Когда-то здесь кипела жизнь. По вечерам все жители собирались на улице: дети играли на пустыре, собираясь большой компанией, чуть неподалеку паслись животные, а мужчины и женщины занимались своими домашними делами, временами поглядывая за шумной детворой.
Потом Боги осерчали и прокляли нашу деревню.
Сначала пришел мор, забравший добрую половину скота, затем начали болеть дети, после дошло и до взрослых жителей деревни. Каждый день раздавался звон колоколов, оповещая, что еще кого-то из наших соседей больше нет в живых. Вечером тела хоронили в общей могиле, а после пили напропалую, рискуя утром не проснуться.
Я сидела рядом с отцом, когда местная бабка, славившаяся своими шаманскими корнями, вдруг заговорила на древнем языке богов. Ее глаза побелели, а сама она уже не принадлежала себе, передавая волю тех, кто могущественнее нас. Древний язык знали только шаманы и вождь деревни, коих уже давно не было в живых.
С каждым новым словом деревенской ведуньи всем становилось не по себе. Иногда ее голос затихал, в другой момент становился громким и раскатистым, заставляя сжаться в своем уголке и больше никогда не выползать наружу.
Боги требовали подношение. Кровь невинной девы должна была окропить алтарный камень на рассвете воскресного дня, только тогда жителям даруется прощение, а смерти прекратятся.
Все взгляды обратились ко мне. Отец поднялся на ноги и загородил меня собой, а после громко сказал, что не даст свою единственную дочь на растерзание богам. Поднялся шум и гам: люди кричали и требовали, просили и умоляли, обещали, что моя смерть не станет напрасной, ведь тем самым я спасу деревню от вымирания. Но готова ли я была на подобную жертву? Никто не спросил меня об этом, все лишь уповали на собственное спасение. Своя одежа ближе к телу, и это неудивительно.
Мне только исполнилось шестнадцать, и я мечтала жить долго и счастливо, выйти замуж, родить детишек, а вместо этого осталось единственной молодой девушкой в деревне, той самой, чью кровь затребовали боги. Не так я хотела умереть... совершенно не так.
Неделя прошла будто в бреду. Отец запретил мне покидать пределы дома, сам же сидел на крыльце, охраняя вход, в надежде не допустить ко мне деревенских. Такое существование было в тягость. Все прекрасно понимали, не согласись я на жертву, деревня все равно вымрет, а так моя смерть хотя бы принесет пользу.
Утром в воскресенье я стояла у алтарного камня в белых одеждах. Распущенные волосы шелковистой волной струились по плечам и спине. Я была готова. Мне помогли взобраться на камень, холодивший кожу даже сквозь плотную ткань. Закрыв глаза, я слушала речь старосты деревни, взявшего на себя непростую роль жреца, должного окропить камень кровью невинного. Когда он затих, я на мгновение открыла глаза, успев заметить блеск кинжала, а после наступила темнота.
*** *** ***
— Стойте! Стойте! — кричала спешившая бабка-ведунья, размахивая древним свитком. Жители деревни обернулись к ней, не зная чего еще от нее ждать. — Я неверно перевела послание богов, убивать никого не нужно...
Отредактировано: 08.01.2020