Просто отпусти

Просто отпусти

Завязла – ни вперёд и ни назад –
В нелепых ощущениях затворниц...
И виновато-мокрые глаза
У всех моих навязчивых бессонниц...
Есть сто причин на то... но всё – не в счёт.
Лишь у одной моя душа в полоне:
Ты пьёшь тягучий августовский мёд
Не из моих разомкнутых ладоней...

Ариша Сергеева

В маленьком, очень красивом и уютном городке, где жила Линда Вершинина, всё было необычно. Тенистые улицы с фруктовыми и цветочными названиями, засаженные каштанами, грецким орехом и яблонями, расходились концентрическими кругами от площади, где ютились поселковый совет, дом культуры, и универмаг.

Центр города был полностью одноэтажный, с одинаковыми палисадниками и низкими весёленькими заборчиками из раскрашенного во все цвета радуги штакетника.

Несмотря на наличие центрального водопровода, посёлок изумлял числом любовно декорированных резными деталями деревянных колодцев с журавлями и скамейками. Нет смысла говорить о том, что цвело и радовало глаз буквально всё.

Приезжие с удовольствием бродили по улочкам, мечтая пожить здесь хотя бы недельку.

На то они и туристы. Линда здесь родилась и выросла, ей расписная затейливость местности казалась обыкновенной.

Когда-то, даже вспомнить сложно когда, она с девчонками и мальчишками рисовала на асфальте классики, играла в резиночку, в вышибалу, пряталась во дворах, купалась вместе с мальчишками голышом в речной заводи.

Теперь Линда взрослая. Настолько, что недавно пришлось тайком избавляться от неожиданного плода девичьей страсти.

Сама она этого не хотела. Родители настояли.

Было обидно и больно, когда самый дорогой человек, Игорь Калина, в которого была влюблена до головокружений, до истерик и обмороков, которому безоглядно доверяла, струсил, узнав, какой сюрприз созрел у неё внутри от ночных свиданий на совхозном сеновале.

Девочка, воспитанная в родительской любви и неге, была очаровательно мила, стройна, умна, развита духовно и физически, но любопытна, романтична, наивна и чересчур доверчива.

Мальчишки влюблялись в Линду на раз, водили в кино и на танцы, ухаживали, даже целовали несколько раз. Но раскрылась девочка только перед Игорем.

Лишь он сумел разбудить в ней дремавшую женственность, помог преодолеть неуверенность и страх, поселил в ликующей душе восторг единения, радугу чарующих чувств, подарил разноцветье сладостных переживаний и волшебных эмоций.

Игорь стал для Линды всем: печалью и радостью, мечтой, судьбой, эликсиром жизни.

С ним Линда чувствовала себя, как бы это сказать… нет, не принцессой, скорее единственной, самой счастливой на небосклоне судьбы, самой яркой звездой, которую Игорь нежно и трепетно держит в сильных ладонях, и целует, целует, целует.

Линда растворилась в мистическом очаровании юного обаяния юноши, родного и близкого, превратившись в малюсенькую частичку его души, поселившуюся в пылающем сердце, которое щедро делилось теплотой и радостью.

А потом он просто замолчал, потемнев лицом, и трусливо спрятался в своём дворе за спинами влиятельных родителей. Папа Линды тоже был человеком авторитетным, но за дочку не вступился, даже не объяснил ей, почему посчитал это необязательным, даже зазорным.

Родители долго шептались на закрытой кухне, периодически срывались на крик, но невинному малышу, требовательно заявившему о себе в чреве девушки, вынесли однозначный, злой и жестокий приговор.

Сердце Линды остановилось, окаменело, стало холодным, потом с хрустальным звоном разлетелось на мелкие кусочки.

Острые осколки больно впились в тело души, и терзали, до тех пор, пока оно не стало бесчувственным.

Долго, очень долго, несколько мучительных лет, прожила девочка в дурмане хронической меланхолии, мрачного уныния и искренней скорби.

Ночная бессонница приносила невыносимые страдания. Она не могла забыть минуты счастья, казавшиеся теперь вечностью, но совсем не из её жизни.

Линде снилось, как Игорь просит прощение, как дарит охапки ярких цветов. Девочка представляла миллионы свиданий, проживала в грёзах ненастоящую волшебную жизнь, нянчила малюсенькую дочку.

Потом просыпалась, и горько плакала.

Поначалу Линда ждала, что Игорь одумается, поймёт, что так, как она, никто не сможет его полюбить. Девочка всё ещё верила возлюбленному. Она жила и бредила ожиданием чуда.

Время томительно тянулось, мираж рассеялся, но боль не унималась.

Теперь Линде было страшно, что кошмар затянулся, что может никогда не закончиться.

Леденящие душу видения и сопровождающие их панические страхи перемежались депрессиями, затяжными приступами чёрной меланхолии и сентиментальной грусти, когда слёзы лились рекой безо всякой причины, лишь оттого, что ассоциации с чем-то из прежней жизни постоянно напомнили о нём.

Линда разговаривала сама с собой, всерьёз обдумывала способы уйти из жизни, и вполне могла бы воплотить один из таких проектов в реальность, но то, как некрасиво она будет выглядеть мёртвой, вызывало психическое отторжение.

Ей вдруг понадобилось, а через некоторое время стало необходимо записывать внутренние переживания и ночные видения. Творческая деятельность увлекла, превратилась в единственную причину жить дальше.

Родители показывали Линду психиатру, невропатологу, но те не находили патологий.

– Это не болезнь, – говорили они, – всё указывает на утрату желаний, на летаргический сон души. Её можно разбудить, но сделать это может только тот или то, что ввело девочку в эмоциональный ступор.

Теперь родители шептались и кричали на кухне каждый вечер.

Папа пытался поговорить с Игорем, просил его хотя бы сделать вид, что всё ещё любит Линду.

Повзрослевший юноша наговорил папе грубостей и цинично сказал, что Линда, девочка без комплексов, которой грех было не воспользоваться, за что разгневанный родитель сломал ему переносицу.

Несколько месяцев между папами Линды и Игоря с переменным успехом длился поединок возможностей высокого социального статуса. Победителей не оказалось, а нос Игоря зажил.