Простить. Ненавидеть

Глава 1 Богатство на ладони

«Чтобы нечто уничтожить, необходимо прежде дать ему расцвести. Чтобы нечто у кого-то отнять, нужно прежде дать ему. Это называется глубокой истиной. Мягкое и слабое побеждает твердое и сильное...»[1]

Стас отложил книгу в сторону и посмотрел в иллюминатор. Прямо перед ним покачивалось крыло самолета, а вокруг, насколько хватало глаз, расстилался серо-белый туман облаков.

Когда-то еще в детстве отец собрал для него модель самолета и подвесил на ниточке над кроватью. Стас смотрел на самолет и представлял, что он летит куда-то через ночь и бурю, а внутри сидят отважные путешественники, которых ждут впереди увлекательные приключения и несметные сокровища.

Возможно и они сейчас на самом деле никуда не летят, а болтаются в абсолютной пустоте, подвешенные за ниточку Создателем. Вот только отважными путешественниками их никак не назовешь. Скорее кучкой мелких бандитов, среди которых оказался он - потомственный интеллигент. 

Чтобы окончательно не попасть под власть меланхолии, Стас задвинул штору и откинулся на спинку мягкого, обитого светлой кожей кресла. Напротив, в таком же кресле, отделенном от его низким журнальным столиком, сидел полный шатен с плоским лицом и похожим на калошу носом. Звали шатена Юрий Константинович Звоницын, и Стас являлся его личным врачом.

На журнальном столике лежал небольшой металлический чемоданчик. По тому, с какой бережностью Звоницын с ним обращался, становилось понятно, что содержимое чемоданчика имеет немалую ценность. Именно ради него тот летал в Екатеринбург, откуда они сейчас и возвращались. Звоницын вез чемоданчик для некоего Большака. Сам Стас этого человека никогда его не видел, но  не  раз замечал, с каким уважением и даже трепетом произносилось его имя среди людей Звоницына.

Стас познакомился с Юрием Константиновичем полтора года назад, когда работал кардиологом в одной из частных клиник. Звоницын обратился к нему за консультацией и буквально на третьем приеме предложил стать личным врачом. Стас очень хорошо запомнил тот день, потому что именно тогда принял одно из самых неправильных решений в жизни – согласился на предложение Звоницына...

Стояло морозное солнечное зимнее утро и узоры на стекле сверкали так сильно, что становилось больно глазам. Голый по пояс Звоницын сидел на кушетке, уперев в нее крепкие жилистые руки, и “купола” татуировок на его плечах рассказывали о том, что большую часть жизни он провел на зоне. Рядом на кушетке лежали его вещи, а поверх них очки в золотой оправе. Уже потом Звоницын рассказал Стасу, что вообще-то зрение у него отменное, а очки он носит для того, чтобы казаться интеллигентнее.

- Знаешь, что я решил, Стасик? - развязно спросил он. - Я бизнесмен, часто бываю в разъездах и хотел бы, чтобы меня везде сопровождал личный дохтур. Понимаешь мою мысль?

Стас сказал, что понимает. Потом они еще немного поговорили и сошлись на кругленькой сумме, которую Звоницын обязался ежемесячно выплачивать ему за работу.

Однако быть его личным врачом оказалось совсем не так, как представлялось Стасу. Конечно у Звоницына были проблемы с сердцем – еще бы, попей ее родимую столько – но врач ему нужен был скорее для понта. Например, он любил, сидя в чаду и аду какого-нибудь вертепа, сострить, что бухает исключительно под присмотром кардиолога. В такие минуты Стас ощущал себя даже не очками в золотой оправе, а той-терьером, выглядывающим из сумочки гламурной дивы. Существом совершенно бесполезным, но нужным для имиджа. 

В общем, если бы не оговоренное сначала вознаграждение, жизнь стала бы совсем безрадостной, хотя и оно в последнее время особой радости не доставляло. Почему-то Стас стал все чаще грустить о былых временах. И самое примечательное, что с наибольшей теплотой вспоминалась не работа в частной клинике, а тот недолгий период когда он, будучи еще студентом, ездил на скорой. В том времени присутствовала необыкновенная свобода и уверенность, что держишь в руках ключи от всех возможностей в мире. Проблема состояла лишь в том, как выбрать правильную дверь. 

На деле же оказалось, что никакой свободы за дверями нет, а есть душные кабинеты, наполненные неумными властными людьми...

- Чё загрустил, дохтур? - спросил Звоницын и отхлебнул коньяк прямо из бутылки. На протяжении всего полета он беспрерывно пил, так что теперь имел вид расхристанного гуляки, подброшенного вихрем судьбы на высоту десять тысяч метров.

- Так, - уклончиво ответил Стас. - Обо всем понемногу.

- Ты слишком много думаешь, - с ухмылкой заметил Звоницын и постучал горлышком бутылки себе по виску. - Горе от ума.

Сидящие на диване в хвосте самолета охранники рассмеялись.

В этот момент что-то оглушительно грохнуло, и самолет вздрогнул так, будто столкнулся с чем-то в воздухе. В следующее мгновение уши просверлил звук воздушной струи.  Самолет клюнул носом и пошел вниз.

Появился едкий дым. При попытке вдохнуть, он обжигал горло, и Стас закрыл нос рукавом, стараясь вовсе не дышать. К счастью как раз в этот момент из потолочного отделения вывалились кислородные маски. Они раскачивались на шлангах, напоминая висельников. Надсадно кашляя, Стас поймал ту маску, что была ближе, надел на лицо и включил подачу кислорода.

Наверное на короткое время он все-таки потерял сознание, потому что пришел в себя уже полулежащим в кресле. В салоне ничего не было видно из-за сильной задымленности. Из хвостового отсека слышался захлебывающийся кашель.

“Надо помочь остальным надеть маски”, - вяло подумал  Стас, но так и остался в кресле.

Шевелиться не хотелось, всем телом овладела прямо-таки смертельная усталость. В дыму мельтешили чьи-то тени, в одной из которых Стас узнал Звоницына.

Самолет по-прежнему падал.

Преодолев слабость, Стас придвинулся к иллюминатору, отодвинул штору и невольно вздрогнул: двигатель полыхал огнем.