Проданная чернокнижнику

Глава 13

Стылый страх разлился под кожей. Сердцу вмиг стало тесно в груди, оно болезненно дернулось, ударилось о ребра и застучало взволнованно-быстро. Я развернулась на ватных ногах и зашагала по улице.

— Эй! — раздался за спиной пьяный голос. — Ты, в платке!

Я прибавила ходу.

— Эй, я с кем разговариваю! А ну стой!

Я мельком обернулась через плечо, увидела нагоняющего меня Товера, и зашагала быстрее. Бежать было опасно. Если я побегу, Товер кинется следом и легко меня догонит. Но пока иду я, идет и Товер.

Оказавшись у ответвления переулков, я резко свернула вправо. Подхватила юбку и припустила изо всех сил. Слабость, еще недавно терзавшая тело, почти не ощущалась. Точнее, я не позволяла себе даже думать о ней. Только бежала, что есть мочи.

На новом ответвлении прыгнула влево, пробежала вдоль улицы и снова забрала левее. Воздух царапал сухое горло на каждый вздох. Желудок от страха стянулся в узел. Сейчас Товер пугал меня больше, чем чернокнижник. От Самаэля я не знала, чего ждать, не понимала его планов и интересов. Но одно знала точно: Самаэль не опустится до насилия. Товер же, напротив, жаждал лишь этого. Я не знала, почему он окликнул меня и чего хотел, но проверять не собиралась.

Спустя еще улицу в боку закололо. Я остановилась, уперлась дрожащими ладонями в колени и только шумно выдохнула, уверенная, что оторвалась, как в конце улицы вновь показался Товер.

Проклятье!

Резко выпрямившись, я зашагала как ни в чем не бывало. Однако Товер шагать не стал — он побежал. Я припустила зайцем.

— Поймаю, паскуда! А ну отдай ворованное!

Ворованное? Платок! Неужели, Товеру он нужен? Но зачем?

Мысли разлетелись, словно стайка потревоженных воробьев. Я пыталась поймать хоть один коричневый хвост, но они, слишком проворные, исчезали из-под самых пальцев. Когда я добежала до семнадцатой улицы, мне все же удалось ухватиться за коротенький хвостик воспоминаний.

Дядя Лаур сосватал Товера за дочку старьевщика. Как только Товер вернулся из гарнизона, дядя заставил его купить подарок будущей невесте и вручить вместе с мешком муки да крынкой жирных сливок — символом будущей сытой жизни. Кажется, Товер тогда купил ей платок…

Проклятье! Неужели из всех платков в городе мне попался именно этот?

Я мельком глянула через плечо, взвизгнула, поняв, что Товер почти нагнал меня, и побежала из последних сил. Только то, что братец хорошо набрался, спасало от немедленной поимки. Но даже сейчас он бежал слишком быстро.

Повернув, я выскочила на восемнадцатую улицу. В самом ее конце стоял дилижанс, большой и черный. И что самое ужасное, все уже расселись! На улице никого не осталось!

— Подождите!

— А ну стой, собачье отродье!

Мы с Товером закричали одновременно, и его пьяный бас заглушил мой голос. Дилижанс лениво тронулся, покачиваясь на местами выбитой брусчатке.

Я больше не кричала. И на Товера не смотрела. Закусив губу почти до крови, я бежала так, как никогда прежде. Так, будто от этого зависела моя жизнь. Хотя, если задуматься, она зависела. Сяду в дилижанс — и у меня будет шанс побороться за собственные свободу и будущее; упущу — и попадусь сначала Товеру, а потом и чернокнижнику. Весь мир уменьшился до размеров дилижанса и задней ступеньки, на которую я должна вскочить.

В груди горело, будто я вдохнула искры, что теперь занялись пожаром. Во рту поселился солоноватый привкус крови. Перед глазами двоилось. Силы таяли, как первый снег, застигнутый солнцем. Я понимала: надолго меня не хватит. В любой миг уставшее тело подведет меня. Стиснув зубы почти до скрежета, я вложила остатки сил в последний рывок. Дважды пружинисто оттолкнулась, и на третий прыжок вскочила на подножку. Качнулась, не успевая ухватиться, но сидящий рядом старик с неожиданной для него крепостью поймал меня за руку.

— Держись, дочка. Забирайся.

— Спасибо, — выдохнула я сипло.

Смотрела при этом в пол, опасаясь выдать себя взглядом. Ведар правильно напомнил: глаза и голос тоже нужно прятать.

— До куда? Дорожная пластинка есть?

Из дальнего конца дилижанса поднялся проверяющий в фирменном сине-сером кителе и такого же цвета картузе с красной лентой вдоль козырька.

— До Райтена. Вот, — я протянула медную пластинку с насечками.

Проверяющий забрал ее, деловито осмотрел и, кивнув, сунул в сумку на длинном ремешке через плечо.

— Садитесь.

Я прошла к указанному месту. Полнотелая женщина, сидящая по правую руку, сняла с лавки большую плетеную корзину, забитую медовыми яблоками, и поставила на пол. Поблагодарив вполголоса, я опустилась рядом.

Дилижанс потряхивало на кочках. Косые солнечные лучи проникали сквозь узкие окошки, ровной шеренгой идущие поверху. Те, кому они падали на лицо, морщились, накрывались беретами или шляпами. Моя соседка обмахивалась платком, причем делала это так старательно, что иногда задевала его кончиками то меня, то сидящего по другую руку юношу. Напротив нас сидел мужичок в рабочей рубахе, слева от него — женщина в расшитом алыми маками платье и мальчонка лет четырех. Последнему было скучно. Он болтал ногами в коричневых ботинках и пускал начищенными до блеска носами солнечных зайчиков.