Произведение искусства

Произведение искусства

Лукреция всегда была болезненной; она помнила, как в детстве часто лежала в кровати, вся бледная, температура высоко поднималась, а лекарства настолько горчили, что она клялась себе взяться за собственное здоровье и укрепить его, чтобы не отставать от своих одноклассниц, любящих играть в волейбол, а в особо жаркие дни лежать в тени персиковых деревьев. Родители делали всё, лишь бы сквозняки не касались детского тела, во время болезни нанимали частных учителей и были одними из первых людей, которые дали зелёный сигнал новому, экспериментальному методу лечения, что вскоре стал самым действенным и популярным среди итальянских богачей, на чьих телах потом исчезали метки.

Идея была до гениальности простой: путём многочисленных экспериментов выяснили, что, нанося татуировки, можно не только вбивать в кожу краски, что потом легко вымываются и испаряются, но и лекарства, что потом текут в тело, отделяются от красок и способствуют выздоровлению. Пока всё было на уровне опытов, тайну хранили, как сокровище, многочисленные татуировщики, повязанные секретами, научили своему хитрому ремеслу врачей и были вознаграждены деньгами и известностью — о них печатали в газетах, в их салоны зазывали, и радовались все: дельцы, умело раскрашивающие тело, и клиенты, получающие прекрасные рисунки.

Родители Лукреции пришли к врачам тайно, так как их соседка была доктором, рассказали о часто болеющей дочери и предложили им большое состояние и известность, чтобы они тщательно исследовали их девочку и начали лечить новым способом. Именно так девушка из богатого рода Мацарини, что славился особыми, талантливыми людьми, первой легла на операционный стол, чтобы её вылечили при помощи татуировок. Её мать, Елена, не спала всю ночь, сидя под дверьми операционной палаты, отец, Рафаэль, осмотрев больницу, сказав, что им нужен явно щедрый меценат, и с лёгкой руки главного врача им стал, до конца своей жизни обеспечивая большое здание и зная, что его деньги идут на благое дело.

Елена Мацарини славилась как талантливая танцовщица главного театра, она солировала во многих номерах, удивляла своей страстью и фигурой, которая не испортилась даже под тяжестью лет. На момент рождения Лукреции ей было всего двадцать, она была полна желания танцевать, потому, просидев с дочерью год и ни разу не покормив её грудью, вернулась на сцену. Дочь хотела быть такой же, как и её мать, испытывала странную страсть к балету, но из-за своих болезней не могла заниматься буквально ничем, лишь читала.

Рафаэль Мацарини являлся художником, полотна которого оценивали высоко, и был старше Елены примерно на десять лет, но всем было ясно, почему они сошлись, такие противоположные, но такие похожие друг на друга: женщина пленила его своей энергией, а он её — спокойствием. Он искренне любил их общую дочь, отдавал ей всё самое лучшее, потому однажды и заметил, что она с маленьким куском мрамора, который мужчина дал ей подержать, сотворила чудо. Через месяц упорных трудов Лукреция преподнесла матери небольшой подарок: небольшой мраморный кулон в виде птицы с шипастой розой в небольшом клюве.

«Это гениально, — проговорил тогда друг Рафаэля, — твоя дочь в столь юном возрасте обуздала мрамор и даже не испортила его».

Рассматривая крошечные шипы на ненастоящем стебле цветка, глазки-бусинки, в которых отчётливо был виден зрачок, и небольшие цепкие коготки, супруги Мацарини пришли к выводу, что раз у девочки есть задатки, так их надо развивать всеми силами. Специальная школа приняла Лукрецию с рекомендациями от великого отца и его друзей, что готовы были поручиться, что из этой девочки с мягкими волнистыми каштановыми волосами и умными карими глазами выйдет очень хороший скульптор.

Как только девушка достигла девятнадцати лет, она получила аттестат об окончании старшей школы с уклоном на искусство и блестяще легко поступила в университет на заочное обучение. Но продолжать обучение после получения диплома, над которым корпела достаточно долгое время, не стала и вместо этого собрала свои вещи, нужные для проживания и творения, расцеловалась с родителями и удалилась из шумной Венеции в удалённую часть Италии, в Сан-Джованни-ин-Гальдо, в виллу своей семьи, чтобы уже там спокойно продолжать жить и работать. Там она проводила свои лучшие годы в жизни, и родителям будет лучше, если они не узнают о такой жизни их хорошей девочки.

Бар «Магнолия и апельсин» был одним из пристанищ Лукреции, когда она отдыхала, а не в порыве вдохновения трогала глину или же вырезала цветы из мрамора. Её там ждали буквально все, бармен знал, что для неё коктейли нужно нести в секцию для курящих, а ещё если там играл джаз, то надо обязательно сделать громче. Девушка спустилась вниз по лестнице, слегка оглядела помещение, кивнув знакомому официанту, и устремилась в секцию, в которой всегда и сидела — только сегодня она будет не одна там находиться, ведь совершенно случайно человек, с которым она была знакома, позвал её сюда.

— Сеньорита Лукреция! — он заметил её быстрее, и глаза девушки зажглись — она даже перестала распечатывать новую пачку сигарет.

Матиас Феррари был одним из тех врачей, что практиковали татуирование, и говорили, что он хоть и молод, но рука у него набита и он никогда не промахивался. Совсем недавно он излечил Лукрецию от достаточно тяжёлого кашля, который мешал ей спать, и вот они встретились вновь, но не для того, чтобы обсудить дальнейшие пути лечения.

Молодой человек поцеловал тыльную сторону ладони девушки и усадил её на стул, а подоспевший официант вновь услышал «Как обычно» и пошёл за коктейлем. Как только Лукреция удобно устроилась, она поправила буйные волосы, вновь понимая, что при виде именно этого врача вечно начинала нервничать, будто что-то шло не так. Она получила сообщение, что он здесь, буквально случайно, потому что, когда находилась в мастерской, отключала средства связи, но тут само провидение заставило её взять телефон с собой.