Про Катю и Сережу. Сборник

Четыре часа и сорок семь минут

Жанр: рассказ
Пейринг: очевидный
Рейтинг: старшая школа

7:50

7:50 – на минуточку – утра, а не вечера. Еще даже некоторые птички дрыхнут. А мозг в такое время функционировать полноценно не приспособлен. Нет, ну, возможно, у кого-то и приспособлен, но не у Писарева Сергея Сергеевича. Тридцатипятилетнего студента второго курса факультета переводчиков дневной формы обучения. Которому объективно нехрен делать, кроме как подрываться в шесть утра, чтоб ни в коем случае не опоздать на зачет по основам спецификации научных исследований.
Основной функцией Писаревого организма в целом и мозга в частности от семестра к семестру было выживание. В смысле, не вылететь после каждой очередной сессии. А тут хоть бы все допуски получить.
Но жизнь – штука чертовски сложная и не особенно справедливая, потому обо всех перипетиях гражданина Писарева мы расскажем постепенно… Или он расскажет о себе сам, как пойдет.
Но пока на часах всего 7:50. До зачета еще десять минут, а Писарь сонно вглядывается через заляпанное майским дождичком стекло своей машинки, как он ласково называет гигантский белоснежный – ну сейчас несколько менее белоснежный, чем обычно – Лэнд Ровер Дискавери.
Разбудить его не могли ни дождь, отчаянно лупивший по крыше автомобиля, ни Михал Йелонек, задорно пиликающий в магнитоле так, что и мертвого поднял бы, ни собственная отчаянная мантра: «Отдирай задницу, пошли». Не помогало. Ничего не помогало. Помощь пришла откуда не ждал.
В 7:51 запел, перебивая скрипача, Дэн Маккаферти. Не поблизости, нет. Из телефона. Писарев резко проснулся и дернулся к трубке, валявшейся на соседнем сидении.
- Адриана! – рявкнул он вместо приветствия. – Что еще?
- Ничего, Сергей Сергеевич! – звонко отозвалась трубка. – А вы помните адрес той фирмы?.. Ну той…
- Восьми ещё нет, я не в состоянии угадывать. Какой той?
Повисла пауза, во время которой в трубке что-то шуршало и глухо грюкало.
- Куда надо накладные передать, - наконец раздался человеческий голос.
В этот момент Сергей Сергеевич проснулся окончательно и бесповоротно. Подпрыгнул в кресле и молвил:
- «Мясной рай»?
- А?
- Накладные. «Мясной рай». Телятина. Говядина. Свинина. Каре на палочке. Биток. Окорок без кости. Ошеек. Вырезка. Лопатка. Общий вес – 30 кг. Птица. Утки. Куры. Индейки. Общий вес 25 кг. Баранина. Голяшка. Вырезка. Ребро, мать твою! 15 кг! Вы про эти накладные, Адриана?!
- Я про те, которые вы мне вчера дали, - сообщила барышня на другом конце телефонной линии.
- Угу. Стейки Портерхаус, Рибай и Стриплоин. Еще плюс 12 кг. Колбасы перечислять не буду, наименований слишком дохрена. Адриана, это накладные, которые я вчера подписал и попросил отправить. Вы потеряли адрес «Мясного рая»?
- Нет, Сергей Сергеевич. Я не потеряла. Только я дома, а записка в офисе.
- А накладные где?!
- В папочке кофейного цвета, - прощебетала Адриана.
- Дорогуша, - гадким голосом протянул Сергей Сергеевич, а все служащие сети ресторанов «Pizzar House» знали, что слово «дорогуша» в его устах означает крайнюю степень раздраженности, - напрягите, будьте любезны, свой мозжечок, потому что, боюсь, напрягать весь мозг для вас проблематично за неимением оного, и сформулируйте четко и внятно. Папочка. Кофейного цвета. Где?
- Я… Вы… - снова повисла пауза. – Что?
- Неверно. У вас еще две попытки. После второй вы отправитесь искать новую работу. Где сейчас находится папка с накладными?
- Мы едем.
- Мы – это кто? А черт… вы же сказали, что вы дома!
- Мы… почти едем. Я и накладные.
- Черт! Вам есть куда записать?
- А куда?
- Что куда?
- Ну записать. Да?
Понимая, что еще немного, и у него точно лопнет голова, Писарев отчаянно ею мотнул и выдал:
- Смской сброшу адрес. Вы умеете пользоваться смсками, Адриана?
- Конечно! – обиженно буркнула трубка.
«Аааааллилуйя!» - вторил трубке хор из известной оратории Генделя в Писаревой голове. Определенно, утро выдалось музыкальным.
- И только попробуй что-нибудь перепутать! – не без облегчения рявкнул Сергей Сергеевич и отключился. Набрать смс много времени не потребовалось. И, досадуя на себя, что столько драгоценных минут было убито именно сейчас, на чертовой парковке перед универом, из-за одной-единственной дуры, именовавшейся не без его согласия и при полном попустительстве помощником ресторатора, он нажал кнопку «Отправить».
Потом снова поднял голову – и как раз вовремя. Из машины, припарковавшейся аккурат в двадцати метрах от него, выскочила Катерина Дмитриевна.
Распахнула над собой огромный купол яркого разноцветного зонта, с которого миру и дождю неунывающе улыбались бесчисленные коты, и быстро взбежала по ступенькам к дверям, ведущим к разнообразным знаниям. Студент второго курса факультета переводчиков дневной формы обучения был ею проигнорирован. Случайно или намеренно – последнему оставалось лишь гадать. Но долго размышлять Писарев был не приучен, да и не находил необходимым. Потому последующие его действия имели весьма мутный характер, хоть и были очень быстрыми. Он, глядя ей в спину, криво усмехнулся. Потом снял с безымянного пальца правой руки обручальное – именно обручальное, и никакое иное – кольцо. Спрятал его в бардачке. И еще через мгновение, пиликая сигнализацией, мчался по ступенькам крыльца вслед за Екатериной Дмитриевной, мать ее, Нарышкиной.
- Доброе утро, Катерина Дмитриевна! – грохотал студент, догнав преподшу уже у входа в здание.
- Опаздываете, Писарев! – поприветствовали его в ответ.
- До звонка еще две минуты, - не ведя широкой черной бровью, ответствовал тот. – Я насчет зачета.
- Что «насчет зачета»? – спросила Катерина Дмитриевна, отстраняясь от распахнувшейся двери, из которой вылетела парочка студентов. Они жарко спорили о каких-то возвышенных материях, не замечая ничего вокруг.
- У меня сейчас основы спецификации научных исследований. Тоже зачет. Всю ночь готовился… - Писарев почти по-мультяшному сверкнул серебристым глазом и продолжил: - Можно английский перенести на завтра, а? Группа поддержит мою просьбу.
- Не сомневаюсь в ваших способностях лидера, - усмехнулась преподавательница. – Но в данном случае они вам не помогут. Зачет состоится сегодня… - она глянула на запястье, где на изящном браслете блеснули не менее изящные часы, - через четыре часа и сорок семь минут.
- В некотором смысле это совершенно бесчеловечно!
- Таковы будни студента, - чуть пожала плечами Нарышкина и, всем видом показывая, что разговор окончен, скрылась за широкой дверью. Но не так просто было уйти Писаря, превосходившего ее и в длине ног, что способствовало быстрому перемещению, и в скорости реакции, потому что вторую дверь по коридору он открывал перед ней своей мощной лапищей.
- Ну Катерина Дмитриевна! – продолжал увещевать он. – А как же нормы там? В один день два зачета – ну это же наверняка противозаконно, а!
- Если вы намерены быть правозащитником, то стоит подумать о смене кафедры.
- Персидский – мое призвание! – прозвучало очень проникновенно.
В воспоследовавшем негромком ворчании Катерины Дмитриевны можно было разобрать отдельные слова, из которых, при некоторой фантазии, вполне получилось бы составить сентенцию о том, что именно персидский особенно необходим в работе ресторатора. На что студент Писарев широко улыбнулся и добавил к вышесказанному:
- В следующем году откроем ресторан в восточном стиле. Блесну знаниями.
- Ступайте, Писарев, на зачет, - нетерпеливо молвила преподша. – Иначе и его не сдадите, даже несмотря на то, что готовились. Всю ночь.
- Какая забота, Катерина Дмитриевна!

8:50