Призрачно всё...

Призрачно всё...

Глазеют на нас удивлённо сосны…
Сжимаю в объятьях тебя… до хруста.
Пускай говорят, что влюбляться поздно.
Душе без любви – одиноко…пусто…
И сердцу тоскливо спокойно биться.
Я это прочувствовал ночью звёздной,
поверил, что счастье – когда не спится,
и понял – любить никогда не поздно!

Оливер Сергушин Сергей

Девочку звали Нелли, фамилия у нее была несколько странная, во всяком случае, непривычная – Патока.

Витьке она казалась очаровательной, даже больше.

Сначала он наблюдал за ней тайком. Рисовал в блокноте силуэты, глядя на неё, один соблазнительнее другого.

Мальчишке здорово удавались контурные рисунки.

На эскизах она выходила тонкая, звонкая, подвижная.

Пластика у девочки действительно была завораживающая: плавная, игривая, женственная, если так можно говорить о девочке тринадцати лет, танцующая.

Нелли ходила в балетную студию, но там ей не очень нравилось. Позднее перешла в танцевальную группу. В школьных концертах она участвовала непременно. Витька наблюдал за ней, открыв рот, и хлопал. Сильнее всех. Даже свистел, потому что ему нравилось всё, что девочка делает.

Но Нелли его не замечала.

Впрочем, это было не так важно. Ведь она ему позировала, пусть и не догадывалась об этом.

Единственное, чего ему не хватало для создания настоящего портрета, детально разглядеть глаза и мимику. Это было сложно при её огневой живости.

Нелличка просто не могла усидеть на месте.

Если она не прыгала через скакалку и не танцевала, значит, что-то изящное изображала руками. И всегда крутилась.

Посмотреть на девочку пристально, в упор, Витька стеснялся. Даже мимолётные взгляды вызывали в нём горячую волну смущения, которое моментально выливалось на лицо и шею красными акварельными разводами.

И всё же он нашёл способ увидеть вблизи её лицо. Его друг, Венька Сидоркин, неплохо фотографировал. Аппарат у него был замечательный, зеркалка с современной оптикой.

Снимок стоил ему целых три рубля, приличные по тем временам деньги. Витька экономил на обедах целый месяц, в школу ему всегда давали пятнадцать копеек,

Снимков было три. Все разные. Веньке даже не пришлось уговаривать девочку, сама напросилась, причем поцеловала в награду за замечательные кадры.

Витька видел, как она прыгала от радости.

Фотографии были большие, чёткие, размером восемнадцать на двадцать четыре сантиметра. Разглядеть на них можно было едва ли не каждый миллиметр.

Витька поместил их в альбом с любимыми репродукциями известных художников, прятал от всех.

Эскизов с тех портретов нарисованы были десятки, если не сотни.

Вблизи Нелли казалась ему ещё более прекрасной.

Он дотрагивался до её лица губами, гладил волосы, заглядывал в глаза, разговаривал, представляя, что девочка отвечает.

Так продолжалось до школьного выпускного вечера.

На балу Нелли позволила себя пригласить, не потому, что мальчишка ей понравился, просто неудобно было отказать.

Она была необычайно лёгкая, с нежной кожей и удивительным запахом, от которого голова пошла кругом.

Руки девочки в его ладонях представлялись крыльями бабочки. До кукольных ладошек было страшно дотронуться.

Витька почти не дышал, впитывая ощущения от прикосновений, растворяясь в них.

Это был их единственный танец.

Чуть позже мальчишка пытался заговорить, но Нелли была нарасхват. Её кружили все выпускники.

Как же она была хороша и изящна!

Длинные рыжие волосы струились по прозрачному платью бирюзового цвета, разлетаясь при пируэтах, белоснежная кожа подчёркивала детскую непосредственность. Туфельки на высоком каблучке придавали силуэту летящие линии.

Круглые коленки, слегка вздымающаяся грудь, тонкая талия, губы в цветных блёстках…

Все было восхитительно.

– Нелли, а можно…

– Давай потом, Витька. У меня праздник. Хочу запомнить этот день на всю жизнь.

– Именно поэтому я и…

– Потом, Витька, всё потом.

Потом ничего не было. Нелли улетела с родителями на море, потом поступила в институт.

Он ей писал. На одно послание она даже ответила, но было понятно, что отныне у девочки другая жизнь, в которой ему просто нет места.

Витька долго не мог успокоиться. На стенках его комнаты висели портреты в рамках, эскизы, рисунки.

Нет, больше он Нелли не рисовал.

Ему не хотелось знакомиться с другими девочками. Она была единственной, кому Витька поклонялся.

Однако время и природа рассудили по-своему. В его подъезде жила неприметная, не очень впечатляющая, но интересная девушка – Лиза Фокина.

Невысокого роста полненькая шатенка с добрым взглядом.

Она носила туфли лодочкой, длинные закрытые платья, и разноцветные шарфики, всегда разные.

От Лизы пахло жасмином, переспевшими мандаринами, и немножко летом.

Здороваясь, девушка краснела, старательно отворачивалась.

Как они оказались вместе, Витька и сам не понял.

То ли он её первый поцеловал, то ли она его.

В памяти почти ничего не отложилось.

Витька до сих пор грезил Нелличкой, постоянно разглядывал её портреты, собственные рисунки, даже когда поженились, и юноша стал жить с Лизой.

Жена не препятствовала его платоническому увлечению. Она по-прежнему была незаметна, но прочно вошла в его жизнь, наполняя каждую минуту жизни радостью.

Казалось, что он в Лизе не очень-то и нуждается, даже подумывал несколько развестись, мечтая о свидании с ней, единственной девушке, которую мог уверенно назвать любимой.

Время шло, мечты несколько потускнели, жизнь вошла в наезженную колею, из которой невозможно было выбраться даже при желании.

Витька перестал замечать, как удивительно пахнет Лиза, во что она одевается, с каким обожанием на него смотрит.

Ему было безразлично, что чувствует женщина, с которой живёт, ложится спать, просыпается.