Прочерк

Часть 1. Глава 5

Я проснулась в 5 утра от того, что голова моя гудела, ноги выкручивало, а глазами было даже больно пошевелить. Смутно помня, что мне надо на работу к девяти утра и в Михайловский театр к десяти, что, наверное, должно было меня смутить, я померила температуру. 38,6… Прогулка с мокрыми ногами под пронизывающим ветром, подъем на коллоннаду, последствия, надо думать, были вполне ожидаемы…

Теперь, Шура, слушай, какая я ненормальная… План созрел в моей дурной голове моментально: в половину восьмого я стояла под закрытыми дверями поликлиники. Даже самые ранние бабушки начали подтягиваться после меня. Я была первая. Врач начал прием в половину девятого, а в без пятнадцати девять я уже была на больничном с 18 по 22 марта. Быстро выпив захваченный из дома парацетамол, две таблетки, чтоб наверняка, не очень понимая, кто я, что я и словно слегка обдолбанная, я поехала на канал Грибоедова. И ровно без пятнадцати десять имела удовольствие созерцать высокую худую фигуру с чистыми (наконец-то), но спутанными рыжеватыми волосами, на фоне желтой стены, ставшей еще более желтой, даже немного оранжевой и какой-то блестящей от первых утренних лучей.

Степа, кажется, не был уверен, что я приду, потому что, заметив меня, радостно встрепенулся и зашагал навстречу. Его большущие голубые глазищи светились и отражали солнце, и от этого взгляда на душе у меня стало хорошо и спокойно. Он взял меня за руки, и сказал:

- Как здорово, что ты пришла, я думал – продинамишь.

- Ты сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться. Тем более, что я никогда не была в опере.

Он удивленно на меня уставился:

- Ты. Никогда. Не была. В опере. Обалдеть!!! Как так получилось то, мама меня с малолетства таскала по театрам, музеям, выставкам, городам и весям. Как, живя в Питере, можно было не побывать ни разу в опере – его светлые глаза были полны искренности, и, заглянув в них, я поняла, что он совершенно не хотел меня обидеть. Он действительно был поражен моей серостью.

- Ну, прости, не всем выпадает родиться в Санкт-Петербурге с культурной мамой, любящей классическую музыку. Некоторые, знаешь ли, рождаются, например, в Новгороде, а мамы у них не имеют денег даже на лишний поход в магазин, не то, что на театр.

Яркий румянец залил его щеки, тонкая шея с торчащим кадыком пошла красными пятнами. Он виновато улыбался.

- Прости меня, пожалуйста, - сказал он, - я просто не подумал. Но так даже лучше. Ты не представляешь, как я тебе завидую. Слушать оперу впервые в жизни, да еще какую. Чего ты ожидаешь?

Я пожала плечами и ничего не ответила.

Он провел меня к черному входу, где его пропустили, даже ни о чем не спросив, а потом мы шли какими-то коридорами, и он заглядывал в какие-то двери с радостными возгласами, не заходя внутрь тут же выныривал обратно и тащил меня дальше, пока мы не оказались в зрительном зале.

Саша, отчего ты ни разу не пригласил меня в театр? Ты не любишь, или я тебе казалось настолько ограниченной, что ты считал, что это слишком утонченное развлечение для меня? Ведь тебя-то, наверняка, также как и Степу твоя интеллигентная мама, коренная ленинградка, должна была водить по всяким таким местам?

А я никогда не была в таких театрах. Во времена студенчества мы ходили иногда на спектакли, но большей частью предпочитали кино, а уж об опере или балете и речи быть не могло: слишком это было дорого.

Итак, зрительный зал был пустой, на красных креслах сидело несколько человек, видимо, таких же знакомых музыкантов или артистов, как и мы, сам зал вроде и небольшой, но высокий, до самого потолка балконы с позолотой, а на потолке роспись. Поскольку в зале было очень тихо, то я поймала себя на мысли, что атмосфера похожа на атмосферу в храме, тут нужно отдаться своим чувствам и мыслям, заглянуть вглубь себя и насладиться тем, что происходит вокруг.

Мы сели где-то в середине партера так, чтобы не быть слишком близко к сцене, но при этом все видеть. Я, раскрыв рот от удивления, глазела по сторонам. Степа, негромко, прямо в ухо, рассказывал, что генеральная репетиция это почти как настоящий спектакль, только для своих, что артисты, конечно, не будут подпитаны энергией, исходящей из зала, но в принципе будет хорошо.

Потом он рассказал, что первый просмотр оперы самый главный, что если мне не понравиться, то уже не понравиться никогда, а если я полюблю оперу, то полюблю навсегда.

Я ничего не отвечала, только слушала. Температура вроде упала, я почувствовала, как меня прошибло потом, и практически одновременно выключился свет и началась музыка.

Сашенька, я оказалась из тех, кто любит оперу, кто чувствует и понимает ее. Может, из-за того, что я была больна, а, может, из-за того, что музыка и пение произвели на меня такое впечатление, но я практически не следила за тем, что происходило на сцене. Это было второстепенно, и даже немного отвлекало. Я закрыла глаза и слушала. Это не может сравниться с теми записями, которые я находила в интернете. Там звуки мертвые, а тут живые. Музыка живая, голоса живые, они живут, они дышат, они существуют, и ты объединяешься с ними и чувствуешь себя таким живым как никогда прежде.

Спектакль кончился, а я все сидела, закрыв глаза, и слезы текли у меня по щекам, а я даже не заметила, что плачу, пока не почувствовала салфетки у себя в руках и не услышала, как Степа сказал: