Проданная чернокнижнику

Глава 20

Как Самаэль и обещал, слабость начала отступать. Неохотно, едва ли не по капле, но все же я чувствовала, что она тает. Еду мне теперь доставляла служанка — полноватая женщина, чую фигуру я видела лишь краем глаза. Каждый раз, стоило услышать стук в дверь, я отворачивалась. Иногда зажмуривалась для верности. Дожидалась, когда покрывало примнется под ножками переносного столика, находила его края на ощупь и удерживала их, боясь резким движением опрокинуть бокал или тарелку. Лишь когда дверь закрывалась, я переставала прятать взор и аккуратно садилась.

В эти дни Самаэль почти не появлялся. На вторые сутки он передал со служанкой послание, в котором предупреждал, что занят. Я приняла это известие спокойно и о встречах просить не стала. Однако глубоко в душе — так глубоко, что не признавалась в этом даже самой себе, — я ждала их.

Мне нравились разговоры с Самаэлем. Не всегда понятные, рождающие новые вопросы, они дразнили интерес. И может, думать так излишне смело, но мне казалось, Самаэль стал меня видеть. Не как собственность и не как носителя опасного дара, а именно меня — Эвелин. Нет, он по-прежнему отказывался отвечать, если не был в чем-то уверен, по-прежнему не делился догадками. Но по крайней мере, он понял, что неизвестность порождает страхи, и когда мог, старался меня от них избавить.

На третий день мне наконец удалось встать с постели. Ноги подрагивали, да и в пальцах, нервно сжавшихся на столбике кровати, я не чувствовала силы. И все же я справилась, устояла. Медленно, едва ли не по стенке, добрела до ширмы и стянула с нее длинный халат. С юбкой и блузой, боюсь, мне пока не совладать, но продеть руки в рукава и затянуть пояс я сумела.

Когда в дверь постучали, я уже сидела в кресле. Крикнула, разрешая войти, и закрыла глаза. Не сдержала улыбки, услышав удивленный возглас Рагны — той самой полноватой служанки. Дождалась, когда она опустит поднос на низкий стол и выйдет. Оставшись одна, я посмотрела на принесенный завтрак. Каша, политая ягодным сиропом, румяная булочка, чай с брусникой и медом — простая еда, помогающая оправиться после болезни и вернуть силы. Мне такая нравилась.

Я успела опустошить тарелку лишь на треть, когда дверь снова отворилась, на этот раз без стука. Вошел Самаэль. Я улыбнулась, приветствуя, и отставила высокую кружку с чаем.

— Время есть, — произнес он, садясь напротив, — можешь закончить завтрак.

Я покачала головой. Есть под его внимательным взглядом не хотелось. Точнее, не хотелось, чтобы он увидел мои манеры. Меня они вполне устраивали: я точно знаю, что не чавкаю, не путаю приборы и не роняю еду изо рта. Но Самаэль мог оказаться из высокородных айров — никто ведь не знает о его происхождении. И рисковать, выставляя себя посмешищем, я не собиралась.

— Благодарю, но я уже сыта, — ответила со сдержанной улыбкой.

Самаэль, как мне показалось, еле слышно ухмыльнулся.

— В таком случае предлагаю вернуться к разговору о твоих родителях. Что ты о них помнишь?

— Немного. Мне было пять, когда они погибли. Кажется, мы тогда куда-то ехали… — я нахмурилась. — Шел снег… и… и было темно. Да, холодно и темно.

По телу прокатилась волна дрожи, я неосознанно обхватила себя за плечи.

— Ты боишься темноты? — удивился Самаэль.

— Немного, — призналась нехотя. — Кажется, с того времени и боюсь.

— И что же именно тебя пугает?

— Чудовища, что в ней живут. Знаю, что на самом деле их не существует, и то лишь фантазии моего детского разума… но за столько лет мне так и не удалось вытравить этот страх из сердца.

— Чудовища не живут во тьме, Эвелин. Они живут на свету и зачастую носят людские маски. Во тьме же их маски исчезают. Все, что делает темнота — оголяет души. Но она не создает ничего из того, что не существовало бы при свете. Она лишь делает некоторые вещи заметными.

Я пожала плечами, не собираясь спорить о тьме с тем, кому она подчиняется.

— Что еще ты помнишь? — Самаэль вернулся к главной теме.

Я снова нахмурилась и невидящим взглядом уставилась на поднос. Зрение расплывалось, очертания предметов смазывались. Всего несколько секунд, и каша превратилась в белое пятно, а стоящий сбоку чай — в красное. Цвета перемешивались, проступали одно на другом уродливыми пятнами. И чем дольше я за ними наблюдала, тем сильнее все внутри меня сжималось от дурного предчувствия.

— Я… я помню снег и цепочку алых капель. Они вели куда-то… Я пошла по ним, но… — в висках заломило. — Чей-то голос… — я зашипела от боли, тряхнула головой и посмотрела на Самаэля. — Нет, не помню. В мыслях только неясные образы. И пугающая темнота. Ее очень много.

Под пристальным взглядом я поежилась. Сильнее стиснула пальцы на своих плечах, но не отвернулась.

— Если хочешь, я помогу тебе вспомнить, — медленно проговорил Самаэль. — Но это не будет так, как с воспоминаниями Айрис: в них ты разделяла свое и ее сознание. В этот раз, если согласишься, ты снова станешь пятилетним ребенком. И ты снова переживешь смерть родителей. Разница лишь в том, что по окончании ты вспомнишь все.