Простуженная

Простуженная

Сириусов Альберт Тимурович строгим взглядом окинул аудиторию. Вся эта «серая масса неучей» портила ему предновогоднее настроение. Он внимательно следил за посещением своих лекций, добавляя балл на экзамене тем, кого видел хотя бы пару-тройку раз. Присутствующих же на пересдаче студентов Сириусов не знал. Потому его особенно злило, что пересдачи с «ними» ему поставили аккурат перед Новым годом, а не после. Изначально экзамен у студентов принимал его коллега, так как сам Альберт Тимурович отбыл на конференцию по изобразительному искусству от кафедры университета. И вот тридцать пар глаз воззрились на него. Некоторые смотрели на преподавателя взволнованно, другие инертно, из серии «да нам пофиг на твоё искусство, мы здесь временно, надо же было на кого-то пойти учиться», третьи нагло, мол «скажи спасибо, что тебя посетили, дядя», четвёртые угрюмо и недовольно, пятые бегло, очевидно торопясь по своим делам, и лишь у одной девушки был серьёзный, напряжённый взгляд, который заглядывал Сириусову куда-то в душу. Она внимала каждому его слову, то сужая сосредоточенно выразительные глаза, то расширяя в ужасе, и то и дело надувала пухлые губы, иногда закусывая нервно нижнюю. Альберт Тимурович закончил вступительную перед экзаменом сухую речь, сглотнул от повышенного внимания студентки, ослабил галстук и отвернулся к окну, ожидая, пока к нему потянется вереница желающих пересдать.

Она пошла третьей на пересдачу, вся словно наэлектризованная села напротив, поправила выбившийся завиток русых волос до плеч и подняла на него молящий взгляд, полный какой-то душераздирающей безысходности, будто он собирался её пытать, а не экзаменовать.

— Не волнуйтесь вы так, — подмигнул участливо Сириусов студентке и застыл на полуслове, засмотревшись на неё и пропев про себя: «Эти глаза напротив — калейдоскоп огней! Эти глаза напротив — ярче и всё теплей. Эти глаза напротив — зелёные с карим ободком мне всех милей!».

— Легко сказать, — студентка заёрзала на стуле, — Молчанова Акулина Михайловна, — выдохнула она тяжело.

— Вы не посещали мои лекции, Акулина Михайловна? — спросил очевидное Альберт Тимурович и подумал вдруг: «Какой-то у неё смутно знакомый голос, хотя я её вижу впервые».

— Я была простужена, — Молчанова поправила вязаный тоненький шарф на шее, — у меня и справка есть. Я к тому экзамену ведь готовилась, но, впрочем, это неважно.

— Почему же? Прелюбопытно узнать, отчего же вы не сдали экзамен Семёнову в моё отсутствие.

Акулина Михайловна явно смутилась, опустила взгляд и красноречиво замолчала. Она не знала, что ответить Сириусову. Рассказать, как накануне экзамена она заменила лучшую подругу Зойку и сыграла впервые в своей жизни Снегурочку?

Бойкая, пышнотелая Зойка заарканила в начале декабря какого-то заморского красавца, не то Турка, не то Араба. И того грех было упускать. Как молодой девушке отказаться от предложения «шейха» отпраздновать Новый год на берегу моря? И, конечно, вечно уступчивая и милосердная Акулина согласилась помочь подружке да пожелала ей от чистого сердца женского счастья. А сама нарядилась в россыпью каменьев расшитый лазурный, бархатистый костюм сказочной помощницы Деда Мороза, украсив голову высоким, ажурным, богато расшитым кокошником с меховой окантовкой и с ниспадающими жемчужными нитями. Зоя подрабатывала Снегурочкой не абы где, а в элитном агентстве «Снегурочек и Дедов Морозов», потому в распоряжении девушек, женщин, юношей и мужчин, исполняющих роли тех и других, имелись гримёры и костюмеры.

В отличие от сверстниц и той же Зои Акулина не пользовалась косметикой, на выход куда-то она могла скромно подвести глаза и блеском придать цвет губам, но в обычной жизни поддерживала свою естественность, не признавая новомодные хайлайтеры, глиттеры, тени для бровей, воск для губ и прочее. «Пока я молода, зачем мне себя старить и скрывать истинное лицо под толщей косметики?», — рассуждала девушка под смех недоумевающих подруг, однокурсниц и знакомых. Но, когда Молчанова увидела, как волшебно преобразилась после работы гримёра над ней, как чудно похорошела, то потеряла дар речи. «Надо же, Молчанова замолчала», — подколол кто-то Акулину из девушек. Но она не обиделась, с восторгом рассматривая собственное отражение и понимая, что обычно она и правда болтает без умолку. «Щебечет как птичка», — с детства шутили про неё. У девушки был тоненький, но звучный голос, лелейно услаждающий слух других. Если бы у Акулины был музыкальный слух, она вполне могла стать певицей, как мечтала. Но в музыкальной школе родного города ей указали на дверь, потому Молчанова и выбрала профессию искусствоведа, с грустью отказавшись от детской мечты.

— Совсем на себя не похожа, — восхитилась девушка и закрутилась радостно перед зеркалом, напевая тихонько, — и вот она нарядная на праздник к нам пришла. И я не я.

— И лошадь не моя, — басовито прервал Акулину какой-то мужик в костюме Новогоднего волшебника и заржал.

— Вы что себе позволяете? Вы почему мне хамите? — возмутилась робко девушка и тут же вся сжалась. За других хрупкая Акулина могла и в бубен дать, но постоять за себя она никогда не умела. Девушка почувствовала, как закружилась от волнения голова, и запылали и без того румяные щеки под гримом. Она облокотилась о гримёрный столик и расстегнула слегка шубку.

— Эй, красавица нарядная, — мужик подошёл вплотную к Акулине и грозно посмотрел на неё сверху вниз, потрепав большой рукой, точно медведь лапищей, по плечу, — я это пошутил. Ну пригубил мальца, праздник как никак. Да и мечта идиота сбылась на старости лет — Деда Мороза играть буду, — довольно пробасил он, — А ты, стало быть, Снегурка моя в тужурке? Как звать то тебя, пади Алёнушка?

— Марфа, — зачем-то соврала девушка и тут же сконфузилась, врать она не привыкла. Но незнакомец поверил ей, просмеявшись от души и прокашлявшись, потому Акулина не стала более ничего ему объяснять. «Пусть Марфой кличет, от меня не будет. Боюсь, на Акулину он точно бы что-то эдакое придумал и дразнил меня потом.», — с негодованием подумала девушка и топнула ногой в сердцах.