахло горелым, порохом, кровью и смертью. Света почти не было, только пространство помещения подсвечивалось неровными всполохами аварийных ламп.

Василий пошевелился. Обнаружив, что может двигаться, сел. Оказалось, что он лежал в исподнем на столе, напоминающим операционный. К вискам, затылку и под фуфайку убегали несколько проводков. Ощупав голову, Василий обнаружил несколько присосок. Другие такие же оказались и под одеждой прицепленные на груди и животе. Сняв с себя их, Муравьев поднял глаза. Висевшие на стене часы показывали время: девятнадцать часов одна минута. Оглядевшись, рядовой обнаружил справа от себя банкетку, на которой аккуратно лежала форма, оружие и амуниция. Рядом стояли и сапоги. Рядовой знал, что все это принадлежит ему. Между банкеткой и столом, на котором сейчас сидел Муравьев, лежал брюхом вверх труп в военной форме. Это был завлабораторией капитаном Горяем. Василий узнал его по габаритам. В затылке крупной головы бывшего капитана зияла кровавая рана. Права рука уже остывшего трупа судорожно, словно спасательный круг, сжимала пистолет. Чуть дальше бывшего завлаба лежал на животе с неестественно вывернутой головой профессор Волкоблочный - руководитель всего научного комплекса. Меньше всего теперь он напоминал научного работника, а был, скорее, похож на куклу, с которой дети проигрались и бросили в песочнице.

Рядовой поднялся с кушетки и еще раз огляделся. Слева от него горела синим огнем панель управления. Странно, что металл мог гореть, но так и было. Часть панели была разворочена, словно от взрыва тридцатимиллиметрового снаряда. Еще левее, там, где стена была обшита экранами слежения, лежали кучей трое лаборантов. Весь пол был покрыт гильзами, обломками мебели, крошками штукатурки и бетона.

Муравьев посекундно озираясь по сторонам, скользнул к сложенным стопкой вещам и амуниции. Его почему-то не удивило, что среди всего этого хаоса, огня, разрушений и смерти, его шмотки лежат так, будто все происходит в казарме, и сейчас вот-вот начнутся ученья.

Одевшись и вооружившись, рядовой еще раз осмотрел помещенье, в котором находился. Он не совсем понимал, что здесь произошло. А по характеру ранений на раскиданных вокруг телах Муравьеву сложно было определить, кто же напал на научный центр. То, что атаке подвергся весь комплекс, а не отдельная лаборатория, становилось ясным при одном взгляде на входную дверь, которая была заблокирована безголовым телом неизвестного спецназовца в бронежилете. В коридоре, куда вел этот проход, освещение было примерно таким же, как в лаборатории.

Перед тем, как покинуть помещение, Муравьев на всякий случай помародерствовал: вывернул из мертвой кисти завлаба пистолет (обойма оказалось почти полной) и, обхлопав карманы одежды покойного капитана, - пару полных обойм. Обыск остальных трупов ничего путного не дал. Даже безголовый спецназовец оказался пуст. Здесь явно было горячо, пока рядовой валялся без памяти на лабораторном столе. Удивительно, что Муравьев единственный уцелел из всех, находящихся в помещении.

Коридор встретил Муравьева теми же миазмами: гарь, кровь, смерть. К ним примешивался запах озона и еще чего-то странного, непонятного, отталкивающего. В неверном свете фонарей рядовой увидел, что стены покрыты какой-то шевелящейся буроватой массой. Что это такое Василий выяснять не планировал. Этим пусть ученые впоследствии занимаются. Перед ним сейчас другая задача - для начала найти выживших после атаки, от кого бы она не исходила, присоединиться к ним и дать отпор неведомому врагу. Или отступить, если на то будет приказ.

Справа слышались какие-то звуки, напоминающие шлепки, доносился треск автоматных очередей. Рядовой, сняв автомат с предохранителя, рванулся в ту сторону. Через десяток метров Муравьев выскочил на перекресток, половину которого заняла какая-то странная фиолетовая субстанция, похожая на болотную жижу и мусорную кучу одновременно. Неизвестное вещество или живое существо заняло часть потолка и перегородило правый коридор. Из основной массы этого неизвестного торчали в разные стороны тонкие хлыстики. Они шевелились из стороны в сторону, словно под ветром, хотя никакого сквозняка или хотя бы сколь либо ощутимого движения воздуха рядовой в коридоре не ощущал. На двух таких хлыстиках покачивалось безжизненное тело девушки в белом халате. Подбородок и губы неизвестной были в крови, мертвые глаза широко открыты. На двух других - половина туловища без ног и головы, одетая в остатки камуфляжа, заляпанного красным и фиолетовым.

Василий с опаской обошел это нечто неизвестное, но, безусловно, опасное и юркнул в левый коридор. За ним, видимо, реагируя на движение, метнулись несколько хлыстиков. Один даже ударил рядового в бронежилет у правого бока. Но вреда неизвестная тварь рядовому не причинила, только оставила на кевларе проплешину, словно ожог кислотой. В ответ тот достал из кармана разгрузки наступательную гранату (у нее разлёт осколков меньше) и, развернувшись, метнул металлическое яичко в самую гущу странных хлыстообразных отростков, не забыв, разумеется, выдернуть чеку. После чего припустил, не оглядываясь, поскольку притихшая было перестрелка, возникла вновь. Помня наставления сержанта в учебке и опасаясь взрывной волны, Муравьев слегка приоткрыл рот. Сзади грохнуло. Рядовой вздрогнул, вжав голову в плечи. Но последствий не было, как ни странно. До ушей Василия донесся только звук упавших на пол тел и громкое шипение. Следующие тридцать метров Муравьев преодолел легкой трусцой, внимательно поглядывая перед собой, поскольку аварийные лампы давали не очень хороший свет, а ему вовсе не хотелось вляпаться в какую-нибудь дрянь. Его никто этому не учил, но логика подсказывала, что неизвестная опасность может подстерегать на каждом шагу. Муравьев не был человеком тонкой нервной организации, но кровь, трупы и непонятных существ он воспринимал довольно спокойно - будто персонажей какой-то архи-реалистичной компьютерной игры. Почему так - он не знал. Видимо, психика блокировала какие-то нервные центры, чтобы солдат не тронулся умом.