Противостояние

Противостояние

Меня зовут Ник, мне четырнадцать и я — корабль. Больше года назад я был человеком. Кажется, это было так давно, что я почти забыл каково это. Сейчас корабль — это мое тело, но получить доступ к его управлению я могу только через пилота, а без него я всего лишь думающая груда металла. Но мне не нравится считать себя чем-то неживым, потому что вот он я — я мыслю, следовательно, существую. Не знаю, где я это слышал…

Я законсервирован, и это ужасно, потому что предполагается, что я сплю, но, на самом деле, я все время думаю, потому что в этом состоянии мне ничего другого не остается. Все приборы отключены, а значит, я не могу слышать, видеть или ощущать что-либо, время бесконечно и не понятно, прошла ли минута, день, или год, как и не ясно, сколько еще мне находиться в этом состоянии. И все это время я наедине лишь со своими мыслями. Я не могу прекратить свой внутренний монолог, перестать думать, хотя я честно пытался. Я даже с ума не могу сойти, потому что это не предусмотрено системой, в виде которой я существую.

Я помню, мне говорили, что такой корабль как я, находит постоянного пилота со второго или третьего раза. Но у меня было уже пять попыток и я по-прежнему один. Думаю, консервация — это наказание за то, что я так и не смог ни с кем сработаться. До сих пор не понимаю, почему так произошло. Мне не у кого это спросить, и некому мне помочь.

Когда я был человеком, брат говорил, что я чересчур впечатлительный. Возможно поэтому, когда мой первый пилот — настоящий космический волк, спокойный и уверенный — вдруг собрался ради забавы палить по спасательным капсулам с людьми, я не смог подчиниться. И вовсе не важно, что эти люди — лишь программа на тренировочном полигоне. Но ведь даже пираты соблюдают правило — не трогать спасательные капсулы! Наверное, глупо было высказывать ему все, что я о нем думаю. Надо мной лишь посмеялись и обозвали сопляком. Я не помню, как звали этого пилота. Наверное, это не удивительно.

Потом пришел Вик, страшный хохмач и мысленный болтун. Я так загрузился им, что в половине случаев не понимал, что он хочет от меня на самом деле, а что является шуткой. Тренировка провалилась. И следующая тренировка тоже. Потому что новый пилот, мой ровесник, много умничал, и мы так и не смогли договориться о том, как лучше действовать в бою. А еще он так осторожничал, что я и сам стал бояться сделать что-то неправильно.

С двумя последними не было никаких проблем, я старался помалкивать и четко выполнять то, что от меня требовали. Это было классно. Но я не знаю, почему никто из этих двоих не вернулся.

Что я делал не так и как мне себя вести со следующим пилотом, если, конечно, я когда-нибудь с ним встречусь, я просто не представляю…

Живой корабль — я всегда воспринимала это, скорее, как метафору. СУР — система управляемая разумом, звучит гораздо адекватнее и соответствует моим представлениям о том, что любой корабль управляется человеком и служит для выполнения определенных задач. Он априори не может проявлять норов и не подчиняться приказам. Даже если он живой. Тем более, если он живой, поскольку обязан понимать, для чего он предназначен, и следовать своему предназначению. Да, я знаю, что между СУРом и пилотом образуется особая связь, благодаря которой и возможна их невероятная эффективность в бою. Но я с трудом могу представить себе эту связь. Насколько я помню, таких кораблей существует едва ли больше пятидесяти. Технология дорогая и сопряжена с определенными трудностями, в том числе, этического характера. Но судя по тому, насколько все жаждут получить в свое распоряжение хотя бы один СУР, результат с лихвой компенсирует затраты.

Многие хотели бы быть пилотом такого корабля, многие пытаются, но очень немногим это удается. Мне как-то пришлось общаться с одним таким «счастливчиком» — встреча оставила неизгладимые впечатления — парень, похоже, был чуток не в себе, разговаривал со своим кораблем и едва ли не обнимался с ним. А еще он принципиально всегда обходил тему их связи между собой. Правда, за то, что и как он вытворял в бою, ему можно было простить всё что угодно. Себя же я никогда не представляла пилотом такого корабля, тем более, если это так сильно отражается на собственной адекватности. Мне за глаза хватает командования эскадрой, и ничего другого я не ищу. Но когда меня вызвал полковник Буров и сказал, что мне предстоит пилотировать СУР, мне ничего не оставалось, кроме как ответить «Есть!».

Неприятным сюрпризом оказалась операция по вживлению в мозг чип-контроллера, позволяющего «общаться» с кораблем. Это место на затылке, заживая, жутко чешется, и я прямо-таки изнываю от невозможности это сделать. Ну еще бы! Эта маленькая хреновинка стоит, как истребитель!

Буров сказал, что этот СУР подросток лет четырнадцати. Ора Лилич, армейский психолог, убедил полковника, что мои психологические характеристики идеально подходят для управления этим СУРом. А одним из его аргументов был неуставной синий цвет моих волос, который, видите ли, «свидетельство наличия у меня подростковых реакций на действительность». Буров в курсе обстоятельств, при которых мои волосы навсегда стали синими, и эти обстоятельства не имеют ничего общего с подростковыми реакциями, на которые ссылается Лилич. Странно, что ему не сообщили об этом. Похоже, между этими двумя какое-то непонятное мне противостояние — Буров абсолютно спокоен, Лилич заметно нервничает. Я, как и любой другой, не люблю, когда меня используют, но противиться приказам не имею права.

Теперь мне предстоит космический бой на программном тренировочном полигоне. Космос и мой корабль будут настоящими, а враги — программой, направляемой Буровым, а значит, придется противостоять всем прелестям человеческого фактора, почти как в реальном бою.

А СУР по-своему красив! Удлиненная, чуть приплюснутая форма корабля, полное отсутствие иллюминаторов и какая-то странная зеркальная поверхность. Буров сказал, это не покрытие, а слой внутри обшивки, затрудняющий приборам врага наведение и прицеливание на корабль. Еще этот корабль имеет замечательное преимущество — его невозможно взять на абордаж, по той простой причине, что у него нет стыковочных шлюзов.