Против правил

Часть первая. Притирка. Глава 1. Офигенная новость

На подносе лежали: два яблока, маленькая жёлтая грушка, горстка мелких красных слив и кучка карамелек.
Поднос стоял на рюмке.
Рюмка была наполнена густым ликёром.
Донце рюмки упиралось Кейси Моргану в переносицу, а сам Кейси Морган стоял на одной ноге на столе среди тарелок и бокалов, далеко откинув назад голову, и расставив для равновесия в стороны руки.

Потолочный светильник медленно менял цвета. Лимонно-жёлтый темнел, переходил в канареечный, наливался апельсинным соком, становился ярко-оранжевым и дальше краснел, обретал закатный пурпур, густой фиолет, и таял сиреневой нежностью. Майская и чистая, она бледнела до бледно-салатового, и тихонько густела, набираясь лаймовой зелени, а потом поспевала до лимонной зрелости. И так по кругу, плавно, оттенок за оттенком, что смотреть - не оторваться, так затягивает.



От цветовых переходов – не от выпитого! – у Моргана кружилась голова. Но равновесие он держал, а как же! Ведь толпа в кабаке ловила кайф от его фокуса, и никак нельзя было провалить трюк и опозориться.

— А ну-ка ещё одну! – Том Шен встал на стул и бросил на поднос эквилибриста ещё одну карамельку в фантике.

На Моргана десять граммов её веса не произвели никакого впечатления. Всё так же довольно посмеиваясь, он продолжал балансировать на столе, наблюдая за сменой цветов потолочного светильника.

Том Шен обернулся к стоящей вокруг стола толпе бездельников.

— Видали, а? От, чё творит!

— Да чтоб я сдох! – изрёк Дик Дан, и, глубоко затянувшись напоследок, потушил окурок в пепельнице.

— Ты крут, Кейси, чтоб я сдох! Слышь? Я те говорю: ты крут! – проорал он. — Мы проспорили! Слезай!

Но Кейси Морган умел держать зал, и, чтобы добавить впечатлений зрителям, два раза подпрыгнул на столе, а вместе с ним подпрыгнули, и приземлились обратно рюмка, поднос и всё, что на нём лежало.
Восторженные вопли, свист и улюлюканье перекрыли рёв колонок, вконец задроченных басами. Дебют эквилибриста прошёл блестяще.

И тем более контрастно прозвучала критичная реплика одного из зрителей, низенького, чуть прихрамывающего толстяка, который растолкал толпу и выдал:

— Финита, бля, комедия, чёртов клоун!

Морган вздрогнул, потерял равновесие и загремел со стола со всем своим добром. Поднос с фруктами и карамельками полетел в одну сторону, рюмка полетела в другую, ликёр вылился липкой лужей на организатора шоу, крепко приложившегося об пол задницей и издавшего горестный вскрик.

— Тревор, блин! – опьянение не помешало Моргану признать старого друга. – Ты чё под руку-то?! - низверженный герой попытался встать, но поскользнулся и вернулся в прежнее положение.

— Да ты сиди. Сиди-сиди, — разрешил Тревор, но Морган всё же поднялся и переместил свой зад на более удобное сиденье барного стула. И жестом показал Тревору, чтобы тот приземлялся рядом.
Тревор и приземлился. Рядом. Подпёр щёку кулаком и с доброй улыбкой погрузился в созерцание помятой физиономии товарища.

— Ну-у! – Морган сделал неопределённый жест рукой. – Припёрся! Оскорбил! Уронил! Испортил представление! «Финита, бля, комедия!» — передразнил он, и, воздев кверху два пальца в жесте "Виктория", патетически возопил в потолок: – The show must go on!— после чего перевёл взгляд на друга и полюбопытствовал: — Ты чё припёрся-то, кайфоломщик? Ты ж не хотел потусить! Передумал?

— Тебя тормознуть пришёл, солнышко, – с широкого лица Тревора не сходила наполненная бесконечным человеколюбием пастырская улыбка, – за твоё здоровье пекусь, зайчик. Завязывай бухать, котик.

— Щас, ага! – возмутился Морган. – Папа родной! У меня ещё целый день отпуска, весь день завтра, целый один день ещё! — напомнил он. — И я собрался посвятить его празднику похмелья! Поэтому сегодня я ужрусь в кашу, а то завтра праздника не будет!

— Кейси, — Тревор наклонился к товарищу, стряхнул с воротничка его рубашки воображаемую пылинку и прибавил всё с той же доброй пастырской улыбкой, — не надо, золотце.

— Чё-й-то не надо? – капризно передразнил его Морган, но всё же он был не настолько пьян, чтобы не оценить чрезмерную заботу старого приятеля. – Не, Тревор, а чё будет-то? - протянул обалдело и пьяно икнул.

— Понимаешь, — с сожалением признался Тревор, — поскольку ты друг мне, а не поросячий хвост, и твоя радость – это моя радость, твоя беда — моя беда, твой косяк – мой косяк…

— Нет, мой косяк – это мой косяк! – возразил Морган и с чувством пропел: – Та-ам для ме-еня гори-ит кося-ак! Как вечный зна-ак забы-ытых и-и-истин!

— Вот клоун, — вздохнул Тревор, — да я не поэтому!

— А почему? – заинтересовался Морган, обрывая песню.

— По кочану! Ты ж сказать не даёшь!

— Дак ты не говоришь!

— Это ты не слушаешь! Слушай!

— Я слушаю!

— Слушай же, клоун!

— Да слушаю я тебя!

— Да нет, не слушаешь! Слушай же! У тебя новый напарник!

Кейси Морган обалдело поморгал, переваривая информацию, потом нашёл на барной стойке недопитый бокал с виски, потряс зачем-то. Лёд в нём давно растаял, но алчущего артиста это не смутило. Он вплеснул в себя последнюю дозу алкоголя, чмокнул губами и печально вздохнул:

— Тревор, фу, как несерьёзно. Ты меня разочаровал.

— Почему это? – усмехнулсяТревор.

— Я думал, случилось чё... А ты обламываешь мне пьянку, потому что у меня, оказывается, новый напарник! – пропёрло Моргана. - Офигенная новость! Напарник у меня новый! Мне надо было сообщить об этом за день до выхода на работу! А то я сам бы не догнал, что мне-сиротке выдадут нового напарника! А напарник-то у нас что? – заинтересовался он. - Супермэн, небось, какой с Цербера, да? Герой-усраться? Медали во всю грудь с закруткой на спине?

— Как же ты любишь пиздеть, Кейси! – эмоционально признал Тревор. – При чём тут Цербер, там одни олигофрены работают! У тебя серьёзный напарник, с таким вискарь в перерыв не тяпнешь и по бабам не побегаешь. Встрял ты, корочь. Завтра приходи за час до работы ко мне в архив, я тебе его личное дело покажу! – и он интригующе подмигнул. – Вот, за этим и приходил, — заключил напоследок и встал, — поехали, подвезу твою пьяную жопу до дому.

— Чё обзываешься-то? — пробурчал Морган, но встал, поискал глазами, чем ещё догнаться, не нашёл и повернулся к скромно стоявшим в сторонке и пытающимися въехать в суть беседы зрителям. — Я запомнил, кто и сколько должен! – заявил он, наставительно поднимая вверх средний палец. – В следующий раз чтоб отдали! — и потопал за Тревором к выходу.
В спину ему летели клятвы преданности, порядочности и любви до гроба.