— Заходи, — посторонился Евлампий, приглашающе махнув рукой. — Негоже на пороге стоять.
Войдя в просторную, светлую избу, я удивленно посмотрел по сторонам.
— Богато живёшь, — не сдержался я, — Вижу пошло тебе в прок ромейское золото.
— А ты чужого не считай, — подтолкнул меня к столу Евлампий. — Достаток не трофеями определяется. Жить по совести надобно.
— По совести это хорошо, — кивнул я, присаживаясь на широкую лавку. — Да только где сыскать-то её, совесть эту. Не в почёте она нынче.
— Она никогда в почёте не была, — спокойно ответил Евлампий. — Да мир до сих пор на ней держится.
Покачав головой я смотрел как рослый и крепкий мужик выставил на стол чугунок с кашей да плошку с квашенной капустой.
— Греческая закуска? — удивился я, разглядывая капусту. — Богато живёшь!
Поморщившись, Евлампий присел напротив меня и придвинул к себе запечатанный кувшин. Ловко развязав горлышко он небрежно откинул в сторону тряпицу.
— Ну говори, — налил мне отвару Евлампий. — Зачем пожаловал?
— Князь велел, — ответил я отхлебнув горячего напитку и закусывая капустой. — Беспокоится.
— Неужто опять с братом поссорился? — нахмурился Евлампий.
— То мне не ведомо, — пожал я плечами, — мне приказано навестить тебя и узнать, когда готов будешь в столицу приехать. Ждёт тебя князь, о долге напоминает.
— О долге, — прищурился Евлампий. — О долге я помню. Да только кто кому ещё задолжал разобраться надобно.
— Как это? — удивился я, едва не пролив отвар из чашки. — Неужто ты на князя намекаешь?
— Удивлён? А я не намекаю, я тебе прямо говорю — должок у князя предо мною.
— Смотри Евлампий, — поставил я на стол кружку, — опасные речи ведешь. На князя напраслину наводишь. Разве это всё, — обвел я дом, — не на золото княжеское куплено?
— Ты за языком то следи, — облокотился на стол Евлампий. — Металлом с варягами расплачиваются, а я ближник. Дружбой своей князь верность мою купил. А сейчас что же это получается?
— Что? — не успевал я за мыслью богатыря.
— Кончилась дружба-то, — спокойно продолжил Евлампий. — Была да и вышла. А нет дружбы, нет и службы.
— Как это кончилась? — удивился я. — Князь тебя на службу зовёт, подарками не обидит. Разве это не дружба?
— Какая уж тут дружба, — вздохнул Евлампий, — коли он меня за варяга своего принимает.
Наклонившись над столом, я пристально посмотрел в глаза богатырю.
— Даже если обижен ты на князя, о Руси подумай. Что с ней будет, коли все по избам сидеть станут? Каждый к своей сторонке прижмётся, об остальных позабудет. Так и сгинем все, ворогам на радость.
— Так и сгинем, — грустно кивнул на мои слова Евлампий. — Верно говоришь.
— Тогда поехали к князю. Не ему послужи, Руси.
— Видишь ли, — покрутил в мощных руках кружку с отваром Евлампий. — Поздно уже.
— Чего поздно? — оглянувшись я посмотрел в окно. Солнце было ещё высоко. — Как раз успеем до вечера оборотиться.
— Поздно уже, — повторил Евлампий вздохнув. — Ты говоришь право, но Русь уже обречена.
— Как это? — не понял я.
— Нет дружбы, — задумался богатырь. — А коли нет её, о чем теперь говорить? Всё остальное к ней приложено было, а как выдернули её из людей, из князя, обрушится всё рано или поздно. На ней Русь крепилась. На дружбе и доверии.
— Ты мне прямо скажи, — стукнул я кулаком по столу. — Поедешь к князю или нет?
— От службы не отказываюсь, — нахмурился Евлампий. — Но толку в том не будет. Проклят я.
— Как... Проклят?
— Говорю же, нет больше дружбы. Была сила богатырская, да кончилась вся, когда её для личных дел княжеских использовать стали. Не любит такого она, дружбы человеческой хочет. Жития по совести требует.
— Так ты это... — едва смог вымолвить я слово. — Не богатырь теперь, что ли?
— За словами-то следи, — прищурился бывший богатырь. — Я тебя и сейчас в узел завязать смогу.
Сглотнув внезапно застрявший в горле ком я со страхом отодвинулся от стола.
— Да как же это... — вымолвил я, обернувшись на скрип ведущей в горницу двери. В светлицу зашла статная молодая женщина, неся в руках ещё один кувшин. Повязанные косынкой волосы и кружевной сарафан прозрачно намекали на статус красавицы.
— Жена моя, — довольно улыбнулся Евлампий кивнув в сторону женщины. — Токмо о ней теперь все заботы мои.
Подойдя к мужчинам, красавица поклонилась гостю и поставила к ним на стол новый кувшин. Обхватив её за талию Евлампий притянул женщину к себе и привстав крепко обнял.
— Смотри, — повернулся ко мне Евлампий. — Вот оно, проклятие моё.
— П-п-п... Проклятие?! — я едва нашел в себе силы чтобы подавить вспыхнувший страх. — К-к-к... как проклятие?
— Когда кончилась дружба с князем, тосковал я сильно, — рассказал Евлампий, сделав знак рукою жене. Та, молча поклонившись, удалилась. — Не мил мне стал белый свет. Разве можно богатыря словно пса цепного держать?
Я молча слушал, искоса поглядывая на дверь за которой скрылась женщина. Ведьма? Чур меня, чур! А ведь и не скажешь...
— Так и скитался в бессилии по княжеству, пока её не повстречал. Приютила она меня, обогрела, свет белый в оконце показала. А встав поутру, понял я, что проклят. Никуда теперь от неё не уйду. Люблю я её, безмерно.
Отредактировано: 05.12.2022