Про эмпатию и лютый голод

Про эмпатию и лютый голод

И хочется скорей
И встретиться, и сбыться.
И в россыпи из звезд
Найти одну. Свою.
И чувствовать острей,
И в детях повториться.
И трепетно держать
В своей руке – твою.

Наталья Лужбина

Балконная дверь распахнулась настежь порывом ветра, прозрачные занавески шумно порхали, норовя улететь прочь. В комнату ворвалась приятная свежесть, пропахшая грозовым озоном, неуклюжие тёмно-фиолетовые тучи беспокойно бродили в вышине.

Закрыть бы створки окон от беды, но оглушительные раскаты грома, раскалывающие небо сверкания зарниц, ливневый аккомпанемент, смывающий недельную пыль, заглушал шум, который устроили соседи, в очередной раз выясняющие отношения, а вставать не было никакого желания.

Спать оставалось недолго. Часы высвечивали три пятнадцать утра.

Создавалось впечатление, что беспокойные соседи специально открывают окна и двери, чтобы транслировать активное действие драматического спектакля на весь дом.

В сочетании с громом и молниями скандал выглядел сатанинским шабашем. Для леденящего душу панического эффекта не хватало самой малости: истеричного хохота, тревожного угуканья филина, и таинственного шуршания где-нибудь под кроватью.

“Не спится же людям! На какую тему, скажите, можно столь агрессивно конкурировать по ночам, напрягая голосовые связки на полную мощность, когда нормальные люди подзаряжают батарейки с растраченной за день жизненной энергией!”

Пришлось вставать, плотно закрывать окна и двери.

Регина вышла на балкон, выглянула вниз, где, постанывая и кряхтя, раскачивались деревья. Противостояние соседей вышло на новый уровень, небо разрывали багровые зарницы. В ход у супругов пошла фарфоровая или стеклянная посуда. Наверняка разбудили не только её, но и соседей снизу.

Разгуливаться не было желания, утром на работу.

Сон, несмотря на шум, накрыл её мгновенно, и так же быстро новые действия соседей вырвали из цепких объятий морфея. Разбудили крики совсем иного характера и содержания. Сомневаться в том, каким способом супруги мирятся, не приходилось: женский голос артистично изображал интимную страсть, и требовал продолжения.

– Черти неугомонные, – выругалась девушка, затворяя балкон, забрала с кровати одеяло и подушку, и перебралась в дальнюю комнату, где агрессивных действий разбушевавшихся не на шутку супругов почти не было слышно.

Жить сюда Регина перебралась недавно, ещё не успела ни с кем из соседей толком познакомиться. За городом у родителей был собственный дом, в котором они жили постоянно. Квартиру поначалу купили в качестве инвестиции, хотели сдавать, но, поразмыслив, поняли, что аренда, скорее всего, себя не окупит, а Регине до учёбы недалеко, да и к самостоятельности пора привыкать.

Что не твоё, то не твоё. Даже самые аккуратные жильцы оставляют после себя разруху. Это они выяснили, поговорив с друзьями, которые успели столкнуться с подобными проблемами.

Риточка Зорина, её подруга, рассказывала, что случилось с квартирой в Бирюлёво, в которой три года жила женщина с двумя малолетними детьми. Помещение выглядело как поле боя после баталии.

Соседи снизу завалили надзорные инстанции жалобами на посторонний шум в неурочное время, настояли на проведении экспертизы, которая выявила нарушение строительных норм по изоляции шумов, хотя по нормам того времени, когда дом был построен, эти параметры вписывались в государственные стандарты.

Судились больше года. В результате пришлось ломать пол во всех комнатах, делать капитальный ремонт. Арендная плата за всё время не покрыла даже десятой части расходов. А сколько времени и сил потрачено на то, чтобы привести ситуацию в равновесие.

Подобных историй Протасовы выслушали десятки. Ситуации отличались, а итог был один и тот же – убытки намного превышали поступления в бюджет. Проще было платить квартирную плату самим.

Оставлять в квартире Регину одну было страшновато: молодая, как бы глупостей не наделала. С другой стороны, даже спокойнее, нет нужды провожать каждое утро до электрички, вечером встречать.

Был сделан современный ремонт, куплена приличная мебель. Квартира комфортная, вот только с соседями не повезло.

Протасовы лишь изредка оставались в ней, когда приезжали в город по делам, ходили в театр, или возвращались из отпуска.

Региночка жила в неприкаянном одиночестве. С учёбой на первом курсе она не справилась, пришлось взять академический отпуск, и устроиться на кафедру биологии лаборанткой, чтобы повзрослеть, накопить жизненного опыта, но быть, в то же время, на виду у преподавательского состава.

Егор Лавренёв, её непосредственный начальник, аспирант, был значительно старше и мудрее Регины, умел противостоять трудностям, накопил, к тому времени солидный исследовательский опыт, но был беден как церковная мышь.

Мужчина ей нравился. Возможно, причина крылась в том, что они проводили вместе слишком много времени, а разбуженные природной впечатлительностью гормоны подталкивали любопытное сознание к интимным экспериментам, и всякого рода романтическим рассуждениям, которые, несмотря на предыдущий печальный опыт, стремились появление выразительных эмоций объяснить симпатией.

В его присутствии девушка теряла дар речи, а восприимчивое воображение не давало покоя, посылая порой немыслимой интимной откровенности романтические грёзы.

Впрочем, восемь лет разницы в возрасте сложно было заметить. Лавренёв выглядел молодо, занимался йогой, медитативными практиками, следил за состоянием здоровья. Правда, внешний вид сотрудника был совсем непрезентабельным: на все случаи жизни в его гардеробе был лишь один затасканный до проплешин костюм серого цвета мешковатого покроя.

Никто не давал ему тех лет, которые были реальностью.

Уснуть в третий раз было сложно, но и проснуться не получалось. Происходящее за стеной подстегнуло изобретательное воображение фантазировать.

Регина грезила наяву.