Просьба Марии

Просьба Марии

Архистратиг Габриэль лениво проглядывал бумаги, которые за время его отсутствия успел услужливо разложить крылатый вестник. Архистратига не было всего с четверть людского часа, а бумаг накопилось так, будто его не было два дня, не меньше!

–И чего все так любят писать? – задумчиво вопрошал у пустоты Габриэль, проглядывая наскоро бумаги. Рутина, конечно, но и ею надлежит заниматься, чтобы не допустить хаоса. Служебные записки о просьбе реставрации крыльев и доспехов, прошения об отпусках (а работать кто будет?), стандартные доклады о прошедших дежурствах – изо дня в день всё одинаково. Иногда Габриэль даже скучал по временам, когда его посылали в бои и на миссии – сейчас это было редкостью, а вот разные отчёты, доклады, совещания – суровой обыденностью. Большая часть дел просто не требовала вмешательства такого сильного существа как архистратиг, обходились малыми силами, и Габриэль порою не удерживался от ворчливого замечания:

–Раньше было лучше!

Раньше кипел океан, легионы тьмы шли по пустыням, кровь лилась реками и заливала всю землю, повсюду бушевало едкое пламя…

В те дни Габриэль мечтал о покое, о, хотя бы одном дне без боя, без меча в руках. Теперь же ему отчаянно не хватало драки. Настоящей, а не дипломатической.

Но реальность разочаровывала. И деться от этого было нельзя. Вот и оставалось архистратигу, покорному воле своего Владыки, сидеть и разгребать раз за разом рутину. Впрочем, отчёт молодого ангела из числа дежурных его даже позабавил: ангел писал, что видел демона, шедшего в булочную.

Писал с ужасом. После слов «демон» и «булочная» ставил по три восклицательных знака. Впечатлился, бедняга. Хотя все по опыту уже знают, что демоны в большинстве своём – сладкоежки, да и вообще большие любители хорошо поесть и выпить в людском мире, если представляется такая возможность, и писать про них подобные заметки уже просто неприлично. Это равнозначно тому, что демоны в своих отчётах будут указывать про ангелов, которые направляются в лавки с обувью при первой возможности – ведь всем хорошо известно, что ангелы очень любят ботинки и туфли.

Нет, вообще-то их сотворили босыми. И долго они шли босыми, пока Адам и Ева, изгнанные из Эдема, не ввели моду на сандалии. Ангелы посмотрели и подхватили. В сандалиях было в бою удобно, но чего-то не хватало. Потом уже пошли в историческом ходу разные новшества, и в итоге сейчас для ангелов представал удивительный мир обуви, когда правый и левый ботинок стали шиться по разным лекалам! А некоторые обувных дел мастера и вовсе тачали свою обувь по разной ширине стоп!

–Ноги как в облаке! – хвастался недавно архангел Рафаэль, демонстрируя собратьям лаковую пару мягких туфель…

Рутина рутин с малым проблеском света.

Впрочем, сонливость вдруг сняло как рукой. Он увидел среди оставшихся бумаг письмо, адресованное коротко и ясно: «Габриэлю». Без титула, без приставки «Светлейший», коротко и информативно. Это было интересно.

Габриэль развернул письмо и прочёл несколько строк, написанных неуверенной дрожащей рукой:

«Заступник людского мира, защитник Царства Небесного, навести меня в моём горе или вразуми меня в моём несчастье.

Мария».

Настроение лучше не стало. Всякое любопытство прошло. Ну вот, и до него добралась Пречистая Дева Мария! Как сама надежду потеряла, как перестала искать заступничества у людей бывших, а ныне апостолов да святых, так и на него перешла. Хорошо знал её горе и несчастье Габриэль. Без всякого визита к ней знал.

Она хотела видеть сына. Того самого сына, который не был её, по общему счёту. Да, она выносила его во чреве своём, да, она его воспитала до первых лет осознанности, но это не был её сын – это был сын Владыки для всего человечества. А она хотела, чтобы это было не так, и он был её мальчиком, её ребёнком.

Ей дали после смерти титул в Небесном Царстве, дали почёт и уважение, но она всё искала одной с ним встречи, и не находила. И не радовали её ни радуги, ни арфы, ни чудесные облака. Ничего не радовало. И никто.

Габриэль не навещал раньше Марии Пречистой. Да и сына её видел лишь раз или два по службе. Габриэль вообще старался держаться подальше от всех людских миссий – он был их древнее, и помнил старый порядок мира.

Порядок, который ныне канул в небытие, и который превратил ангелов и архангелов в обыкновенную обслугу людского мира.

Строго говоря, Габриэль мог не идти – он ничем не был обязан Марии. Мог собрать совещание и затянуть бюрократизм до упора так, чтобы все про это письмо позабыли. Но он слишком много времени провёл в людском мире, служа людям, и разучился терпеть их слёзы. Милосердие подняло в нём голову, и Габриэль направился на эту встречу.

***

Между прочим, не так много осталось ангелов и архангелов, что помнили, как выбрали именно Марию. А вот Габриэль обладал прекрасной памятью.

В тот день рассматривали множество кандидатур, замужних женщин и юных дев из выбранного Владыкой города.

–Зачем деву-то? – не понимал тогда (и, если честно, сейчас) Габриэль. – Хватает ведь и добродетельных замужних женщин!

–Надо, чтобы все поняли, что она чиста и это чудо! – сурово обрывал архистратиг тех лет, глядя на Габриэля как на идиота.

–Понимаю, вопросов нет, – соглашался Габриэль, – но неужели это такая большая разница? Иной и в деву не поверит! Не будет же она всем и каждому доказывать? Да и дела грядущего, дела её ребёнка важнее…разве нет? Вспомните Моисея! Он родился в обычной семье, и никто не жаловался!

Но тогда Габриэль был ещё молод душой. Его голос не приняли, и решением архистратига тех лет вычеркнули из списков всех замужних женщин.

Затем начался отбор. Убирали ленивых, сварливых, изнеженных, капризных – чему такие могут служить в благом деле? Здесь Габриэль не возражал. В конце концов, осталось две кандидатуры: Мария и Елисавета – две непорочные девушки, славные и известные добродетелью и трудом.

–Голосуем! – объявил архистратиг.