Просто ты ему (не) нравишься

Просто ты ему (не) нравишься

– Ну и че ты встала?! – Лиля ощутила довольно болезненный толчок в плечо. – Дорогу освободи.

Она послушно посторонилась. Мимо нее проскользнул ее одноклассник Сережа. Он бросил на нее недовольный взгляд и, закатив глаза, вышел из класса. Лиля поджала губы и продолжила убирать свои вещи в рюкзак.

С самого первого дня Лили в новой школе и новом восьмом “Б” классе Сережа Кудринский в лучшем случае делал вид, что не замечает ее, в худшем – был чрезвычайно груб с ней. Лиля не понимала, чем заслужила такое отношение, и не раз прямо спрашивала Сережу об этом, но столкнувшись пару раз с ледяным взглядом его голубых глаз, быстро поняла, что ответа она не дождется. Поэтому Лиля просто начала остерегаться попадаться Сереже на пути.

Делать это было непросто – Сережа жил в том же районе, куда переехала Лиля, и поэтому она часто видела его, когда шла в школу. Он выходил раньше нее, и Лиля предполагала, что это может быть связано с тем, что он не хочет с ней пересекаться. так как это было взаимно, она старалась идти как можно медленнее, чтобы не обгонять его и не получить снежком по спине или смешком по душе.

Не менее часто Лиля встречала Сережу и после уроков – он гулял по району с мальчишками из других классов их школы, в то время как сама Лиля шла на занятия в музыкальную школу или на английский. Когда Сережа замечал ее, он не упускал возможности отпустить какой-нибудь ядовитый комментарий в ее адрес, а его товарищи поддерживали его громким мерзким гоготом. Особенно Сереже почему-то не давали покоя ее щеки (“Эй, хомячок, сколько съела сегодня? А меня съешь?”) и зубы (“Скинуться тебе на брекеты, Матусевич?”).

В такие моменты Лиле становилось обидно до слез, но она старательно сдерживала их, выпрямляя спину и гордо проходя мимо обидчиков. Иногда, конечно, она все-таки пускала слезу, но только когда выходила за пределы своего района. Ей, росшей в доброжелательной атмосфере, было непонятно, за что Сережа так ее ненавидит. Ладно бы он просто не хотел общаться с ней – так ведь он откровенно издевался!

Лиля, может, не так сильно переживала бы из-за этого, если бы хоть кто-то из ее одноклассников открыто встал на ее сторону. Но этого не случилось: даже девочки, с которыми Лиля довольно хорошо общалась, продолжали весело щебетать с Сережей на переменах, а на недоумение Лили, почему они с ним так милы, ведь он грубиян, отвечали: “Да он нормальный, просто ты ему не нравишься”.

Просто ты ему не нравишься. Вот так вот. Самолюбие Лили было максимально уязвлено, а самооценка, и так по жизни невысокая, опустилась ниже уровня Марианской впадины.

Хоть Сережа был красив – очень многие учителя отмечали его сильное внешнее сходство с его тезкой Есениным – и с большинством одноклассников общался дружелюбно, по отношению к Лиле и еще нескольким товарищам он был откровенно враждебен. Именно в тот момент, когда Лиля с этим столкнулась, она наконец поняла, почему ее родители все время твердили про то, что “с лица воду не пить” и что “встречают по одежке, а провожают по уму”.

Однако один случай все прояснил. Как-то раз Лиля была вынуждена возвращаться домой после музыкальной школы в одиночку. Папа, который работал удаленно и потому всегда мог встретить ее у метро, уехал в командировку в другой город, а мама, которая нередко заезжала за Лилей на машине, задерживалась на работе – близился конец третьего квартала и ей надо было доделать отчет и привести в порядок документы.

Лиля была не в восторге от того, что ей придется идти домой одной: был конец сентября и темнело уже довольно рано. А ходить по темноте в одиночку Лиле никогда особо не разрешали – из-за того, что она единственная дочь своих родителей, те очень волновались за нее и максимально берегли. Иногда Лиле было это в тягость, но сейчас, шагая по хрустящей опавшей листве и теснее укутываясь в объемный мамин шарф, Лиля понимала, что когда тебя есть кому встретить у метро – это счастье. Такое же, как и когда приходишь с папой домой, а на плите уже стоит теплый ужин.

Но сегодня другого выхода не было, поэтому Лиля как можно увереннее направилась в сторону дома. Чем больше она удалялась от автобусной остановки и оживленной дороги, тем меньше ей встречалось фонарей и больше – подозрительных людей. На самом деле в них не было ничего подозрительного: когда встречные прохожие входили в свет фонаря, Лиля видела, что это всего лишь слегка подвыпившие мужички-работяги навеселе, или родители с детьми, или молодой парень в объемной куртке и со здоровенной овчаркой. Один раз встретилась молодая женщина лет тридцати, которая довольно громко и эмоционально разговаривала по телефону с некой Галей. Проводив незнакомку взглядом, Лиля задалась вопросом, не страшно ли этой женщине вот так в одиночку ходить по темным улицам. Да, фонарей на аллейке, по которой шла Лиля, было достаточно, но небо-то темное и людей мало, что уже делало атмосферу довольно жуткой.

Пройдя еще несколько метров, Лиля села на скамейку и принялась делать вид, что зашнуровывает ботинки, а сама краем глаза уловила движение. Кажется, кто-то шел за ней, а когда она практически повернулась в его сторону – быстро прыгнул в сторону, к кустам и деревьям. Лиля встала и пошла дальше. Когда она прошла две лавочки и почти дошла до третьей, позади раздался хруст листьев. Лиля обернулась, но никого не увидела.

Она нахмурилась. Сначала она думала, что ей показалось, но нет: за ней определенно кто-то шел. Она постояла еще немного, думая, что ей делать, но быстро поняла, что не имеет смысла оставаться здесь – чем быстрее она дойдет до дома, тем лучше. А если она не будет шевелиться, человек, который шел за ней, тоже не двинется с места.

Глубоко вздохнув, Лиля продолжила путь домой. Чем дальше, тем меньше становилось уличного освещения, и Лиля невольно ускоряла шаг. Сердце уже трепыхалось беспокойной птицей, хотя Лиля шла не намного быстрее, чем обычно. Когда она пошла по дороге, усеянной опавшими листьями, хруст ее шагов отдавался эхом. Но Лиля тут же поняла: это не эхо. За ней идут.