Прочерк

Часть 2. 30.03.2019

Сегодня опять снился сон про Машу. Мы были где-то на природе, в лесу или в парке, не суть. Было сумрачно, но не совсем темно, вокруг нас по земле клубился туман, ног наших видно не было, при этом лица можно было разглядеть очень хорошо. Силуэты деревьев окружали нас ровной непроглядной стеной, словно закрывая от посторонних глаз и давая возможность поговорить.

Я не очень помню наш диалог, мы шли под руку, легкий ветер трепал ее волосы и они, развеваясь, щекотали мое лицо. Я большей частью молчал, а она все говорила и говорила, речь ее лилась словно ручеек. Осталось от ее речи только чувство глубокого сопереживания – она жаловалась – однозначно ей плохо там, где она сейчас, и она просила, снова просила меня о помощи…

Поскольку подобный сон я вижу уже во второй или в третий раз, меня это начинает напрягать. Надо об этом рассказать Диме, вот тут-то его психологические штучки должны помочь. Мой мозг через сон пытается мне о чем-то сообщить, о чем-то важном, что могло бы пролить свет на все произошедшее.

Срок, поставленный себе, я соблюдал неукоснительно – письмо будет лежать нетронутым до третьего апреля, хотя теперь уже было очевидно, что данное самому себе обещание только тормозит мою затею с расследованием: необходимо было очень внимательно перечитать письмо, отбросить эмоции и вычленить четкую канву событий и героев, чтобы понять… Что понять? Я и сам не знаю… Может, чтобы понять, что делать дальше?

Я вдруг почувствовал себя героем квеста. Несмотря на то, что я считаю себя достаточно интеллектуальным человеком (знаю, никто не доволен своим состоянием, но все довольны своим умом), но играть в свое время в квесты было для меня сущим кошмаром: вот на руках у тебя есть какие-то предметы и ты должен что-то сделать, чтобы тебя пустили дальше. Но что? Порой решения оказывались стандартными, порой неожиданными, но без прохождения из интернета, я никогда не мог сладить с этими игрушками.

Вот и теперь: я задумал поиграть в детектива, при этом не знаю, чего я хочу, чего я ищу и что я должен делать со всеми странными предметами, которые у меня есть.

Начал я с самого простого: с записной книжки. Книжечка была достаточно большая и толстая, закрывающаяся на резинку, внутри лежал простой карандаш. Этот блокнот можно было бы спутать с ежедневником, но в нем не было дат, и страницы не были разлинованы. Судя по потрепанности, носила она его с собой давно. Только я подумал об этом, как вспомнил Евгения Онегина (господи, он стал мне почти родным, еще немного и тоже начну слушать про «вы мне писали, не отпирайтесь…»), которого она умудрилась уделать за неделю так, как многим не удается и за годы.

Я не торопясь пролистал блокнот: он все-таки был достаточно старым, похоже, со студенчества. В совершенно хаотичном порядке, без какой бы то ни было системы, тут были записаны чьи-то имена, адреса и телефоны, какие-то давно прошедшие даты, просто заметки навроде «парикмахерская завтра в 10, не забыть» и три восклицательных знака рядом, пароли от аккаунтов в социальных сетях и от других сайтов. Было очевидно, что вначале она писала на тех страницах, которые открывались сами собой, а по мере уменьшения количества свободного места, все-таки попыталась вести записи последовательно. Ничего особого тут не содержалось, разве что было достаточно много рисунков. Рисовала она неплохо, странно, что я не знал об этом, но все ее зарисовки были сделаны явно наспех, в каком-то карикатурном стиле. Был тут и ваш покорный слуга, был и Степан, и Дмитрий, даже моя мама с так точно схваченными поджатыми губами… Было много животных, и видов. Никогда не замечал, чтобы она что-то рисовала, когда мы были рядом… Но, выходит, я многого не замечал, может и толчок, про который говорил Дима пропустил…

Явно одними из последних были зарисовки города – особенно мне понравился какой-то узенький мостик с задумчиво облокотившимся на перила Степой, эти рисунки были сделаны намного более тщательно, и выгодно отличались ото всех остальных. Получается, даже рисовать в последние недели она стала более прочувствованно.

О мучительном выборе между мной и Степаном рассказывала страничка, где наши имена были причудливо сплетены в одно общее слово, перемежаясь разнообразными вензелями, завитушечками, листочками и цветочками. А ниже быстрыми каракулями было нацарапано: А где же Маша? И бесконечные вопросительные знаки, нарисованные так и эдак, большие и маленькие, толстые и тонкие, раскрашенные и пустые…

Бедная, измученная девочка, кто же довел тебя до этого?

Внимательно перечитав все записи, я нашел только одну полезную: Степин адрес и телефон, и даже схема, как добраться. Больше ничего – вся бессмысленная и бесполезная Машина жизнь даже не заняла одной записной книжки.

Внезапно, мне показалось, что я услышал Машин голос: Шурик, пожалуйста…

Я резко вскочил, естественно, в квартире никого не было. Подошел к окну – на детской площадке играли дети, громко крича и визжа от восторга. Похоже, скоро мне понадобятся какие-то препараты, снимающие тревожность, а то так недолго и с ума сойти. Это ж надо, принять голоса с улицы за голос умершей.

Кошелек я просмотрел довольно быстро – немного денег, банковские и скидочные карточки, почему-то ее собственная фотография. И больше ничего, никаких зацепок.

Телефон тоже не принес никаких известий: телефонную книгу я уже видел, когда организовывал похороны, а больше в нем не было ничего интересного – обычные приложения мобильного оператора, банка, поиска работы, почты, какие-то игрушки, читалка для книжек – похоже все личное она записывала от руки. Конечно же, я проверил и почту – ничего стоящего.