Про психов

Лоре страшно

7 ноября

Мама говорила, что главное в жизни – иметь план. И держать все под контролем. В шкафу еще остались подобранные ею комплекты одежды. Их хватит дня на три. Мама умерла пятнадцать дней назад. Недоброе утро. Часы тикают громче, чем вчера. С утра мне тревожно. Сегодня сильнее, чем обычно. Я что, заснула на диване? Нужно закончить работу и отослать ее в «Эпл». Потом я буду ждать письмо. Суть его не важна. Главное – оно будет подписано: «С уважением, Стив Джобс». Как приятно думать, что Он сам подписывает адресованные мне письма. Я знаю, что это не так, но все-таки. Надо встать, умыться, одеться, выпить кофе и доделать работу. Таков план. Последние годы план всегда один. Почему мама покупала мне одежду, которую я терпеть не могу? Розовые кофточки, юбочки, каблуки. Мама надеялась, что я стану настоящей женщиной. Сама она ею никогда не была. Звонок. По городскому. Подходить? Кто это? Если мне и звонят, то на айфон. Ладно, отвечу.– Да? Что вы хотите? В трубке шуршит. Зловещее шуршание мне не нравится. Ответ на звонок – это нарушение плана? Обдумать не успеваю.– Алло? Лорочка, деточка, это вы? Это Надежда Николаевна, помните меня? Я коллега вашей мамы.– Здравствуйте, Надежда Николаевна. Вас я помню. Вы же с мамой на кафедре работаете?– Деточка, как вы там? Такое горе, такое горе, такая потеря для всех нас. Господи! Запричитала... Какой противный голос, не люблю я, когда плачут. Слабых не люблю.

– Деточка, может, вам нужна моя помощь? Ваша мама просила о вас позаботиться. Давайте я приеду? Покушать привезу, поговорим...– Нет, спасибо, – отвечаю быстрее, чем положено. В голове стучит: не дай ей помешать тебе. Какая чужая мысль.– Нет, Надежда Николаевна, не надо приезжать. Вы же никогда не любили маму, завидовали ей, да? Вешаю трубку. Разговор невыносим. Обрезаю телефонный провод. Вдруг она еще раз позвонит. Умываюсь и не нахожу кофе. Надо заказать доставку продуктов. Не помню, когда я последний раз это делала. Почему-то нет связи. Проверяю, переподключаюсь – глухо. В магазин надо идти самой. Надеваю все черное. Волосы убираю в пучок, как мама любит. Ей нравится, когда видно лицо. Она называет мое лицо благородным. И приписывает это себе как личное достижение. Смотрю в зеркало – сегодня я должна быть особенной! Для Стива...Распускаю волосы. Красиво! По-***дски. Но никто не раскритикует –мама-то умерла. Это плюс. Прости меня, Господи! Какая жуткая мысль. Она не моя! Я никогда не хотела маминой смерти. Бегу из дома. На улице лучше... Пока не вышла на проспект. Машин много. Они едут слишком быстро и громко. Страшно: машины рычат, как огромные быстрые звери. Что за черт? Отменили все ограничения скорости? Хочу вернуться домой, но в холодильнике буддистская пустота. Я уже три дня ничего не ела. Не хочется. Но без кофе не смогу работать. Пристраиваюсь к человеку в грязных ботинках. Сейчас он перейдет дорогу. И я с ним. Не дышу. Делаю шаг точно вместе с ним. Молодец, Лора! Вот и магазин. Какой странный дом... Он что – ненастоящий? Похож на киношную декорацию. Ни в одном окне не горит свет. Я понимаю, что сейчас день, но в такую мрачную погоду хоть в одном окне должен гореть свет. С домом что-то неправильное происходит...Всматриваюсь. И убеждаюсь в своей правоте! Провода везде, камеры... Раньше их точно не было. Я же не в маразме, я же помню. Куплю кофе – и бегом отсюда. Давай же, Лора, не бойся! Иду в магазин. В окружающее не вглядываюсь. Возвращаюсь домой. Есть не хочется, пью героически добытый кофе с молоком. Пора работать. Стив ждет. Включаю компьютер. Всплывает фотография горящего самолета. Дымящиеся обломки фюзеляжа, почти целый нос. Хаос: спасатели и пожарники, разметанные разноцветные кусочки человеческой жизни. Я точно ее не загружала. Откуда она взялась? Кто так шумит? Соседи наверху двигают мебель, роняют что-то. Играют торжественно и бодро на фортепьяно. Неужели «Интернационал»? Никто не даст нам избавленья: Ни Бог, ни царь и ни герой. Добьемся мы освобожденья Своею собственной рукой. Конечно, сего дня же седьмое ноября! И как это у них получается? Одновременно и играть, и двигать? Не буду обращать внимания, главное –не отвлекаться. Не отвлекаться? Нет, это выше моих сил! Кипит мой разум возмущенный, я вам сейчас покажу: кто был никем, тот станет всем! Сволочи!!Там живет какой-то дед. Может, внуки к нему приехали? Так громко! Сосредоточиться невозможно. Ругаются, голоса злые. Наверное, уже идут «на смертный бой». Фортепьяно озверело. Дерутся, наверное. И еще аккомпанируют себе. Может, даже убивают друг друга? И все это сопровождается «Интернационалом»: Держава – гнет, закон лишь маска ,Налоги душат невтерпеж, Никто богатым не указка, И прав у бедных не найдешь. Довольно государства, право, Услышьте Равенства завет: Отныне есть у нас лишь право, Законов же у равных нет. Как современно, боже мой! Кто же это поет? Не могу больше терпеть. Бегу наверх. Стучу долго, никто не открывает. Наконец за дверью слышатся медленные шаркающие шаги. У двери затихают. Кто-то стоит и смотрит на меня, как в микроскоп. Я не выдерживаю:– Откройте!– Что вам надо? – старческий возмущенный и напуганный голос.– Откройте мне! Что у вас происходит? Вы мешаете мне работать! – пытаюсь говорить спокойнее. Нужно увидеть, что происходит в квартире. Меня не провести. Может, заманивали?– Чего тебе надо? Я сплю. Совсем, что ли, спятила?– Откройте или я вызову милицию!– Ты Лора? Девочка Эльзы Александровны? Не здороваешься со мной никогда!– Пожалуйста, откройте! – изображаю вежливость, как учила мама.– Ну ладно... Только отойди от двери. Замок щелкает, дверь осторожно приоткрылась. На пороге стоит седой помятый старик. Сонный и раздраженный.– Ну и чего ты хочешь, Лора?– Здравствуйте, с праздником вас... а где она?! Я слышала, как кричала женщина. И пела «Интернационал». Пытаюсь заглянуть за плечо старика. Ничего не вижу, кроме хлама в коридоре. В квартире тихо и обморочно. Тревожно. Старик старается скрыть, но он испуган.– Пустите меня, я посмотрю.– Иди домой. Нечего тебе у меня смотреть. Я «Интернационал» уже лет пятьдесят не пел. Совсем ты умом повредилась...Старик выталкивает меня на лестничную клетку. Дверь захлопнулась, лампа мигает и гаснет. Жутко. Как днем перед магазином. Бегу вниз по лестнице. Уже около своей двери подворачиваю ногу и падаю. Больно! Очень больно! В голове крутится мысль: «Дура! Дура! Не справилась, не справилась!» Страшно, хочется кричать, но кричать нельзя. Хватаюсь за ручку двери. Фуф! Наконец я дома, в безопасности. Зачем выманивать меня из квартиры? Это знак? Только вот чего? Непонимаю. Надо работать. Два часа ночи. Ура! Все готово. Отсылаю файлы в «Эпл». Спать не хочется. Надо сделать что-то. Может, убраться? Так грязно. Везде грязь. Почему мама не убирает? Мама, когда плохо, дает мне феназепам. Где он? Высыпаю все из аптечки. Вот эти. Желтые. Выпью две для верности.